дыша, она боком прислонилась к стволу сосны.
— Они… Ты их слышишь?
Димыч прислушался.
— Вроде нет. Отстали. Уфф… Ну они ж без лыж были, понятно.
— А если оденут? Тогда догонят?
— Гм… Уфф… Вряд ли они среди ночи за нами бегать станут. Наверное, вернутся к себе. Точнее, к этим…
Даже к темноте Димыч увидел, как блеснули ее глаза.
— Боже, там же призраки! А вдруг они их… а если они что-то с ними сделают?
Димыч посмотрел назад. Там не было ни огоньков, ни звуков. Чернота и пустота.
— Жень, мы сделали все, что могли. Наши их не видели. …Знаешь, пойдем-ка потихоньку. А то как бы не…
— Но Володя их видел! В первый момент, когда вышел из шатра, помнишь?
Они немного отдышались и снова пошли шагом.
— Помню. А когда он подошел и сел рядом, он перестал понимать, что это призраки.
— Он стал одним из них? — Женя все еще говорила шепотом, боясь собственных слов.
— Выходит, так. И Петька тоже. А потом — все, снова слепота и амнезия. …Вот тут обходи, там ветки.
— Все верно, все как мы и думали! Тот, кто подошел к их костру, перестает их видеть! Хотя погоди… А почему мы продолжали видеть, хотя сидели среди них?
Димыч задумался.
— Наверное, потому, что мы подошли к ним не по собственной воле. Мы этого не хотели, вот что.
— Выходит, призраки забирают только того, кто сам этого хочет?
Димыч поморщился при слове «забирают».
— Видимо, да. Только непонятно, как наши ребята могли этого хотеть. Они же прежде не видели ни костра, ни двойников. Замечали, удивлялись, подходили — и после уже не видели и не помнили ничего.
— Наверное, они думали, что это наш костер.
— Наверное.
Они уже давно сошли с лыжни, и сейчас карабкались в гору среди частого молодого леса. Димыч решил не идти низом — туда могли направиться и преследователи — и полез вверх, обратно на плато. Вскоре деревья раздвинулись, и открылось темно-серое небо. Но его фоне вдали стали видны черные покатые увалы хребта. Днем они были белыми, их обдувало метелью. Сейчас, судя по шуму ветра — он сразу усилился, стоило выйти из леса — метель наверху по-прежнему бушевала. Ее отголоски ощущались и здесь, на склоне: снежная пыль шуршала по одежде, острые летучие льдинки покалывали лицо. И чем дальше уходила назад спасительная стена леса, тем злее становился ветер. Убедившись, что одинокие путники теперь полностью в его власти, он схватил их в объятия и принялся бомбардировать снежными порывами со всех сторон. Должно быть, люди редко посещали его владения в такой поздний час, и он спешил показать все, на что был способен. Сразу стали замерзать руки, но не было возможности остановиться и потереть их — холод и страх гнали вперед. Давно пора было зажечь фонари, но Димыч боялся, что неведомый враг увидит маленькие звездочки на фоне гор и бросится в погоню. К счастью, под открытым небом снег казался светлее, чем в лесу, и, если держаться вместе, можно было кое-как идти. Путь указывала одинокая звезда на горизонте — почему-то ее никак не могли закрыть полотнища туч, невидимо летящих по небу — да черная полоса леса внизу. Димыч изредка посматривал на них, проверяя направление, но по большей части шел, низко опустив голову, чтобы защититься от ветра. Женя шла за ним след в след, и не видела ничего, кроме силуэта его рюкзака.
— Ты когда-нибудь ходил ночью? — спросила она, когда Димыч остановился передохнуть и повернулся к ней лицом.
— Никогда.
— Говорят, это опасно…
Димыч усмехнулся. Женя живо представила все, что они оставили внизу — костер, призраков, собственных товарищей, которые вдруг стали страшней призраков — и тоже грустно улыбнулась. Да уж, вряд ли здесь было опаснее, чем там. Правда, здесь опасности были настоящими, а не мистическими — замерзнуть, упасть, не суметь встать и остаться навсегда под слоем снега. Димычу, должно быть, тоже пришла в голову эта мысль, и он снова заторопился.
— Пойдем, пойдем. Там в трех километрах спуск долину Каменки начинается. Доберемся до леса, сделаем шалашик, кое-как отдохнем. Оттуда вниз по Каменке, потом по Белой — и завтра к вечеру должны уже на дорогу выйти, по которой «бураны» ездят. Кто-нибудь да подберет.
Этот план появился у него только сейчас. Еще полчаса назад он не думал далее следующей минуты. Лишь сейчас, оказавшись посреди бескрайней ночной равнины, он понял, что их положение не из легких, и не мешало бы придумать маршрут. В голове сразу возникла карта, которую он прежде изучал много раз на дню. Словно фломастером, он мысленно прорисовал на ней линию предполагаемого пути. План был хорош, но неисполним: так быстро выйти к дороге можно было только при условии дневного света и большого количества тропильщиков. А их было только двое, света не было, зато была растущая усталость. Благотворный прилив адреналина, который сопровождал их в начале побега, успел рассосаться. Впереди было еще хуже: бессонная ночь, мороз и ветер обещали отобрать последние остатки сил. Димыч всмотрелся в лицо Жени. Оно было скрыто тьмой, но Димыч понял, что она все знает. Знает, но делает вид, что верит его ободряющим словам.
— Не отставай, — коротко сказал он и снова встал навстречу метели.
Они снова шли, шли, шли. Чувство времени притуплялось однообразным завыванием ветра, да болью в замерзающих руках и ногах. Когда Димыч переставал слышать шорох полозьев за спиной, он оборачивался и поджидал свою спутницу. Загородив ее от ветра своим рюкзаком, он ждал, пока она разотрет озябшие пальцы — действие почти бессмысленное, ибо в первую же секунду эффект пропадал — однако дарующее надежду.
— Смотри! — Женя слабо подняла руку в рукавице, показывая на темное пятно внизу. Это был лес.
— Что?
— Мне показалось, я огонек видела…
Димыч пригляделся — точнее, сделал вид, что пригляделся, потому что налипавшие к очкам снежинки не давали возможность видеть даже вблизи, а протирать их было лень — но ничего похожего не заметил.
— Вроде как раз там, где шатер…
— Отсюда все равно не видно. Там ведь совсем слабый костерок был, помнишь?..
Он уже говорил о покинутом лагере «там». Отныне и навсегда это был не их лагерь, не их группа.
— …если, конечно, это не тот, другой костер.
Женя хотела испуганно охнуть, но холод и усталость подавили звуки в горле, и она промолчала.
— Мы сделали все, что могли, — повторил Димыч, неловко поправляя Жене капюшон с меховой опушкой.
Ее шапка налезла почти на глаза, но
