всём своему деспотичному мужу, принимая на веру каждое его слово, даже когда мои глаза говорили обратное.
А ведь Андрей принижал моё достоинство не только тогда, когда мы оставались с ним наедине. Оказалось, он пел эти самые песни всем своим знакомым, потому что постоянно на протяжении всей моей семейной жизни мне приходилось сталкиваться с такой ситуацией, когда на какой-нибудь корпоративной вечеринке кто-то из коллег мужа подходил ко мне и удивлённо спрашивал:
– Олеся, а когда ты успела так похудеть?
– А с чего ты взял, что я похудела? – в свою очередь удивлялась я. – Я с пятнадцати лет нахожусь в одном весе и всегда ношу одежду сорок второго размера.
– Но Андрей говорил, что ты сильно поправилась, – объяснял товарищ мужа, и я не знала, что сказать ему в ответ.
Я пыталась выяснить у Андрея причины подобных недоразумений, но всегда слышала в ответ лишь одно. Что муж имеет право говорить о своей жене всё, что ему вздумается. Это – его право, а моё дело – не перечить и лишь смиренно соглашаться с тем, что он решит сказать.
Да, Андрей всегда внушал мне, что я – толстая и некрасивая, но это совершенно не мешало ему постоянно уговаривать меня сделать эротические фотоснимки.
– Олеся, я хочу сфотографировать тебя обнажённой, – при каждом удобном случае предлагал мне муж.
– Зачем? – недоумевала я.
– Чтобы всегда иметь эти снимки при себе. Я бы повсюду носил их с собой. И даже брал бы на работу, – заговорщически улыбаясь, добавлял муж.
– Ещё чего не хватало! Ты хочешь, чтобы все твои коллеги видели меня голой?
– Нет! – тут же начинал отнекиваться Андрей, но по его глазам было видно, что он врёт. – Я бы сам тайком любовался на них.
– Но ты же сам всегда говоришь, что я – слишком толстая и некрасивая. Зачем же нужно фотографировать меня обнажённой? Наоборот. Следуя твоей логике, меня следует снимать только в одежде, – начинала я спорить с мужем.
– Ну и что? Пусть ты – толстая и некрасивая. Но ты – моя жена! И я люблю тебя такой. И, как муж, я должен иметь фотоснимки своей жены, в том числе и без одежды.
И хотя я была воспитана родителями так, что должна была полностью подчиняться мужу, беспрекословно выполняя все его, даже безумные, прихоти, мой разум периодически преобладал над слепым подчинением. За время своего замужества я уже успела составить себе представление о том человеке, с которым в спешке вступила в брак. И основное, что я успела выяснить, было то, что Андрей соврёт – недорого возьмёт. И мне совершенно не улыбалась перспектива сверкать своими обнажёнными прелестями перед многочисленными сотрудниками органов внутренних дел, с которыми работал мой муж, и с которыми ещё будет работать, включая всех родственников и случайных знакомых. Я была на сто процентов уверена в том, что если я соглашусь сделать хотя бы один провокационный фотоснимок, то он тут же станет достоянием общественности.
И хотя я – не политический деятель и не кинозвезда, карьеру которой может испортить один случайный фотоснимок, мне совершено не хотелось давать мужу лишний козырь против себя. Ведь при случае он бы мог легко шантажировать меня этим снимком, моментально забыв обо всех данных обещаниях и не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. Поэтому я стояла насмерть.
– Ни в какой эротической фотосессии я участвовать не буду! – категорически заявляла я мужу.
– Но почему? У всех семейных пар есть свои тайны! – снова пытался уговорить меня муж.
– Это их проблемы. Если кто-то хочет сделать эротическое фото или снять эротическое видео, это его дело. А я не хочу. Вот если бы какой-нибудь художник предложил мне позировать ему обнажённой, то я бы согласилась, – добавляла я, меняя тему разговора.
– А какая разница? – удивлялся муж.
– Огромная. Картина – это искусство, а фотоснимок – просто отпечаток, порой не всегда удачный.
– Олеся, как ты можешь такое говорить! – возмущался муж. – Если бы ты согласилась раздеться перед художником, да я бы убил тебя! Ведь это даже хуже, чем измена!
– Почему?
– Потому что он станет рассматривать тебя! Разглядывать! Разве может быть что-то хуже?
– Совершенно не согласна с тобой, – качая головой, отвечала я. – Рисуя обнажённую женщину, художник перестаёт быть мужчиной, а становится творцом, пропуская через свой творческий гений каждую клеточку увиденного им тела. Именно поэтому, на мой взгляд, в настоящих картинах отсутствует пошлость или вульгарность, а есть лишь свет и душа.
– Нет! – продолжал стоять на своём муж. – Я бы никогда и никому не позволил рисовать тебя обнажённой!
Но беда была в том, что он никогда и никому не позволял вообще рисовать меня.
Ещё до нашей свадьбы, в день, когда мы покупали обручальные кольца, Андрей предложил пройтись пешком по Арбату. И конечно же, я согласилась.
Как известно, на Старом Арбате много художников. И вот когда мы неспешно шли, держась за руки, и разговаривали, одна художница подскочила со своего места и подбежала ко мне.
– Какие глаза! – воскликнула она, обращаясь ко мне. – Девушка, давайте я Вас нарисую! У Вас такое выразительное лицо! Прямо просится на холст!
Признаться, от этих слов я растаяла. Как и любая девушка, я безумно хотела иметь свой портрет, особенно в тот период жизни, когда была молода и хороша собой.
Просящим взглядом я посмотрела на своего жениха, не говоря ни слова, но Андрея словно подменили. Из любезного и весёлого молодого человека, каким он был всего несколько секунд назад, он превратился в обозлённого мужчину.
Схватив меня под руку, он силой потащил меня прочь от художницы.
– Тебе это не нужно, – процедил он сквозь зубы, обращаясь ко мне. – Пойдём быстрее отсюда!
А я не знала, как отреагировать. Художница продолжала ещё некоторое время идти за нами, повторяя, что первый раз видит девушку с какими красивыми глазами, и предлагала недорого нарисовать мой портрет, но я не могла ничего ответить. Андрей тащил меня прочь, а я, по своей скромности, даже не смела спросить у него, в чём дело. И лишь когда пешеходная часть Арбата закончилась, он отпустил меня, снова превратившись в любезного молодого человека.
В моей голове не укладывался этот поступок Андрея. Я не могла понять, что же такого сказала художница, и почему мой жених не хотел, чтобы нарисовали мой портрет? Спросить об этом прямо я не решилась, и потому объяснила себе этот поступок тем, что у Андрея с собой было совсем мало денег, и он хотел избежать неловкой ситуации,
