Сапожник.
Ты молодец; три пенса я тебе
Отдам с лихвою, когда заплатит долг
Пастор. Да, что ты давеча к нему
Ходил, – что ж он?
Жорж.
Прогнал меня и разругал.
Я говорил ему: «Помилуйте,
У нас нет дров, сегодня день торговый,
И надо бы для праздника купить
Говядины». Но он ответил мне:
«Не знаешь разве, скот, что по субботам
Я предики пишу всегда? Осел!
Пришел мешать с своими пустяками
И нить мне мыслей перервал!
Разве не знал хозяин твой
Вчера, что дров не будет у него?
И попоститься завтра не беда!»
Потом с сердцами дверь захлопнул он
И запер изнутри, ворча сквозь зубы.
(Сапожник, слушавший весь рассказ скрестив руки на груди и меняясь в лице, говорит громко и отрывисто и под конец с каким-то восторгом.)
Он пишет предику, он пишет предику!
А сын мой осьмилетний с холоду
Быть может, околеет; а мне
Куска нет завтра перкусить;
Ему, вишь, помешали мы!
О милосердии, конечно, он
Писал, наемный проповедник,
Торгаш даров святого духа!
Не милостыню, а свои я деньги
Просил, и тут осмелился он выгнать,
Осмелился не дать – слуга Христов!
Позор на них, на фарисеев!
(Пауза.)
Нам нет досуга помолиться богу,
Мы сутки целые должны работать,
Чтоб хлеб иметь насущный.
Есть для других науки, книги,
Досуг чем хочешь заниматься,
Для них раскрыт весь мир господень,
И от избытка притупились их
Желанья вялые. А нам что на
Замен всего ограбленного дали?
Работу тяжкую и униженье.
Кто наделил землею их?
И кто б ни наделил, какое право
Имел над божиим созданьем он?
Пришел конец безбожному такому безобразью!
Пора обманов глупых миновала,
Читаем, слава богу, мы теперь
Евангелье на нашем языке родном;
Чего хотел Христос, теперь мы знаем,
Ведь англинский язык – уж не латынь.
Хотел он братства, равенства, свободы,
Хотел, чтоб не было богатых вовсе,
Хотел, чтоб бедным слезы отирали,
Хотел, чтоб все любили всех;
А вместо этого под именем
Божественным Христа-спасителя
Устроили порядок нам прекрасный
Монахи римские и лорды,
Камер-лакеи, чуждые народу,
Которые, народа не спросясь,
Явились представлять его пред троном.
Египетский пора окончить плен,
Израилю пора проснуться,
И утро радостного дня
Для искупленья от цепей
Займется скоро; уже петухи
Не раз кричали громко, громко…
Жорж.
Когда, хозяин, говоришь ты так,
Не узнаю тебя я боле.
Ты будто больше станешь ростом,
И все изменятся черты, горят огнем
Глаза, и страшно мне смотреть
Тебе в лицо, а сердце бьется сильно,
И кровь кипит от слов твоих и вида;
В минуты эти на святого ты похож,
Который был на образе старинном
У бабушки моей: кажись, Фомой
Его звала она, Бекетом.
Нет, мастер Карл, ты не для шила
Родился в свет, и я смекнул уж это.
Послушай моего ты глупого совета:
Парламент всех зовет граждан
Идти на Карла короля; ты силен,
Ты в цвете лет, поди в солдаты,
Меня оставь с твоим мальчишкой,
Бог милостив, без хлеба не умрем.
Сапожник.
Нет, добрый Жорж, совет твой не хорош,
И из войны не будет проку этой.
Разве позволил нам Христос лить кровь?
Забыл ты разве, как он исцелил
Апостолом пораненного вóйна
И меч в ножны велел ему вложить?
Не кровью должно поливать людской
Ту ниву, на которой слово божье
Посеяно; поверь, жизнь грешника
Для бога дорога; меня судьей
Над ним не ставил он, тем больше –
Кровавым мстителем и палачом.
Он всех любил и нам врагов любить
Велел; разбойником – и тем Христос
Спаситель не гнушался на кресте,
А пригласил к Отцу в обитель света.
Не меч вручил нам бог, а слово,
Оно – врожденное, святое право,
И мощь его обширна, велика.
(Кто-то стучится в дверь.)
Сапожник.
Взойди, кто б ни был ты, взойди!
(Входит нищий, весь ободранный и дрожащий от холода.)
Нищий.
Подайте, ради имени Христова;
Не откажите бедному больному,
Второй уж день не ел я ничего.
Сапожник.
Фу, господи прости, недоставало только!
Ну, что я дам ему? Старик, садись,
Брат, здесь; ну, что стоишь, ведь не к пастору,
Не к лорду, а к сапожнику пришел, –
Одной семьи мы дети – руку дай,
А ты, Жорж, в лавочку теперь сходи
И принеси нам завтрашнего джину;
Нам гостя бог послал, так угостим
Его, а завтра бог же нам поможет.
Кусочек солонины где-то был
Да булка… Нет, ее оставлю я
Для Тома. Что ж печален ты, старик?
Забудь, брат, горе на минуту,
Переночуешь здесь и отдохнешь.
Нищий.
Давно такой я встречи не видал;
Где и дают нам деньги люди,
Бросают их, как псу, ногой толкая;
А ты (плачет), спасибо, добрый человек,
Ты душу отогрел больную, –
И ей ведь надо подаянье;
Скажи, мой сын, как поминать тебя
В молитвах мне?
Сапожник (тронутый, сильно жмет руку нищему).
Сцена II
1660. Дорога от Лейчестера в Лондон.
На дороге лежит больная старуха. Издали слышны трубы, охотничьи рога, лай собак. Карл Фокс идет с котомкой за плечами, с ним Жорж.
Нищая
Будьте милосерды,
Добрые граждане,
Не оставьте смертью
На земле забытую.
Вам Христос заплатит
Во сто больше раз!
Карл Фокс.
(Подает ей монету.)
Везде одно и то же,
Везде простолюдин сгнетен, страдает,
И брошен всеми в нищете, болезнях.
Они одни сыны Христа
И право полное имеют
Его всемощным именем просить…
Но стон дошел до Саваофа их,
И вавилонский плен не вечен.
(Фокс садится под деревом с другой стороны дороги.)
А от чего ослепла ты, старушка?
Нищая.
Ах, посетил меня господь, знать, за
Грехи мои; слезами выплакала я
Свет из очей. Три сына было
У меня, и жили во всяком мы
Довольстве, хлеб и скот был свой…
Словами вымолвить так тяжело –
Их старый Нолль всех трех обманом взял
К себе в войска и, окаянный, всех
Сгубил; погибли под Ворчестром двое,
А третий в море потонул, ловить
Когда Нолль посылал по морю
Стюарта молодого, королем теперь
Что стал. В два месяца я поседела;
Как воск, от горя тает тело.
Но тем еще беды не заключились:
Как воротился в Англию король,
И лорд с ним воротился тот, которому
Земля принадлежала нашей мызы,
Кортом удвоил он, чтоб пир задать
Для короля; а без детей мы – как
Без рук, да тут же хлеб не уродился,
Скопилась недоимка… Лорд велел
Продать корову нашу, лошадь
И все обзаведенье… Бог ему судья,
Просилися остаться до уборки
Хлебов, – прогнал, бесчеловечный;
Тут заболел старик мой: на дороге
Лишился ног он от удара,
Год мучился и умер, наконец.
А я ослепла и с тех пор людским
Живу лишь подаяньем. Бог меня
Забыл: не прибирает горемыку.
Карл Фокс.
Привел бы я сюда взглянуть
Кромвелей, Монков и Стюартов…
Да что им нужды, правда, до того,
Что с голоду мрут люди от их славы?!
У них сердца рук наших жестче вдвое…
На сумасшедших люди страх похожи:
Разбойника куют, казнят позорно
За то, что он, спасаясь от голодной смерти,
Безумный, одичалый от несчастья,
Кого-нибудь ограбил и убил;
И рядом с виселицей для него
Те ж руки триумфальные врата
Разбойникам другим сооружают
За то, что грабят днем они, не ночью,
За то, что извели без всякой нужды
Мильоны англичан и их семейства
Пустили по миру бродить.
(Помолчав.)
