укладывание на хранение. Бывало, нам доставалось по несколько ролей сразу, а однажды мне доверили только заворачивать. Мыслями я могла отвлекаться сколько угодно, но мои пальцы продолжали двигаться точно и аккуратно, как у автомата. В другой раз мне досталось выбирать маленьким пинцетом насекомых, прилипших к готовым палочкам туши. Всякий раз, когда эту работу доверяли Гао Лин, она оставляла слишком много вмятин на палочках. Драгоценная Тетушка сидела за длинным столом и вдавливала маслянисто-черную массу в каменные формы. Из-за этого кончики ее пальцев всегда были черными. Когда тушь высыхала, она с помощью длинного острого инструмента вырезала на ней пожелания удачи и рисовала картинки. Каллиграфическим мастерством она превосходила даже отца.
Работа была скучной, но мы гордились нашим секретным семейным рецептом: он позволял добиваться идеального цвета и плотности туши. Наша сухая тушь в палочках могла храниться до десяти лет и больше. Она не ссыхалась, не сыпалась и не разбухала от влаги. А если ее держать в прохладе подземного погреба, как это делали мы, она могла пережить не один великий период в истории. Люди, пользовавшиеся нашей тушью, подтверждали эти слова. Какой бы ни была поверхность листа горячей ли, влажной или грязной от множества пальцев, — наша тушь всегда держала контур и цвет.
Мать говорила, что благодаря туши наши волосы оставались черными, как ночь. Она была полезнее для волос, чем суп из черного кунжута. «Работай усердно днями напролет, смешивая тушь, — и будешь выглядеть молодой по ночам, когда спишь», — так мы шутили. А прабабушка часто говаривала: «Мои волосы черны, как сажа от кожуры каштана, а лицо такое же морщинистое и белое, как его мякоть». Прабабушка была остра на язык. Однажды она заявила: «Это лучше, чем белые волосы и обожженное лицо», — и все засмеялись, хоть Драгоценная Тетушка была в комнате вместе со всеми.
С годами, правда, язык прабабушки утратил свою резвость и остроту. Она стала часто спрашивать со встревоженным лицом: «Вы не видели Ху Сэня?»
Ей можно было ответить и «да» и «нет» — это не имело значения, потому что мгновение спустя она уже снова чирикала, как птичка: «Ху Сэнь? Ху Сэнь?» Она все время спрашивала о своем умершем внуке, такая печаль…
Ближе к концу жизни мысли прабабушки стали похожи на осыпающиеся стены, камни которых ничто уже не удерживало вместе. Доктор сказал, что ее внутренние ветра остыли, пульс стал медленным и обмелевший поток жизненной силы вот-вот замерзнет совсем. Он посоветовал кормить ее едой, в которой много тепла, но прабабушке становилось все хуже. Драгоценная Тетушка подозревала, что ей в ухо забралась блоха и теперь пожирает ее мозг. Она сказала, что ее недуг называется «зуд смятения» и что именно из-за него люди чешут головы, когда не могут чего-нибудь вспомнить. Ее отец был доктором, и она видела и других пациентов с такой же болезнью. Вчера, когда я не смогла вспомнить имя Драгоценной Тетушки, я подумала, что теперь и мне в ухо попала блоха! Но теперь, записывая то, что я помню, и видя, сколько всего держится в моей голове, я знаю, что у меня нет той же болезни, что была у прабабушки. Я помню все до мельчайших подробностей, даже события, которые случились очень давно и далеко отсюда.
Я вспоминаю дом, в котором жила и работала, так ясно, словно сейчас стою перед его дверями. Он находился на улице Свиной Головы. Дорога начиналась на востоке, возле рыночной площади, где торговали свиными головами. От площади она поворачивала на север и проходила мимо того места, где раньше росло некогда знаменитое Бессмертное Дерево. За ним улочка сужалась и превращалась в извилистую аллею, на которую выходили тесно прижимающиеся друг к другу большие семейные дома. Заканчивалась она узкой возвышенностью прямо над самой глубокой частью балки. Драгоценная Тетушка рассказывала, что балку тысячу лет назад расчистил один военный правитель. Ему приснилось, что гора внутри была из чистого нефрита, и он повелел всем своим подданным копать не останавливаясь. И тогда все — мужчины, женщины и дети — копали, чтобы его сон сбылся. Ко времени его смерти его дети состарились, их спины сгорбились, а половина горы была разрыта.
За домом площадка выходала на утес, и если человек туда падал, то ничто уже не могло его удержать — он оказывался на самом дне глубокой балки. Когда-то клану Лю принадлежало двадцать му [16] земли вокруг их дома. Но время и дожди размывали края балки, и она становилась все глубже и шире, а земельный надел нашей семьи — все уже. И утес с каждым годом подходил все ближе к нашему дому.
Это сближение приучило нас к любопытной мысли: для понимания того, что ожидает нас впереди, мы не должны забывать оглядываться назад. Мы называли пространство за утесом Краем Мира. Иногда мужчины нашей семьи принимались спорить: принадлежит ли нам земля, которая обрушилась в балку? Один дядюшка сказал:
— Нам принадлежит лишь плевок, который летит от наших губ до дна этой пустоши.
— Не надо больше об этом говорить, — отозвалась его жена. — Накличешь беду.
Потому что там, за краем утеса, на самом дне, лежало то, о чем нельзя было говорить вслух: нежеланные дети, покончившие с собой женщины и нищие. Это было воплощением несчастья. И все об этом знали.
Когда мы были молодыми, я часто ходила к утесу с братьями и Гао Лин. Нам нравилось сталкивать с него забродившие дыни и испортившуюся капусту. Мы смотрели, как они летят вниз, ударяясь о склоны, разбиваясь и падая на черепа и кости. Во всяком случае, мы думали, что именно на них они и падали. Однажды мы спустились с утеса, скатившись на попах и цепляясь за выступавшие корни. Нам казалось, что мы отправились в путешествие в потусторонний мир. Вдруг до нас донесся шорох из кустов, и мы закричали так громко, что у нас заболели уши. Но это оказался не призрак, а пес мусорщика. А то, что нам сверху казалось черепами и костями, на самом деле было валунами и сломанными ветками. Но хоть тел мы и не нашли, вокруг валялись клочья одежды: рукава, воротники и много непарной обуви. Мы были уверены, что все это принадлежало мертвецам. Вдруг мы учуяли запах призраков. Достаточно один раз его почувствовать, чтобы навсегда запомнить, что это такое. Он шел прямо от земли, несся к нам на крыльях тысяч мух. Эти мухи гнались за нами подобно грозовой туче, и, пока мы торопливо взбирались обратно
