плакала одна женщина.
— Не может быть! — говорила другая, вытирая слёзы рукой.
— Кто посмел… — произнесла ещё одна, не сумев докончить.
— Действительно, — вдруг прозвучала речь какого-то мужчины, очень уверенная и серьёзная, не нарушенная чувством, — это несерьёзно. Как может вихрь, шторм, как заявили, поднять меч солдата и всё-таки совершить то, что было совершено? Это всем абсолютно понятно, что тут какой-то обман, причём настолько непрофессиональный, глупый, что даже детский какой-нибудь розыгрыш умнее этого безумия. Во-первых, никакого шторма, дождя не было — это во-первых уже всё решает, ибо вы любого не пьяницу спросите, он вам скажет, что погода была хорошей. Во-вторых, как всё-таки может, допустим, шторм вырвать меч и доставить его прямо в сердце? Немыслимая новость, немыслимо нелепая, совершенно фантастическая. В-третьих, что ж всё так быстро, так стремительно кончилось? Закрыли и не думают. Это очень, очень странно! Думаю, нам надо добиваться честного разрешения вопроса, а не вот этой вот белиберды, не этого обмана. Нужно пойти к правителям да и доложить, что совсем беспорядок в Столице, иль сразу в какую-нибудь международную организацию, дабы порядок навели.
— Ты себя слышишь? — перебил другой мужчина. — Чего ты вообще хочешь! То, о чём ты говоришь, не осуществится. Коль вякнешь что против — суд! Нет, никто ничего не изменит да не исправит, кроме народа, а народу всё равно. Ну? Что ж нам самим не исследовать и не добиться правосудия, правды? «Ищите, и найдёте»! Леность? Малодушие? Ждём, когда какой-нибудь появится сильный человек, который нас, овец, поведёт? Да мы и тогда не пойдём…
— Хватит, хватит! Кто сделал это, тот от Бога наказание получит, если ещё не получил, — того и достаточно… — сказала вдруг какая-то женщина.
Это суждение вновь оставило место слезам и горю, которыми очень многие были тут пропитаны. Арсения же слова эти ударили, очень резко и больно, точно кто топором рубанул, иль в спину ножом ударил, иль выстрелил в ногу… Сердце сжалось от ужаса, он побледнел. Герой наш пытался сквозь муки подойти к ней… Много сил ему нужно было, чтобы не упасть, не потерять сознание, а удержаться на ногах. Вдруг он увидел её — она лежала, бледная, холодная, застывшая в муках, мёртвая… Где-то там, под одеждой, где должно быть сердце, ныне уж остановившееся, пребывал след того коварного удара, совершённого… Господи! Он долго глядел на её лицо, пытался что-то в нём прочитать и как сильно страдал!.. Не стал он целовать её, ибо ненавидел себя, как человека ненавидел, но любил, сильно любил её… И слеза, Господи, потекла по щеке героя нашего, и, упав, разбилась выше её сердца…
***
Долго, долго стоял он, полуживой. О чём он думал и что с ним происходило — лишь Богу одному известно. Но вдруг вся эта отстранённость от мира сего разом рухнула, как только окликнули его.
— Приветствую, колдун! — начала было какая-то женщина, обратившись к Арсению. — Арсений, да? Я Ева, приятно познакомиться… Вижу, ты тоже сильно печалишься. Я подруга Марины, живу в одном городе — Громоздух. Там много выдающихся людей, да не в этом дело… Я тебе предлагаю посетить его. Хочешь?
— Здравствуй… Да, хочу.
— Ну вот и хорошо! Тут летают грифоны, ты можешь дать деньги, и они тебя довезут.
— Ага! Хорошо… Тайлер со мной, да?
— Хорошо.
Арсений вдруг встал и побежал, схватив Тайлера, так что тот даже не понял, что произошло. Так он бежал, бежал, пока не встретил какого-то мужчину с бородой. Этот мужчина был заводчик грифонов, и Арсений, отдав все свои деньги мужчине, сел на грифона, посадил Тайлера позади себя и, прокричав: «Давай! Ура!» — взлетел высоко, как птица, в небо.
«Господи! Вот, всё одним взглядом можно осмотреть, какие же тут виды! Реки извиваются как змеи, город точно гусеница с тысячами ног, земля как салат, а небо похоже на море — да, да, да, вот и облака, мои подушки! Я бы взял да прыгнул на вас, моё постельное бельё! И горы, горы точно морские кораллы, а всё это подводный мир да вода, а я на щуке скачу по болоту… Счастье! Вот оно, белым сиянием озаряет только меня! Марина! Марина! Я тебя не люблю, и я счастлив! Ура!!!»
«А вот и городок! Скала на скале летает под водою или над, восемь футов весом, автомобили по облакам, кони по коровам, ласточка над солнцем, восемь сот, нет не сот, а семь, ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! Я счастлив! А вот и пятая голова!»
Писатель! Я завладел тобою! Я творю теперь! Горы, город, моря… Хватит! Просто хватит! Да, я прилетел, Тайлера я взял мизинцем и выкинул, а потом стал орлом и подхватил его и понёс обратно, хоть кап-кап.
— Приветствую, колдун! Вот тебе и таверна.
О. ТаВеееерноооа!! Мариноа,
Конец.
Господи! Только благодаря Тебе, единому Тебе, смог я освободиться от сего Арсения. Если бы не Ты, всё бы пропало! Слава Тебе, Христе! Многое, многое я могу тут писать, да надо ли оно? Что Арсений с ума сошёл — вещь, я думаю, явная, ясная, понятная. А ведь много я, Господи, писал, хотя что там! Увы, не пером, а с помощью новейших технологий. Грустно! Но да ладно. Надеюсь, что Арсений поправится да как-нибудь от своих недугов избавится. Я сейчас сижу на холме, как недавно сидел, когда избегал героев моих, то есть не избегал, но… Помните, помните? Подожди, читатель: ты помнишь? Я сидел, наблюдая за уходящим светилом, а потом и в продолжении ночи, как камень, наблюдая за луною и звёздами, наслаждаясь звоном кузнечика и сверчка — я бы сказал, что как во сне. Так вот, я сбежал сюда обратно, ухватив, каким-то только чудом сохранив мои записи от проклятого Арсения, и вряд ли уж покину эту идиллию, если, конечно, на то не будет весомых причин. Эх, живу! А вы-то знаете, зачем живу я? Вон, пойду я завтра иль послезавтра на моря глядеть, всё сидеть, сидеть, сидеть… А оно точно ли надо? Да ведь леса так же сидят, не двигаются хотя б, иль вот песок, иль вот камень. А я почему-то боюсь так сидеть! Как будто не это цель существования моего писательского! Да! Да! Вот вам и весомая причина вернуться в мир, где Арсений… А впрочем, можно и в другой мир пойти. Пожалуй, пойду, надо ведь где-нибудь записи эти публиковать. Слава Христу!
Много, очень много имею
