со смеху», хотя она, сидя напротив, не видела у него на лице не то что радостных слез, но даже простого веселья. Между прочим, когда ему самому присылали такую рожицу, он не раз представлял, как его собеседник буквально корчится со смеху, но сейчас до него дошло, что хохочущий смайлик, если его отправили с каменным лицом, лишь отмечает убогие потуги собеседника на юмор. Ответа не пришло, и Джозеф понадеялся, что эта тема исчерпана. Он вернулся к видам Исландии, к удивительному водопаду Гульфосс. Забил в поиске по геометке «Исландия» и погрузился в исландские фото. Красота неописуемая. Ему даже захотелось там побывать. Но тут снова раздалось «пинь».
Кто лучше в постели?
Он послал ей эмодзи «закатываю глаза».
Как это понимать?
Закатываю глаза
Это не ответ.
Кто из нас двоих? Я
Ха-ха.??
Ты конечно
Почему «конечно»?
Если отвечать начистоту, пришлось бы сказать: «Потому что я еще мозгами не трахнулся, чтобы написать по-другому», но это нипочем не привело бы к завершению разговора.
Потому что… сама знаешь
Что я знаю?
Он напечатал слово «смущен», понадеявшись, что в выпадающем меню выскочит эмодзи с зардевшимися щеками. Выпало несколько характерных рож, и он просто ткнул в первую попавшуюся.
А это что такое?
Смущение
Лицо как во время секса. И дописала: Зачем присылать эмодзи, если их нужно объяснять словами? И еще: По какому поводу смущение?
Обсудим это с глазу на глаз. В нашей сараюшке
Тогда она улыбнулась, по-настоящему улыбнулась своим настоящим лицом. В ответ он прислал «оки» и несколько сердечек. В Борнмуте вместе с большинством пассажиров из вагона вышли мать с дочерью. Джозеф пересел на соседнее кресло.
– Ну прости, – заговорил он. – Прости, что раньше не сказал.
– Ты поэтому думал, что мы с ней не поладим?
– Ну да. Бред какой-то.
– Ладно, это радует. Как вы расстались?
– Ну, как-то. Не знаю.
– Это были странные отношения?
– В каком плане?
– Ну, как тебе объяснить? В плане разницы в возрасте.
– Я бы не сказал. Скорее, эти отношения ощущались… как вставная конструкция. Парентеза.
– У-у. Парентеза. Не стоит так напрягаться, дружок.
– Ты понимаешь, о чем я?
– Ну да. Конечно. У нас у всех бывало нечто похожее.
Но вот беда: Ханна и сама ощущала себя парентезой. Их роман закрутился в летний сезон, аккурат во время ее каникул; она устроилась официанткой в стейк-хаус, и эта роль была очень далека от ее реального существования. О своих бывших она помалкивала, но Джозеф подозревал, что учебный год закончился для нее расставанием, хотя при этом не сомневался: когда она вернется к учебе, кто-нибудь будет ее поджидать. Джозеф сливался с ее временной жизнью в Северном Лондоне, но лишь до тех пор, пока она не воссоединится со старыми друзьями, с которыми тоже рано или поздно разбежится, а не с теми, кто останется прозябать в Тотнэме. И хотя все в Джозефе было для нее внове, с ним она топталась на месте. В таких обстоятельствах они долго не протянут. Он долго не протянет.
Что же касается вопроса, на который он так и не ответил: секс был другим. Пару раз он ловил себя на мысли, что, желая быть услышанным, сам не особо интересовался чужим мнением. Зачем?
На станции Крюкерн уже заждались Люси с мальчишками. Погода стояла теплая; приехали они на старом «ситроене» с откидным верхом – автомобиль все равно простаивал у Майкла Марвуда в гараже. Ханна приготовилась к рукопожатию, но Люси чмокнула ее в щеку. Джозеф, если можно так выразиться, будто смотрел эмоциональное порно: две суперские женщины, которые ему очень нравились, мило щебетали друг с дружкой.
Уложив свои сумки в багажник, Джозеф с Ханной растерянно осмотрели поданный им транспорт.
– Садись вперед, – распорядился Джозеф.
– Давай ты, у тебя ноги длиннее, – ответила Ханна.
– Да, но я знаю этих двух оболтусов, а ты – нет. С удовольствием их раздавлю.
Мальчики расхохотались, и Джозеф уселся между ними.
– Держитесь крепче, – предупредила Люси. – Вождение в этих краях – сплошная нервотрепка. Дороги узкие, живности – тьма, все время надо прижиматься к обочине.
– У тебя есть права? – обратился Джозеф к Ханне. – Что-то я не помню.
– Нет. А у тебя?
– Тоже нет. В Лондоне это ни к чему.
– Не зарекайся: вот как начнешь собирать своих отпрысков с футбольных площадок, разбросанных по разным концам города… – вклинилась Люси.
– Иначе запоешь, – подхватила Ханна.
Люси рассмеялась. Джозеф вроде как прокашлялся. Странный получался разговор. Прежде Ханна даже намеком не выказывала рвения встретиться с ним на следующей неделе, а теперь поддакивает, как законная жена. Потом Люси с Ханной стали болтать о чем-то своем, и до него доносились лишь отдельные фразы, а парни затеяли игру собственного изобретения, нечто среднее между «виселицей» и «двадцатью вопросами»: правильным ответом всегда оказывался самый обскурный футболист самой обскурной европейской лиги. Догадаться могли только изобретатели этой забавы, и никто другой.
Ехали они минут двадцать; с шоссе, извилистого и узкого, как и предупреждала Люси, свернули на подъездную дорожку, упиравшуюся в будто игрушечный, заросший плющом коттеджик, за которым открывался вид на холм с пасущимися коровами; Джозеф даже устыдился, что едва не сорвал эту поездку. Конечно, он и раньше выбирался за пределы Лондона, но не слишком часто, да и не в такие места. И уж тем более не приходилось ему бывать в особняках, стоящих на отшибе. Никаких соседей, насколько он мог судить, не было и в помине. Но вероятно, от этих мыслей стоило отрешиться: здесь следовало размышлять о поэзии, о Боге, но Джозефу лезло в голову, что тут не хватает приличного усилка, диджейского пульта и мощных – на две тысячи ватт – колонок. В том-то и заключается свобода, которую дает сельская местность: можно врубить музло на всю катушку – и хоть трава не расти.
– Идемте посмотрим ваше спальное место, – сказала Люси.
Сараюшка служила одновременно и рабочим кабинетом, и гостевой комнатой. Двуспальная лежанка с приставной лесенкой располагалась под стрехой, на импровизированном втором ярусе. Внизу были кухонный уголок, письменный стол, пара кресел и большой беспроводной динамик «Бэнг энд Олуфсен». Обычно Джозеф не замечал того, что лежит под ногами, – всяких там дорожек, половиков и прочего, но здесь ковер с крупным геометрическим узором в простых цветах по-настоящему радовал глаз. Поэтому Джозеф тут же начал прикидывать, какие дела можно передвинуть и под каким предлогом задержаться тут еще на пару суток.
– В большом доме так же уютно, как здесь? – спросила Ханна.
– Там хорошо, – ответила Люси. – Но этот сарайчик я просто обожаю. Хотя дети никогда меня сюда не отпустят. А втроем нам тут не разместиться.
– Если хочешь, можем поменяться, – предложила Ханна.
– О, это весьма великодушно, – сказала Люси и ничего больше не добавила.
Джозеф не сомневался: сейчас последует какое-нибудь «но». Где же «но»? Давай уже. «НО». Под его взглядом Люси рассмеялась.
– Ты только посмотри, какое у Джозефа лицо.
– Да ну
