куда-то на свои колени. – Он… Он просто ушел под воду, упал на дно: камнем, как сказал учитель. Он, видимо, был в состоянии полного шока. Он даже инстинктивно руками-ногами не махал. Он просто опустился на дно.
Гельмут потирал ладонями ноги, туда-сюда, туда-сюда: тело через движение пыталось высвободить его беспомощность.
– Хельгу это сломало, – продолжал он. – Было ужасно, так же, как с моей мамой тогда. Она не ела, перестала следить за собой, не вставала с постели. Я спал на диване в гостиной, потому что она не хотела, чтобы кто-то находился рядом. Она не разговаривала. Она как будто не жила. Мне всего-то надо было просто позаниматься с Кристофом. Много времени это не заняло бы.
Я немного успокоилась и начала почесывать Джуди за ухом, она заурчала от удовольствия. Ее теплое тело у моей ноги успокоило меня, и я старалась не смотреть туда, где были кровь и перья от Лутц.
– Наступил момент, когда я больше не мог это выносить, – рассказывал Гельмут дальше, – я пошел в сарай и нашел там веревку!
Гельмут рассказал, как он привязал веревку к балке, сделал петлю, встал на маленький табурет и спрыгнул. Но вся эта конструкция оказалась слишком низкой, и небольшой рывок шею не свернул.
– Я помню, как подумал: отлично, когда мне передавило горло. Но только мои ноги отделились от табуретки, распахнулась дверь, и передо мной в халате очутилась Хельга, видя, что я только что сделал. Она сразу подбежала, обхватила мои ноги, пытаясь поднять меня вверх. Я уже почти лишился чувств и стал терять сознание. Она кричала, кричала, кричала, но она была слишком маленькая и слишком слабая, чтобы удерживать меня… – Гельмут опять провел рукой по лицу, его взгляд блуждал по стенкам маленькой палатки. – Тогда я из последних сил поднял руки и стал подтягиваться по веревке вверх, пока не достал до балки. Хельга меня отпустила, и вот мы – друг против друга: она стояла, я висел. Мне кажется, потом она принесла стремянку, которая стояла у стены, поднялась и сняла с моей шеи петлю, чтобы я просто мог упасть: ведь не так уж высоко было. Я еще хрипя и задыхаясь лежал на полу, а она уже бросилась на меня и начала бить. Она так разозлилась на меня… о-о-о… Она кричала и кричала! Как я могу оставить ее одну после всего, что произошло. После такой потери, которую она пережила. Как только я могу быть таким себялюбивым, и все в этом роде. Я был обескуражен, я ведь думал, что Хельга винит меня в смерти нашего сына, но это было не так. Она никогда не думала так, моя Хельга, так думал я.
Он рассказал, как они оба после этого регулярно ходили в церковь к священнику, так сказать, из терапевтических соображений. Тот с ними много беседовал, пытаясь объяснить, что это была не их вина.
– В том, что случилось с Лутц и с вашим братом, тоже нет вашей вины, понимаете.
Гельмут взглянул на меня. Я покачала головой и снова подумала о том, что должна была быть там, рядом. Не должна была оставлять тебя одного. Что я все могла предотвратить, если бы наплевала на этот концерт.
– Я знаю, вы сейчас ничего слышать не хотите, – продолжал Гельмут, – я тоже поначалу ничего слышать не хотел. Но этим ничего не исправишь. Так случается. Сыновья и братья погибают, всегда может случиться что-то страшное, как бы банально это ни звучало. Мы всегда отдаем людям, за которых несем ответственность, всю свою силу и все внимание, какие только в нашей власти. Чаще всего этого хватает, но иногда – нет. Вы хотели пойти на концерт, бог мой! Поехали бы вы с ними, возможно, он не утонул бы. Да.
У меня опять потекли слезы.
– Но тогда, может, случилось бы что-то другое. Вы – взрослый человек. Вы не можете постоянно и беспрестанно следить за другим человеком, его всю дорогу оберегать. Не получится! Вы же не оставили его легкомысленно играть на автотрассе. Он был в путешествии вместе с родителями, боже мой! Так же и ваши родители могут чувствовать себя виноватыми.
– Они и чувствуют, – тихонько вставила я.
– Значит, все в вашей семье виноваты? Прекрасно, все-таки распределение работы на всех, да?
Я молчала.
– Жизнь нельзя остановить, понимаете? Это невозможно. И смерть невозможно контролировать, потому что она – часть этой безумной дороги по имени Жизнь. То есть…
Он резко поднял руки вверх и задел крышу палатки.
– … я умру! И это будет скоро! Думаете, мне сильно хочется? Мне это вот совсем не подходит, но смерти до этого дела нет. И думаете, она как-то приняла во внимание, что я тогда как раз купил трейлер, когда она забирала с собой Хельгу? Нет. Я имею в виду, то есть… Прямо сейчас на нас могут упасть замерзшие экскременты, и тогда все, занавес…
– Что? – я озадаченно уставилась на него.
– Я видел это в одном документальном фильме. Там однажды из самолета выпали замороженные экскременты пассажиров. У них, вероятно, по ошибке люк открылся или что-то такое – над населенным пунктом. И тогда этот огромный замороженный ком упал на женщину и убил ее.
– Вы меня дурите.
– Нет. Это было на самом деле. И что, думаете, эта женщина с утра подумала: «Ой, глупо будет, если меня сегодня комок дерьма зашибет, останусь-ка я лучше дома». И думаете, ее муж сидел дома с мыслью: «Может, стоит помешать ей сегодня выходить из дома, а то вдруг на нее комок дерьма упадет и убьет ее!»
Я чуть улыбнулась, что придало Гельмуту уверенности говорить дальше.
– Разумеется, он ничего такого не думал и не делал. С чего бы, собственно?
