- Это ты, Павел...
- А где Величка? - удивился я, что не она вышла мне навстречу. Но едва спросил, понял, что не услышу ничего хорошего.
- Ее нет.
- А где она?
- Ушла на тот берег.
"Тем берегом" в разговорах обычно называли Болгарию.
Время для меня остановилось.
"Мне надо вернуться в Пловдив", - твердила она матери, услышав о гибели отца. И ушла.
- А мне что-нибудь передавала?
- Сказала напомнить, будто она тебе говорила что-то о Елене Инсаровой из романа, что ты нам читал как-то, помнишь?
Я помнил... "Я тоже буду такая же". И слышал, как бьется мое сердце. На свою голову читал я Величке "Накануне"!
- А как ее найти?
- Она запретила ее искать. Сказала, сейчас не до свадеб. Свидимся, когда освободим Болгарию...
Я отправился в Вилково. Но оставался там недолго. Погода сделала невозможной переброску оружия морем, мне велено было возвращаться. Кончились дожди, установилась ветреная осенняя межень, старожилы обещали холодную зиму.
Дом Добревых стал пустым и неуютным. Йорданка замкнулась в себе. Она была из породы не плачущих, а молчащих. Молчал и я. Если бы не Ботев, не знаю, что я сделал бы с собой.
По примеру прошлого года он задумал выпустить настенный календарь. Заниматься им самому возможности не было, и он просил меня помочь. Я занялся подбором материалов.
Выход календаря на 1876 год, изданный Христо Ботевым, стал настоящим событием. Говорю так вовсе не потому, что был причастен к его появлению. Ботев как будто предчувствовал, что это будет за год. Он поднял знамя Васила Левского, напечатав в календаре посвященное Левскому стихотворение.
Пророческие стихи! Много раз читал и перечитывал я тогда и потом эти пронзительные строки, читал и вспоминал Елену Инсарову и Величку, Васила Левского и самого Ботева, вспоминал всех мучеников, погибших в борьбе за свободу Болгарии.
Ботев же в ту пору почти все свое время отдавал формированию четы, в составе которой намеревался вторгнуться на родину. Подбирал людей, обучал их. Ботев хотел видеть во главе четы Филиппа Тотю, опытного гайдуцкого воеводу. Они часто встречались, обсуждали планы вторжения.
Часто я слышал фамилию Бенковского. Ботев высоко его ценил и как-то в узком кругу сказал о нем, что это будущий военный министр свободной Болгарии. Он тогда высоко отозвался о его военном таланте, хотя с сожалением заметил, что Бенковскому не хватает образования.
Разгром восстания в Старой Загоре не только не развеял надежд на освобождение, но еще больше усилил жажду свободы. Всю зиму в городах и селах чистили ружья, точили сабли, изготовляли пушки. Крестьяне, ремесленники, учителя, торговцы, священники, десятки тысяч патриотов из всех слоев болгарского народа готовились с оружием в руках свергнуть ненавистное османское иго.
Для Болгарии настали решающие дни. Это понимали все, чья судьба хоть как-то была связана с судьбой болгарского народа. Я и сам тоже был готов устремиться за Ботевым в тот час, когда он выступит со своей четой.
Нет, я не берусь связать воедино все слухи и вести о великом восстании, какие доходили до меня от очевидцев событий. Я поведаю лишь об отдельных эпизодах. О том, что больше запомнилось.
И начну с рассказа о Бенковском, одном из самых примечательных предводителей повстанческих легионов. Почему с него? Потому что, рассказывая о восстании и о Ботеве, обойти Георгия Бенковского невозможно.
Без преувеличения вся Болгария готовилась к восстанию. По всей стране из подвалов и с чердаков доставали спрятанные ружья и сабли, а те, кому не на что было купить оружие, переделывали ножи в кинжалы, а косы - в сабли. В Панагюриште, в Батаке, в Копривштице каждый дом стал арсеналом или мастерской оружия. Во всей округе за зиму не справили и десяти свадеб, мужчины и юноши, женщины и девушки думали только об одном: пришел час освобожденья.
Вот как настоятель Калугеровского монастыря отец Кирилл исповедовал четников:
- Сколько турок собираешься зарезать? Ружье и пистолеты добыл? Нож маслом смазал? Сухарей насушил? Сколько патронов изготовил? Если меньше трехсот, не дам тебе причастия...
Строг был отец Кирилл. Боялись его четники, на исповедь шли, обвязав себя перевязями с патронами и нацепив под куртки кинжалы и пистолеты.
Центром восстания стало Панагюриште. Здесь Бенковский, избранный Болгарским революционным центральным комитетом руководителем военными операциями восставших, держал совет с другими руководителями и вожаками, отсюда рассылал он гонцов по селам и городам, оповещая всех, кто точил сабли и чистил ружья, что сроком общенародного восстания избран солнечный апрель.
В городе он останавливался в доме священника Георгия Футекова. Хозяин дома и вся его семья, было известно, почли за святое дело отдаться общему делу освобождения родной земли. И еще одна была причина внимания Бенковского к этому дому. Многие поговаривали, Бенковский неравнодушен к дочери Футекова.
Двадцатилетняя Райна по окончании учительской семинарии служила в родном городе учительницей. Отец ее было забеспокоился, уж не завоевала ли Райна сердце Бенковского, ей - двадцать, ему - тридцать, чем не пара? Но поглощенный подготовкой восстания Бенковский как-то мало походил на влюбленного.
И все же в один из вечеров Бенковский оторвал Райну от ученических тетрадей:
- Эх, смотрю я на тебя, все сидишь корпишь, глаза ясные портишь, только ведь грамматикой родину не освободишь!
- А с саблей мне не справиться, - весело, в тон ему, отозвалась Райна.
- При чем тут сабля? - засмеялся Бенковский. - Для такой красавицы найдется дело поважней. Не возьмешься вышить для нашего войска знамя?
И Райна принялась по ночам вышивать знамя для создаваемой Бенковским повстанческой армии.
Он был из тех, кто себя не жалел и с других строго спрашивал. Одно время приблизил он к себе Генчо Димчева, молодого повстанца, пограмотнее и порасторопнее других, сделал его при себе вроде как адъютантом. Но однажды, явившись ночью на одну из своих временных квартир, застал того в постели.
- Срам и позор повстанцу спать раздевшись, в нижнем белье! Боец всегда должен быть готов к бою. За десять дней я не спал и десяти часов!
И прогнал его от себя.
Бенковский был одним из вождей восстания. Вождей было много, может быть, даже слишком много. Все это были люди смелые, сильные, умные, честные, но Бенковский больше других годился в народные полководцы.
Вот только не было среди них стратега, дальновидного мыслителя и деятеля, который повел бы народ к победе и смог бы привести к ней. Не было пока рядом с ними Ботева, скажу я, опережая события. Именно ему судьба предназначала стать во главе освободительной борьбы.
...Пришла пора определить конкретный день выступления.
На 14 апреля в урочище Обориште было назначено всеболгарское собрание представителей революционных комитетов.
В густой чаще зеленеющего букового леса, меж величественных горных хребтов, раскинулась поросшая мелким кустарником котловина. Люди все прибывали. Кто ехал на коне, а кто и на осле. Большинство добиралось пешком. Потому собрались только к ночи.
Шумела река, горели костры, теплый ветер покачивал фонари на ветвях буков. Кто-то подошел к Бенковскому со смоляным факелом, и фигура предводителя выступила из мрака. Был он красив грозной и поистине сказочной красотой: ленты патронов на груди, пистолеты за поясом, строгое, светлое лицо.
- Братья! Каждый, кто пришел с оружием, поднимите свои курки!
И тысячи ружейных стволов поднялись над головами собравшихся со всей Болгарии.
Факел пылал, алые блики пробегали по лицу Бенковского.
- Скажите, братья, - обращался он к людям, вроде даже не повышая голоса и все-таки слышимый всем урочищем, - чего вы хотите? Восстать или остаться рабами султана?
Волна пронеслась над головами собравшихся:
- Хватит пяти веков!!!
Это были слова Ботева. Я слышал их от него. Но это были и мысль, и тоска, и желание всего народа.
Горели костры в долине. Но всем здесь светило солнце, яркое солнце свободы, солнце Болгарии. Какой-то юнак протиснулся сквозь толпу к Бенковскому, подал ему письмо.
- Зачем говоришь вполголоса? - бросил Бенковский подателю письма.- У нас тут секретов нет. - Он помахал в воздухе бумагой, произнес во всеуслышание: - Письмо от генерала Кисельского привезли из Одессы. Он из болгар, этот генерал, предлагает свою помощь, пишет, что может принять командование над нашей армией.
Бенковский обвел рукой пространство вокруг себя, как бы включая в круг все собрание.
- А ты нам для чего? - выкрикнули из толпы.
Бенковский усмехнулся.
- Сколько еще таких генералов явится! Особенно в случае победы. - он за всех давал ответ генералу Кисельскому. - Надеяться мы должны на свои курки, а не на генералов со стороны.
Какой тут поднялся крик.
- Веди же, веди нас, Георгий!
