я проснулся первый раз, а во время второго рухнула Останкинская башня, очевидно, что наш дом также повреждён и может рухнуть в любую минуту. Дело было ясное – подтверждением этого было то, что Останкинская телебашня, которая всегда была видна из окна как на ладони, отсутствовала. Уйти она сама не могла, стало быть, упала, значит, наверняка разрушится и наш дом. Надо быстро вставать, одеваться, брать документы, всё самое ценное, спускаться во двор и встать рядом с аварийным выходом из бомбоубежища. Я точно знал, что аварийный выход был спроектирован и расположен таким образом, чтобы при разрушении здания его не засыпало обломками. После того как Катька вышла замуж, мы с маманей ночевали в одной комнате, поэтому я первым делом разбудил её, быстро растолковав, что надо собирать и хотел пойти будить сестру с Георгием, которые спали в бывшей бабушкиной комнате. С матерью случилась истерика, с одной стороны, её душил смех от всего того, что она услышала от меня, с другой – мама смекнула, что у сынули симптомы Delirium tremens,или попросту белой горячки, о чём она сквозь смех мне поведала. Приведенные доводы были неубедительны, явно притянуты за уши, и я подвёл её к окну, чтобы убедить в торжестве разума и логики, сподвигнуть к быстрым действиям для спасения жизней – своей, дочери и зятя. Им на счастье, в доме, слава богу, был один здравомыслящий человек, я это понимал очень чётко, но, взглянув в окно, обомлел: ночная дымка слегка рассеялась, и в окне, ещё не очень чётко, но вполне определённо вырисовывалась игла Останкинской башни.
Признаться, понимать, что твоя крыша уезжает от тебя, событие весьма грустное. Не скажу, что в тот миг я стал другим человеком, но что-то во мне стало меняться, слава богу, что в этом мне помогала сама жизнь – практически вся наша весёлая компания вошла в Хованские ворота ВДНХ, у меня появилось время поразмышлять.
Подоспело время выпускных экзаменов в ШРМ № 69. Тут я решил себя не заморачивать. Сидеть, готовиться, голову напрягать – зачем, если есть возможность избежать всё это? Всё было просто, здравпункт завода «Металлист» всё ж таки являлся структурой поликлиники № 98, и поскольку моя мамуля руководила там собой и уборщицей, она выправила мне в поликлинике справку, с указанием всех болезней, которыми я переболел с детства по настоящее время. Каждая из перечисленных не представляла опасности и переболел я ими в разное время, но перечисленные все вместе они вселяли тревогу и возникало сомнение, что этот задохлик будет жить дальше, если ему придётся вынести муку экзаменов.
В школе справке моей были несказанно рады, меньше хлопот, больше народа гарантированно получат аттестаты.
Процедура вручения аттестатов проходила днём в одном из классов. Вручал аттестаты наш школьный завуч, мужчина лет сорока пяти, сухощавый, весьма толковый. Он читал фамилию и имя в списке, брал в руки аттестат и, если свидетельство вручалось девушке, радушно улыбался, поздравлял с окончанием школы и вручал аттестат в руки, но если свидетельство вручалось парню, он внимательно вглядывался в лицо выпускника, изучал, как он идёт по классу к преподавательскому столу, и если у него возникали сомнения в его адекватности, то он, улыбаясь не менее радушно, поздравлял с окончанием школы, жал руку, но аттестат в руки не отдавал, а говорил вежливо, но твёрдо: «Получишь завтра в любое время у секретаря». Что любопытно, никто из не получивших аттестаты не возражал, что вполне объяснимо. Все мужики, а среди обучающихся были люди и возрастом за сорок, перед торжественным актом вручения встретились пораньше, скинулись и уже отметили предстоящее мероприятие и сам факт окончания школы. Поэтому путь до преподавательского стола, на котором лежали уложенные стопкой заветные аттестаты, некоторые преодолевали с трудом. Мне удалось, видно, сказался изрядный опыт, приобретённый на непростом пути к знаниям, точнее сказать, к свидетельству о том, что такие существуют в голове у обладателя картонной книжки с некими записями и печатью. Поэтому, когда я проснулся утром и увидел свой пиджак, висящий на стуле, стоящем рядом с моей кушеткой, я первым делом полез во внутренний карман, чтобы убедиться, на месте ли мой аттестат. Всё было в порядке, аттестат был на месте, а вот пиджак моего нового костюма был явно заблёван и кое-как отмыт. Этот факт меня огорчил, раньше со мной ничего такого не случалось.
Две девушки из нашего класса пригласили почти весь класс к одной из них домой, отметить окончание школы. Организовали застолье они очень толково, за парнями была, как водится, задача принести алкоголь. В числе приглашённых была наша классная руководительница, учительница русского языка и литературы. Я явно выпил лишнего, и она нашла повод вытащить меня на балкон, поговорить. Я знал наизусть довольно много стихов и частенько цитировал их не к месту, но ей явно это импонировало. Я, помнится, витийствовал о чём-то, она слушала, глядела усталыми глазами и вдруг спросила: «Алек, а что вы собираетесь делать дальше?» Признаться, я понятия не имел, не задумывался, но вдруг с апломбом заявил: «Не знаю, может быть, начну писать». Педагог мой с удивлением поинтересовалась: «А что, думаете, получится, вы пробовали?» Само предположение, что у меня может что-то не получиться, было оскорбительным, и я, раздув, как снегирь, грудь, соврал: «Да, у меня уже очерк вышел». Соврав, я слегка прижмурился, поняв, что, задав пару-тройку вопросов, меня легко вывести на чистую воду, но она была мудрая женщина и не стала тыкать меня носом, как тыкает плохой хозяин котёнка носом в его собственное дерьмо, предложила: «Что-то холодать стало, пойдёмте в дом. – Войдя в квартиру, повернувшись ко мне сказала: – Не знаю, как у вас с писательством выйдет, но учиться вам нужно обязательно». Было уже поздно, пить мне расхотелось, и мы с приятелем, распрощавшись, отправились домой. Хозяйка с подружкой вышли немного пройтись, убедившись, что мы в полном порядке, наши милые провожатые распрощались с нами, пожелав удачи в послешкольной жизни. Мы шли, вспоминая год, проведённый совместно, обсуждая, как отмечали получение аттестатов, я посетовал на то, что загадил себе пиджак. Приятель мой удивился: «Да ты чего, это ж тебе Володька Соловов пиджак заблевал, когда мы его домой тащили». Тут и не поймёшь, вроде радостней стало, что это не я напился до блевоты, а с другой стороны, чему радоваться, напился же до потери памяти.
Впрочем, утром следующего дня я проснулся в отличном настроении: лето, на носу отпуск, отдыхай, занимайся чем хочешь. Впрочем, заниматься было особо нечем, все друзья маршируют на плацу. От скуки снова
