Если М. А. нет в Москве или если он откажется протежировать, то не найдется ли среди Ваших знакомых другого какого-либо доброго человечка, близко стоящего к духовному ведомству?
На сих днях получу ответ насчет овчарки и пошлю его в Клин*. Рассказ пришлю*. Как дела? Мне еще не привозили газет со станции, и я нахожусь в неизвестности*. Будьте здоровы, крепко жму руку.
Ваш А. Чехов.
Ефремову П. А., 25 июня 1898*
2335. П. А. ЕФРЕМОВУ
25 июня 1898 г. Лопасня.
Лопасня, Моск. губ.
Милостивый государь Петр Алексеевич!
В начале августа я уезжаю из дому и, вероятно, надолго. Не найдете ли Вы возможным выслать мне корректуру моих трех рассказов так, чтобы я успел прочесть ее до моего отъезда? Исполнением этой моей просьбы Вы очень бы меня обязали.
С истинным уважением и преданностью имею честь быть Вашим покорным слугой.
А. Чехов.
13 июня 1898 г.
На обороте:
Москва, его превосходительству Петру Алексеевичу Ефремову.
Пречистенка, Савеловский пер., с. дом.
Иорданову П. Ф., 25 июня 1898*
2336. П. Ф. ИОРДАНОВУ
25 июня 1898 г. Мелихово.
25 июнь.
Многоуважаемый Павел Федорович, посылаю Вам большой скоростью ящик с книгами. Там, т. е. в ящике, Вы найдете всё, что вышло в последнее время о Белинском (между прочим, альбом с интересными портретами)*, III том «Александра Первого»*, II том Сеньобоса* и проч. и проч. В ящик попал «Журнал для всех» за апрель, май и июнь; посылаю по почте первые номера. Кстати, при них возвращаю каталог со своими пометками. Вы правы, каталог ужасен*. Я стал было исправлять, но скоро бросил: он неисправим. Какая каша! Вагнеров пять, Никольских четыре, Плещеевых два, но все они свалены в одну кучу, отделы перепутаны; многих книг из тех, которые посланы были мною до поездки за границу, недостает*. Недостает так много, что уж я собрался предложить Вам: не подождать ли нам приобретать книги до более благоприятного времени? Ведь если книги будут пропадать так колоссально и если библиотекарь* будет и впредь переплетать по пяти-шести авторов в один том, то ведь в конце концов получится не библиотека, а помещение, набитое книжным балластом, который выбросят. Из всех библиотек, которые я знаю, ни у одной нет такого каталога, как у нашей, хотя ни у одной из них библиотекарь не имеет такой хорошей квартиры и столько свободного времени. Ведь времени так много, что можно вести отчетность самую образцовую, а будь отчетность, верьте, давно бы уже был у нас каталог.
Составлять новый каталог погодите до моего приезда.
В августе я, быть может, побываю в Таганроге* и останусь дня на два, чтобы составить каталог, а пока будьте добры, скажите библиотекарю, чтобы он всех авторов, переплетенных по двое — по трое, отпустил на волю; Софокла отделил бы от Мясницкого, Шекспира от «Жильца с тромбоном»*.
Голову Христа Антокольский оставил у себя на время*, чтобы закончить ее. Я просил одного русского, служащего у Дрейфусов, побывать у Антокольского, взять статуи и прислать в Таганрог на пароходе (Марсель — Таганрог). На всякий случай кстати сообщаю Вам адрес этого русского: Monsieur Jacques Merpert, 118 rue de la Pompe, Paris. Это очень любезный человек.
По всему видно, что Вы уже сговорились с Антокольским* и что памятник в Таганроге будет великолепный. От души поздравляю Вас.
Зимой я ничего не делал, теперь приходится наверстывать, валять, как говорится, и в хвост и в гриву. Нужно много писать, между тем материал заметно истощается. Надо бы оставить Лопасню и пожить где-нибудь в другом месте. Если бы не бациллы, то я поселился бы в Таганроге года на два на три и занялся бы районом Таганрог — Краматоровка — Бахмут — Зверево. Это фантастический край. Донецкую степь я люблю и когда-то чувствовал себя в ней, как дома, и знал там каждую балочку. Когда я вспоминаю про эти балочки, шахты, Саур-могилу, рассказы про Зуя, Харцыза, генерала Иловайского, вспоминаю, как я ездил на волах в Криничку и в Крепкую* графа Платова, то мне становится грустно и жаль, что в Таганроге нет беллетристов и что этот материал, очень милый и ценный, никому не нужен*.
Если Вы уже получили из Ниццы французские книги*, то сколько я Вам должен за доставку их? Пожалуйста, напишите, я вышлю.
Желаю всего хорошего и жму руку. Не говорю — до свиданья, потому что не уверен еще, поеду ли на юг. Денег нет, и если в июле буду вяло работать, то не поеду.
Ваш А. Чехов.
Простите, пишу на клочках. Так случилось — не по моей вине.
Бразу И. Э., 2 июля 1898*
2337. И. Э. БРАЗУ
2 июля 1898 г. Мелихово.
Многоуважаемый Иосиф Эммануилович, я как-то виделся с Варварой Алексеевной, и она, менаду прочим, говорила мне, что намерена писаться у Вас. Она теперь живет около Клина, скоро переберется в Тверскую губ<ернию>. Я побываю у нее в тверском имении, вероятно, около 10-го* и узнаю, как и что, и тогда напишу Вам. А пока я пошлю ей Ваш адрес: быть может, она сама напишет Вам.
Я здоров, но жизнь веду бухгалтерскую. Хочется опять в Париж. Во всяком случае до середины августа постараюсь не уезжать далеко от Москвы. Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
2 июль.
На обороте:
Петербург. Его высокоблагородию Иосифу Эммануиловичу Бразу
Алексеевская, 4.
Лейкину Н. А., 2 июля 1898*
2338. Н. А. ЛЕЙКИНУ
2 июля 1898 г. Мелихово.
98 2/VII.
Лопасня, Моск. губ.
Дорогой Николай Александрович!
Присланную Вами фотографию буду хранить*, как всё, относящееся к памяти Л. И. Пальмина, моего доброго знакомого и приятеля. Большое Вам спасибо! На фотографии, хотя это переснимок, Пальмин очень похож.
Здоровье мое довольно сносно. Зиму, как Вам известно, я провел на юге Франции, где скучал без снега и не мог работать; весною был в Париже, где прожил около четырех недель. В Париже было очень весело, интересно, и теперь я нахожу, что парижский климат для нашего брата это самый здоровый климат, как бы там ни было сыро и холодно. В Монте-Карло и в Париже, кстати сказать, виделся с семьей Худековых, которые приглашали меня к себе в Скопинский уезд. Со старым Худековым я был в магазине Thilon (maison Borel) на Quai du Louvre, где по баснословно дешевой цене продаются садовые изгороди, ворота, скамьи, лейки и проч. и проч. Изделия чудесные по изяществу и прочности. Я взял прейскурант и непременно воспользуюсь. Теперь я живу дома, пишу; послал повесть в «Ниву»*, другую повесть — в «Русскую мысль»*. Хозяйством занимаемся, но буржуазно; ничего особенного и в общем мало интересного. Много огурцов, много фруктов, но мало роз. В этом году я вернулся домой в мае и обрезал розы поздно; многие из них захирели. Теперь придется сажать новые.
А Ваши лайки — увы и ах! Зимою, когда я был за границей, они околели от чумы. Вы не можете себе представить, какое это было огорчение для всех нас и даже для деревни. Лайки бегали по деревне, таскали там тряпки, старые калоши, но всё им прощалось за их необыкновенную ласковость. Сначала околел самец, потом зачахла самка. Теперь у меня остались только знакомые Вам таксы и новый пес — овчарка, которая своим видом наводит ужас; она не лает, а, как говорят, «грюкает».
Вы мне ничего не написали о Вашем здоровье. Как Вы поживаете? От души желаю Вам здоровья, ибо без здоровья скучновато живется. Низко кланяюсь Вам, Прасковье Никифоровне и Феде. Будьте благополучны, не забывайте нас грешных.
Ваш А. Чехов.
Павловскому И. Я., 2 июля 1898*
2339. И. Я. ПАВЛОВСКОМУ
2 июля 1898 г. Мелихово.
Итак, дорогой Иван Яковлевич, я буду сидеть в Мелихове и поджидать Вас. У нас теперь хорошо: благорастворение и купанье хорошее. Только не знаю, соберусь ли я с Вами в Таганрог. Мне, вероятно, придется ехать прямо в Крым или прямо на Кавказ в Сочи, так как бацилла моя опять стала пошаливать и вчера утром была кровь. Впрочем, здоровье мое в общем довольно сносно. Дома я считаюсь здоровым. Итак, жду.
Ваш А. Чехов.
