в направлении уборной.
— Эй, Ксюх, ты чего? — засеменила следом Бондаренко. Ксюша набрала полные ладошки холодной воды и полила себе на лицо. — Что-то ты мне не нравишься в последнее время. Слу-у-ушай, а может ты того? — протянула, выглядывая из-за плеча.
Да, блин, того. Вторую неделю нездоровилось. Сначала думала, от нервов, потом, от частичного недоедания. Дома ведь не ела толком, принципиально не прикасаясь к Ольгиной стряпне. На работе тоже не было когда, только в обед могла оттянуться на полную, запихиваясь, как ненормальная. А вечером снова одно и то же: чай, какао, йогурт.
Пару раз порывалась самостоятельно приготовить ужин, но Фрекен Бок, как чувствовала, опережала её, преждевременно наготавливая на целую ораву. Глупо при таком раскладе становиться у плиты и готовить что-нибудь свое. Глупо и по-детски. Приходилось брать себя в руки и мстительно демонстрировать обручальное кольцо, напоминая, кто в итоге остался на коне. Пускай хоть завернется у плиты, мастер-шеф недоделанный.
А потом… к ним нагрянуло семейство Александровых и отказываться от совместного ужина было как минимум странно, тем более, когда на два дня вышли в море. Денис злился, каждодневно вычитывая и грозясь лично начать кормить из ложечки, а ей, если честно, было пофиг.
Тогда, будучи на шикарной яхте, впервые почувствовала недомогание и приняла предобморочное состояние за морскую болезнь. Пока все веселились, ныряя с аквалангами, и поедали приготовленные шеф-поваром кулинарные шедевры, она пластом лежала в каюте, обвиняя себя не в дальновидности.
— Ксюх, бросай этот детский сад. Ладно, в море тошнило. Сейчас что не так? Ольга готовит на всех, причем, за мои деньги. Хватит упрямиться. Только себе хуже делаешь. Не заставляй кормить тебя силой! — разозлился Денис, стоило Володе с Настей подняться на борт самолета. Ксюша наконец-то смогла облегченно выдохнуть, прекратив натянуто улыбаться. Всё равно, сколько не старайся, для всех мил не будешь. Не сможешь просто. Вон, Настя, сразу дала понять, что Оксана, в отличие от Олечки, не числится в списке её друзей. И не велика потеря, но, блин, было неприятно.
Как дать понять, что проживание с ними Ольги неприемлемо. Что злит она, бесит, не дает спокойно насладиться свадебным переполохом, почувствовать себя хозяйкой дома.
Намеки были, но Денис тут же отметал их как что-то не стоящее его внимания. Злило такое отношение. Злило и обижало. Уже прямым текстом указывала Ольге на двери, а та, знай, и ухом не ведет, корчит из себя заботливую няньку. Правда, когда узнала, что на горизонте маячит свадьба — слегка притихла и то, на неделю, максимум.
В общем, свое недомогание Ксюша до последнего списывала на эмоционально-неуравновешенное состояние, неправильное питание, низкое давление и ещё бог знает на что. Только когда обратила внимание на подозрительную халтуру со стороны красный дней календаря — смогла сложить дважды два. Теперь стала понятна и раздражённость её доставучая, и вспыльчивость, и разыгравшийся аппетит.
Постояв несколько минут, облегченно выдохнула. Холодная вода помогла прийти в себя.
— Того, Сонь, — вытерла руки, возвращаясь в кабинет.
— Да ты что?! Вот это новость! — обрадовалась Бондаренко, пританцовывая на ходу. — Ходаков в курсе?
Ксюша вздохнула:
— Ещё нет. Сама только утром сделала тест.
— А что с лицом? Разве ты не должна прыгать от радости? — от подруги не укрылась её обеспокоенность. Новость-то радостная, сама не помнила себя от счастья, застряв в ванной на полчаса. В груди такое тепло разлилось, такой счастливой себя почувствовала, что в ту же секунду захотелось понестись вниз и обрадовать Дениса.
Их ребёнок. Боже… да у неё до сих пор трясутся поджилки и сердце колотится как ненормальное. Внутри неё зародилась новая жизнь. Её частичка. Она уже её безумно любит.
Но стоило спуститься вниз и встретиться с вечно недовольной Ольгой, как готовые слететь с языка слова застряли в горле. Нее, такое не говорят при сгустках отрицательной энергии. Опасно. Может задеть. Неужели Денис не видит, настолько эта энергия сочится ядом? Хотя, стоило признать, рядом с ним Ольга становилась совсем другим человеком. Немудрено, что он не замечал её подлой душонки.
— Рада я, причем очень, просто… не отпустило ещё.
— Может, минералочки? — предложила та участливо, обеспокоено заглядывая в глаза.
— Спасибо, мне уже легче. Скоро пройдет. Сонь, — начала робко, заранее зная, что подруге не понравится услышанное, — я тут подумала… — блин, далеко не просто это озвучить, — короче, я увольняться надумала.
Что и следовало ожидать, Бондаренко в один миг поменялась в лице. Ксюша виновато прикусила нижнюю губу, будучи в курсе, на что подписала подругу, но… ведь всё к этому шло.
— Подготовка к свадьбе… я вся на нервах. Меня постоянно дёргают, отвлекают. Потом… моя беременность, присутствие дома Ольги, — начала оправдываться, искренне сожалея о предпринятом шаге, но по-другому поступить не могла. — Я помню, как ты поддерживала меня, как мы строили планы, мечтая отгрохать собственный Диснейленд. Я всё помню и ценю, правда. Но я хочу быть с Лилей. Хочу, как бы это смешно не звучало, посвятить себя семье. По крайней мере, на три ближайшие года.
Соня молчала. По её лицу было не понять — в шоке она или всё понимает. Ксюша не стала ждать шести месяцев, чтобы уйти в декрет. Как только Денис узнает о её состоянии — и так потребует уволиться.
— Ксюх, ты чё, думаешь, я настолько меркантильная с*ка? — теперь она увидела, что на лице Бондаренко была отнюдь не обида, вернее, обида, но чуть-чуть иного характера. — Да это вообще диво дивное чудо чудное, что Ходаков отпускал тебя ко мне с его-то возможностями и баблищем. Так что не хандри, — успокоила в своем привычном стиле, — я была готова к такому повороту.
Ксюша облегченно выдохнула. Ну, слава богу. А то она уже навнушала себе.
— Ты мне лучше вот что скажи: Дениска уже знает о грядущем отцовстве?
— Не успела сказать.
— Ну, ты дае-е-ешь, Аврахова! Да с такой вестью нужно нестись к мужику в первую очередь.
Ксюша только улыбалась, отчасти понимая подругу, но тут, как говорится, в силу обстоятельств вступил злой рок под личиной шатенистой стервы, а озвучивать столь радостную новость в присутствии исходящей злобой «доброжелательницы» хотелось в последнюю очередь.
— Погоди, погоди, — загорелась Соня,
