душу населения мы за эти пять лет обскакали всех в Галактике. На каждого напасли-наболтали вздора о счастливой жизни на тысячелетия вперёд!.. Шок может быть не только от горя. Повысить цены на продукты, на тот же хлеб втрое и угрести из кармана бедняков двадцать миллиардов и передать их советским столбовым дворянам, удвоив этим белокостникам зарплату, — в шоке те и те. Только одни обливаются слезами горя. Другие обливаются слезами умиления. А неугодным, третьим, танкотерапия. Тем же литовцам, что рванулись к независимости.
— От танкогрома порядка больше, — одобрил военком Дыроколов. Это было его профессиональное, он не мог промолчать. — Страх заставляет почитать!
— Я не думаю, что девятого апреля у тбилисцев прибавилось почтения к Язову. [77]
— Зато прибавилось кое у кого. Маршала подкинули…
— На ровном месте?.. Этому скакуну? Он же «сменил около тридцати гарнизонов»!.. В мирное время… За что? Мамоньки мои, за что? При Суворове маршалами возвращались из боя. А сейчас довольно дать команду солдатам КПСС…
— Стоп! Стоп! — Дыроколов погрозил пальцем. — Ты что-то заговорился. Какие ещё солдаты КПСС? По конституции, у нас армия принадлежит государству!
— В том-то и беда, что лишь по конституции. А на деле и милицией, и КаГеБерией, и армией не заворачивает ли старушка КПСС? Верховный главнокомандующий кто у нас? Разве не гэнсэк?.. Солдат у знамени, давая присягу, что кричит? Служу Советскому Союзу! Ложь кричит. Пора правду кричать. Служу коммунистической партии Советского Союза!
— Ну-у, пе-ерсик! [78] Ну-у, пе-ерсик!..
Дыроколов вяло погрозил пальцем и вежливо хмыкнул.
— Так вот, — продолжал Колотилкин, — раньше маршалами становились в бою. А сейчас напусти солдатушек КПСС бить сапёрными лопатками мирных тбилисских старух, беременных женщин и распишись в получении маршала? Почему же о н такой непоследовательный? Три года назад, когда хулиганистый немчурёнок, «кремлёвский пилот» Матиас Руст на частном спортивном самолётишке в день пограничника промигнул незаметным для бдительных воинов тысячи и тысячи километров над нами и из озорства сел на Красной площади, прозванной кое-кем после площадью имени Руста, сел на сердце державы, Горбач погнал из министров обороны Соколова. Поклялся никому не давать маршала. И на́! Что-то скоренько порох подмок.
— Не забывай, военные обиделись на него. Воссоединил Германию! Через сорок пять лет после нашей Победы проиграл войну Германии!
— И звание маршала — откупная? Или, может, сюда плюсуется и февраль? В Москве грандиозная демонстрация, войска угодливо поджали на всякий случай к окраине. А?
— На глупые вопросы не отвечаем.
— Вот тебе, умняка, задачка на засыпку. Как выкрутишься? Девятого июня, вот днями, радары зевнули, непрошеный самолётик сел в Батуме, на аэродроме. Прямо на взлётно- посадочной полосе пилот установил два огромных букета гвоздик, плакат. Па плакате по-немецки: «Посвящаю Михаилу Горбачёву, человеку политики с душой и культурой. Его взгляды делают мир вечным. Мы, немцы, ему очень благодарны». Рядом с плакатом двадцать долларов. Добровольный штраф. Что это? Шутка? Издёвка?.. Опять же немец. Как и мальчишка Руст, на той же «Сессне». Когда «батумский гостюшка» улетал назад, в Турцию, кинулись тягачом перекрыть взлётную полосу. Опоздали… И двух месяцев не прошло, как Язов получил маршала. За Руста Соколов поплатился. А как поступит он с Язовым? Что-то накачай на горизонте не маячит. Наверное, даст ему за эту «Сессну» Героя Советского Союза?
— Отстань! С этими «Сессиями» кавардак бесконечный. Ещё в семьдесят шестом, двадцать пятого июля два финна после баньки облопались пива. На «Сессну» и на бреющем махнули развеяться. Кончается бензин. Садятся наобум. Прямёхонько на запасной наш военный аэродром. Наши военные приняли их за своих, спокойно заправляют. Финны чуть протрезвели, видят, заблудились, вляпались в Союз! Всё же выдержки хватило, не выдали себя. Заправились и полетели к своему ужину.
— Нет. Ты мне прямо ответь. За батумскую кашу Язов добудет Героя?
— Не язви, комарик. Слоны сами разочтутся. Нас в свидетели не позовут. Бу спок!
— То-то и оно. Демократия до опупения дошла. Чужие по нашей земле разгуливают. Как дома. Зато свои… Мы у себя, как в зоне… Где это видано? Первое мая. На Красной праздничная маёвка. Сходишь с площади — натыкаешься на автоматы наготове! На водомёты! Ненаглядная родимая армия ждёт тебя не дождётся! Ещё б чуток и Россия схлопотала бы второе Кровавое воскресенье из девятьсот пятого года!..
— Порядок ещё никому не помешал! — пристукнул кулаком по столу Дыроколов.
— А милиция на что? А вот порядок в самой армии ей бы действительно не помешал. В царской армии служили девятьсот девяносто девять генералов. О них всё знала Россия. Никакой тайны. Наш же генералитет, — две тысячи сто вышкарей! — затянут густым туманом секретности. Нет-нет, туманец временами отбивает ветром в сторону, и общество узнаёт, что генералы не столько пекутся об отечестве, сколько о своих миллионных дачах да привилегиях. А в то время сотни тысяч офицеров, вот возвращаются из Германии, без крыши над головой. А в армии правит дедовщина. Только за пять горбачёвских лет убито сорок тысяч солдат. Это вершочек нам слегка показали секретники. А копни на всю лопату — каждый год не умолачивает тысяч по пятнадцать? Да вся афганская десятилетняя война — будь она до дна проклята! — унесла тринадцать тысяч! А тут в мирные дни! Это порядок? Я не понимаю, зачем нам самая крупная на земле армия? Четыре с половиной миллиона нахлебников!
— Что я скажу? — отдуваясь, Дыроколов потеребил мочку уха. — «Обороноспособность на уровне разумной достаточности». До меня уже сказано.
— Каждый третий рубль сжирает армия. Кругом развал… Вся страна пашет на армию! Армия слопает нас! И пуговички не выплюнет!
— Зато обеспечен надёжный пор-рядок! Он это, похоже, уже усвоил…
— Не от жиру… А тебе не кажется, что он боится своего народа? То вылез с одиннадцатой статьёй прим. Не смей критиковать начальство! Депутаты еле свинтили башку той дуре прим. Роковой наследнице 58-ой сталинской, 190-ой брежневской. То выбил себе целый персональный закон о защите своей чести и достоинства президента. Интересно, как защитить то, чего нет?.. Причём… В один день он получил себе в личное пользование закончик, а Ельцин дал Суверенитет России. Разные люди, разные хлопоты.
— А разве не надо защищать честь любого человека? За этим я беги в суд…
— А ему обычный суд уже не в состоянии помочь? Боится он, боится и всё окружение. Посмотри на политбюро. Это ж форменное палитбюро. Куда палит? Зачем палит? Неизвестно. Семьдесят лет неизвестно. Кого ни послушай, заслуженный артист КПСС. Вылитый Дуб Дубыч Дубов. Что сам. Что Рыжков. Что Медведев. Что неистребимый Лигачёв. Что Терразини тире Лукьянов. Палиткольцо нулей. Крепко взялись за
