Глава 15. Наставления и непослушание
«…женщины не бывают гениями. Они – декоративный пол. Им нечего сказать миру, но они говорят – и говорят премило. Женщина – это воплощение торжествующей над духом материи, мужчина же олицетворяет собой торжество мысли над моралью».
О. Уайльд «Портрет Дориана Грея»
На следующий день в институте к Лене подошла Полина.
– Привет.
– Ну, привет.
– Я хочу с тобой серьезно поговорить.
– Интересно, о чем. Неужели о вчерашнем замечательном вечере?
– Откуда в тебе столько язвительности? – Полина скривилась, сморщился ее лисий носик, осыпанный веснушками.
– Ты просто не замечала раньше, – Лена несколько раз сжала и разжала перебинтованную ладонь.
– Слушай, Лунь, все мы знаем, что ты не нравишься Ксении.
– Мягко говоря.
– И она, и даже я – ощущаем в тебе преступную тягу к Илье.
– Серьезно?
– Хватит паясничать. Ты не должна больше появляться у них дома. Они ругаются из-за тебя.
– Такова твоя позиция?
– Да.
Лунь холодно посмотрела на рыжеволосую. Рана на ладони мерзко пощипывала.
– Ты не можешь мне что-либо запрещать. Я поступала и буду поступать так, как хочется Илье Алексеевичу и мне, а не его жене. Он нуждается во мне, а я – в нем. Не кривя душой скажу: да, между нами есть связь, но не романтическая. И скоро Ксения это поймет.
– Ты не должна разрушать их брак. Откажись от этих отношений, что бы там ни было. На чужом несчастье своего счастья не построить!
– Хлипкое судно, выходя в море во время шторма, не должно жаловаться на волны. Это естественный процесс природы, его не убрать и не изменить. Судно должно быть достаточно крепким, чтобы волны его не разрушили. Иначе ему следовало остаться в порту.
– Что ты имеешь в виду?
– Их супружеские отношения и без меня далеки от идеала. Не делай из меня козла отпущения. Я не виновата в том, что между ними давно нет взаимопонимания.
– Я не узнаю тебя, Лунь…
Нижняя губа у Полины задрожала, но даже это не тронуло Лену. Она наигранно улыбнулась и виновато развела руками.
– Просто позвольте нам общаться и не трогайте нас. Этого хочу не только я.
– Ты больше не та Лунь, слезы которой мне больно было видеть, – сказала Полина и ушла.
Лена посмотрела ей вслед и убрала слезу, застывшую в уголке глаза. Больше они не общались. Так окончилась их крепкая дружба. Полина полностью перешла на сторону тети. Отныне девушки держались сами по себе, и отчасти это радовало Лену. Набожность и твердолобость Полины начали ее раздражать, но привязанность все же оставалась. К тому же Поля лезет в их с Ильей отношения, стремясь прервать их, а этого Лунь никому не может позволить.
Встретившись с Ильей, девушка рассказала ему об этом разговоре во всех подробностях.
– Мне больно и обидно, что даже единственная подруга отвернулась от меня из-за ревности Вашей жены и говорит такие вещи… – пожаловалась она.
Услышав это, Вилин неожиданно разозлился на жену и Полину и пообещал, что «промоет мозги» обеим. Лунь испугалась этих слов (Илья очень редко злился) и взяла его за руку.
– Нет, не надо! Как я буду выглядеть в этой ситуации? Не хочу быть стукачом. В конце концов, мне по-настоящему важно только Ваше мнение, ведь Вы знаете меня лучше всех.
Злость Ильи моментально выветрилась, лицо разгладилось. Он выглядел довольным и, улыбаясь, нежно пожал ладонь девушки.
– Сегодня я кое-что принес для… нас.
– О, неужели. Прочтете?
– С удовольствием, милая Лунь.
Илья Алексеевич достал из внутреннего кармана джинсовой куртки (было тепло) лист и развернул его. Они присели на скамью, и Лена доверчиво прижалась к мужскому плечу, прикрыв глаза и приготовившись слушать.
Проклятые воды
Наступали сумерки, когда судно вошло в проклятые воды. Посреди океана смена дня и ночи происходит по иным законам. Вода и небо бесконечно отражают друг друга, воздух между ними – слоистый газовый медиум меж двумя мирами-антиподами. Кажется, что соленые брызги достают до облаков.
Когда день клонится к вечеру, воздух густеет, темнеет, словно в него неравномерно подмешивают антрацитовую пыль. Граница между небом и морем практически стирается, они будто тянутся друг к другу. Нос корабля разрезает высокие темные волны, а над горизонтом загорается первое бледное созвездие.
В такие моменты капитан Роджер любит заложить руки за спину и со странным выражением в глазах провожать умирающий далеко вдали желток солнца. Старина Пэт обычно наблюдает за этим со своего законного места – перекрестия фок-мачты, а у руля стоит лучший на судне матрос.
– Впереди рифы, – капитан обернулся и осмотрел команду.
Все знали, что впереди рифы, но это была наименьшая из проблем. В проклятых водах их ожидало нечто гораздо опаснее.
– Привяжите меня! – рявкнул капитан. – А затем всем заткнуть уши без промедлений! И ни за что не открывать, пока все не кончится! Хоть воском их залейте, чертова падаль! Вы поняли меня?!
Его привязали. Руки оказались туго прижаты к рулю. Остальные принялись затыкать уши пробками, трясти головой.
– Выберемся – всем куплю рома! А кто струсит – пристрелю на месте.
Капитан Роджер был мужчина не из пугливых. Но сейчас ему было по-настоящему страшно. Лишенная слуха команда заняла свои места. Кто-то привязал себя канатами к мачте и самым крепким частям судна. Капитан уверенно смотрел вперед. Его губы едва шевелились.
– Только морок. Не настоящее. Только морок. Не…
У капитана не было одного глаза. Но он яснее других видел, в какой миг все началось. Первый момент невозможно с чем-то спутать. Сначала
