грубое слово замерло на языке. Он остановился в неуклюжей позе — правая нога поднята для шага, левая присогнута. На лице изобразилось детское изумление. Поняв, что неизбежное произошло, Димыч и Женя покорно расступились в разные стороны.
— Володь, Володь, ты молчи, не говори ничего, — шептал Димыч в последней надежде. — Они призраки, но если молчать, они, может быть, нас и не увидят…
Но руководитель уже ничего не слышал. Его разум прилагал нечеловеческие усилия, чтобы уложить в границы понимания то, что предстало взору. Он покосился на шатер, потом перевел глаза на костер, потом снова на шатер и снова на костер. Ему не нужно было говорить: Димыч и так дословно знал, что он думал. «Это… наши? А те тогда кто?» — читалось в его выпученных глазах. У призраков тем временем ничего не изменилось. Второй Данила был все так же погружен в свой ремонт. Второй Генка задремал, полузакрыв глаза, а девушки продолжали неслышно шептаться, игриво посматривая на Петю… второго? Или первого? Показалось ли Жене или она додумала это позже, но второго Володи у костра уже не было. Прошло мгновение — для Жени оно тянулось мучительно долго — и рот первого Володи, так и не сказавший того, что хотел, наконец, захлопнулся. Лицо обрело прежнее благодушное выражение. Нога, зависшая в воздухе, плавно опустилась на снег. Поднялась другая — для следующего шага.
— Володь, не надо! Не ходи к ним!! — молил Димыч. — Они не настоящие, Володь! Они тебя… Это опасно!
Он схватил руководителя за рукав, но тот, не глядя, отбросил его руку и уверенно зашагал к костру. Димыч и Женя, не дыша, следили за каждым его движением. Шаг, еще один — и призраки заметили его. Зазвучали приветствия, хотя и не очень бурные, будто руководитель покинул группу не долее чем полчаса назад. Второй Генка, проснувшись, сказал какую-то шутку — Женя не расслышала, какую — и вокруг засмеялись. Второй Данила привстал, отыскал позади себя гитару и протянул Володе. Тот протестующее замахал руками — мол, я устал, сами играйте — но его друзья радостно загудели («просим, просим!»), и Володя, сдавшись («ладно, но только одну!») принял инструмент. Он стал обходить костер, ища свободное место, и в этот момент Димыч и Женя увидели его лицо. Это было самое страшное из всего, что им довелось видеть в последние дни. На нем не отражалось ни малейшего удивления. Как будто он перешел в иной мир и напрочь забыл этот. В том мире были его настоящие товарищи, он знал их сто лет, а Димыча и Жени — не тех, что сидели у костра, радостно хлопая в ладоши, а тех, что в ужасе на это смотрели — их просто не существовало. На их месте была ночь. Руководитель выбрал удобное местечко — Яна и Петя тут же подвинулись — и стал комично втискиваться между ними, пересыпая процесс прибаутками. Все наперебой заговорили, предлагая варианты песен. Володя провел рукой по струнам, наморщил лоб, набрал воздуха и начал: «Я сердце оставил в Фанских горах». Группа радостно подхватила: «Теперь бессердечный хожу по равнинам». Полилась, возносясь к небу, мелодия.
…Димыч и Женя секунду постояли, глядя друг на друга — и вдруг, не сговариваясь, рванулись к шатру. Димыч поднял полог — Женя кувырнулась внутрь — и прыгнул следом, сразу плотно затянув за собой ткань.
— Ребята! — произнес он изменившимся голосом. — Ребята, вставайте! Вы слышите? Слышите песню?
В теплой, пахучей темноте шатра раздался шорох. Спящие зашевелились.
— А… Чего?
— Какую песню?..
— Ребята! — тише, но четче сказал Димыч. Голос его дрожал, но он пытался овладеть собой. — Пожалуйста… Проснитесь и прислушайтесь. Вы слышите песню на улице? Слышите, как Володя поет? Про Фанские горы?
— Только не говорите громко, а то они нас услышат! — вторила Женя.
— Кто «они»?
— Что, блин, происходит?!
— Тише, тише!! — стонал Димыч.
— Ребята, там снаружи… там Володя поет. А вокруг сидит группа… Наша группа! — пыталась объяснить Женя.
— …двойники, призраки, понимаете?
— …там ты, Яна, Катя. И ты, Генка. Ваши призраки сидят и поют!
— …только молчите, а то они услышат…
— …и фонарь погаси, а то увидят!
Недовольные голоса разбуженных туристов один за другим смолкли. Если не считать песню, доносившуюся из другого мира, то в шатре воцарилась абсолютная тишина. Только огонь слабо шуршал в печке, да где-то далеко наверху ветер шумел кронами сосен. Лица четверых товарищей, усевшихся в спальниках, были плохо видны, но Женя догадывалась, что за выражение написано на них. Первым пришел в себя Генка. Он строго кашлянул.
— Димон… Прости пожалуйста, но я правильно тебя понял, что ты сейчас разбудил нас потому, что там, снаружи — по твоему мнению — собрались наши двойники? И что они там поют какую-то песню?
— Да, мы только что их видели! Они…
— Погоди. Ты хочешь сказать, — в голосе Генки мелькнула усмешка, — что вот сейчас мы откроем вход, высунемся, и увидим компанию из меня, из Данилыча, из тебя, и далее по списку?
— Да! Там и Володя с ними. Он не знал. Он подошел и сел к ним…
— То-то я думаю — кто это мне спать не дает? Я думала — ты. А оказывается, это рядом песни орут. Слышите, ребята? — хмыкнула Яна.
Катя хотела засмеяться, но перебил Данила — он придумал шутку посмешнее.
— Извини, Дим, а Володя — это призрак или настоящий? Вроде как в шатре-то его нет.
— И Петьки нет.
— Володя — настоящий. По-крайней мере, был, пока… — Димыч понимал, что неубедителен. Это было ужасно, но он не знал, как объяснить лучше.
— Они давно преследуют нас, почти с самого начала похода! — попробовала Женя. — Их костер все время был поблизости, на каждой стоянке. А потом исчезал.
— И все ближе, ближе к нам подходил!
— Мы вам говорили, но вы все время забыва… — Женя оглянулась на Димыча и осеклась. По выражению его лица она поняла, что про амнезию лучше пока не упоминать. — В общем, они приближаются. И скоро наползут на наш шатер! И тогда… я не знаю, что будет тогда!
— Гм, правда преследуют?
— С самого начала?
— Наползут на шатер?
— Призраки?
Слушатели переглядывались; послышался шепот, потом смешок Кати.
— Ну что ж. Димон, мы видим, что все очень серьезно. — Смех усилился. — Ладно — давай, покажи нам этих демонов в человечьем обличье. Или призраков, или как их там.
— Я думаю, это даже не призраки, а что-то вроде нашего отражения в зеркале, — заторопилась Женя, не расслышав иронии в голосе Генки. — Только отражение это не совсем верное. Они
