Керосин в лампе иссяк, обгоревший сухой фитиль зачадил. Ольга встала, задула лампу. Подойдя к окну, она только сейчас заметила, как хорошо на улице. Луна плыла над лесистыми сопками, казалось задевая снежные вершины кедров, в которых причудливо дробилось голубое сияние.
Когда Ольга жила в Турнине, Аркадий Осипович однажды затеял в такую же лунную ночь вылазку в тайгу. Он запряг в нарту ездовых собак и увез Ольгу с Лидией Федоровной далеко к горному перевалу. Забавно было видеть старого доктора в длиннополой дохе и в пенсне на золотой цепочке в роли заправского каюра. Ольгу смешили его озорные мальчишеские выходки, когда он вдруг на полном ходу соскакивал с нарты и бежал, держась за поворотный шест.
- Признайся, девочка моя, что в твоем Ленинграде ничего подобного нет, - кричал он, тяжело переводя дыхание. - А воздух? Чувствуешь, какой воздух? Ни одного тебе микроба!
- Чувствую! - весело ответила Ольга и, спрыгнув на тропу, побежала рядом с Окуневым. С непривычки закололо в боку, мороз перехватил дыхание, и она с разбегу повалилась на нарту, опрокинув в сугроб тучную, неповоротливую Лидию Федоровну.
- Да тише вы, Олечка! - взмолилась Лидия Федоровна. - У меня ишиас!
Еще вспомнила Ольга, как перед ее отъездом из Турнина Аркадий Осипович обещал:
- Скоро мы с тобой поменяемся местами. Следующая операция - твоя, а я, так уж быть, буду тебе ассистировать.
К сожалению, этого не случилось, пришлось срочно ехать в Агур. Но внутренне она давно приготовила себя к тому, что скоро ей придется оперировать самостоятельно. Не без тревоги ждала она этой минуты и мысленно представила себе, как это произойдет. Среди ночи - она почему-то была уверена, что непременно среди ночи, - привезут больного, скорей всего с аппендицитом, она прооперирует его, а рано утром по телефону сообщит Аркадию Осиповичу.
"Ну вот и молодчина, девочка моя! - скажет он. - Не подвела старика".
...Около Хутунки дежурила Фрося. Временами она склонялась над больной, трогала ладонью ее влажный лоб и шептала ей ласковые слова на родном языке.
Добрая, милая Фрося!
Несмотря на свои шестьдесят лет, она, кажется, не знала усталости. Вечно суетилась, вечно находила работу и всегда везде поспевала. Ее стянутое мелкими морщинами лицо с небольшими скулами постоянно было чем-то озабочено. Она очень гордилась своим значительным в условиях Агура положением медицинской сестры и при случае любила подчеркнуть, что сам Александр Петрович считал ее своей ближайшей помощницей. В самом деле, как было не гордиться ей! Большую часть своей жизни она прожила в тайге, в родовом стойбище, в ветхом шалаше из древесного корья, где на земляном полу никогда не потухал дымный, слепящий глаза очаг. Фросе еще не исполнилось пятнадцати, когда ее купил в жены за большой по тому времени тэ вдовец Леон Пеонка. Единственный брат Фроси Ананий вынес ее, маленькую, с заплаканными глазами, сжавшуюся от страха в комочек, из шалаша и передал, как того требовал древний обычай орочей, в руки будущему мужу, от которого разило водочным перегаром. Пеонка принес Фросю на холмистый берег реки, усадил в ульмагду и увез вниз по бурной реке, петлявшей в ивовых зарослях.
Над горным перевалом догорал закат, когда ульмагда вошла в узкую протоку и врезалась своим широким утиным носом в песчаную отмель. Давно, видимо, ожидали сородичи Леона Пеонку с молодой женой, потому что, завидя ульмагду, высыпали на берег и с веселыми криками "Сородэ!" кинулись вытаскивать Фросю из лодки.
Став в эту ночь женой Пеонки, она еще острее ощутила тоску по родному стойбищу, но оно осталось так далеко, что Фрося не могла вспомнить, где именно. Всего три зимы прожила она с мужем, а на четвертую потеряла его: ушел Леон Пеонка на охоту и не вернулся. Детей Фрося не народила и, овдовев, почувствовала себя чужой в роду Пеонка. Ранней весной, как только вскрылись таежные реки, она погрузила на ульмагду свой небогатый скарб и вернулась к брату. Ананий охотно принял сестру, благо тэ, полученный за нее, возвращать было некому. Больше пятнадцати зим прокочевала Фрося по тайге с сородичами, пока они не стали селиться в Агуре. Вскоре в новом поселке открыли медпункт, и Фрося поступила туда уборщицей. Она очень старалась, держала пункт в чистоте, и, когда приехал Александр Петрович, он назначил ее санитаркой. По совету врача, она стала посещать ликбез, научилась читать и писать. С годами медпункт превратили в больницу, и Ефросинья Ивановна стала помогать доктору во время операций.
- Мне Александр Петрович, бывало, говорил, - рассказывала она Ольге, - "Если бы ты, Фросечка, с самого детства училась, из тебя бы теперь профессор получился!" А я ему отвечаю: "Да что ты, Александр Петрович, это все равно что до луны долететь!" А он опять за свое: "Я точно тебе говорю - профессор!" Спасибо ему, Александру Петровичу, кое-чему научил меня, свое дело знаю. Так что, мамочка, - доверительно говорила она Ольге, - теперь я тебе помогать буду.
С первого дня приезда Ольги Фрося приняла на себя все заботы о ней: убирала комнату, стирала белье, Ольга пробовала протестовать, но сестричка и слушать ничего не хотела.
Милая, добрая Фрося!
Она все повторяла и повторяла Марии Никифоровне ласковые слова, обещала ей скорое выздоровление.
Вдруг сестру испугала странная тишина в палате. Протерев кулаками глаза, она опять склонилась над больной, и ей показалось, что Мария не дышит.
Фрося побежала за врачом.
- Пойди, однако, погляди, Мария почему-то тихая стала!
3
Они стояли в лунном сиянии на морозе, который к ночи стал еще крепче. На противоположном берегу реки, скованной торосистым льдом, от стужи потрескивали сосны. Несмотря на поздний час, в большинстве домов горели тусклые огоньки керосиновых ламп. Над плоскими крышами из деревянных труб струился дым. Ольга с тревогой подумала, что орочи все еще взбудоражены, что им не до сна и, чего доброго, скоро опять придут в больницу узнать о Марии Никифоровне. Она хотела сказать об этом Фросе, но медсестра, оставив ее на крыльце, побежала на дорогу. Со стороны горного перевала на самом спуске в долину замелькали быстрые тени. Они то пропадали за деревьями, то возникали снова, и вот их уже можно было разглядеть отчетливо.
- Олени! - крикнула Фрося. - Кого-то опять везут к нам, наверно.
- Что вы, милая, не может быть! - испуганно ответила Ольга.
- Верно говорю, везут! Иди, мамочка, в помещение, я их сама встречу.
Минут через двадцать к больнице подъехала упряжка, заскрипели на сухом снегу полозья нарты.
- Кого привезли и откуда? - спросила Фрося.
- Инженера из Мая-Дату! - ответил грубоватый голос. - А доктор на месте?
- Есть доктор, сейчас дам носилки!
Ольга Игнатьевна вышла в тот момент, когда двое мужчин вносили больного. Один был высокий, бородатый, в валенках и в полушубке, другой ниже среднего роста, скуластый, в короткой, до колен, дошке и в унтах.
- Кто здесь будет доктор? - строго спросил бородач.
- Что случилось, гражданин? - пересилив волнение, в свою очередь спросила Ольга, искоса поглядывая на больного, который был в таком же полушубке и валенках, как и его товарищ.
- Прежде всего распорядитесь, куда его положить! - сказал бородач и, встретившись глазами с Ольгой Игнатьевной, более спокойно добавил: Совершенно ясно, что случилось: слепая кишка...
- Вы в этом уверены?
- Абсолютно!
- Вы что - врач?
Он вспылил:
- Если бы я был врачом, уверяю вас, не пустился бы с ним ночью в такую дальнюю дорогу, а сделал бы все на месте без всякой канители.
Когда больного уложили в приемном покое на кушетку, Ольга отстранив бородача, сказала ему с обидой:
- Я думаю, если бы вы были врачом, то не потерпели бы такого грубого обращения с собой.
Он заметно смутился, надвинул на глаза шапку-ушанку и пошел было к выходу, но Ольга задержала его:
- Когда у него начался приступ?
- Приступ начался у Юрия Полозова в тайге, когда он верхом на лошади объезжал участок, где идут разработки. Лесорубы доставили его в Мая-Дату, но дома ему стало хуже. Я решил везти его в больницу. Ясно?
- Пока еще не совсем... - сказала Ольга. - Вот я осмотрю вашего Юрия Полозова, и, если действительно, как вы утверждаете, у него "слепая кишка", отправим его в Турнин, в районную больницу.
- Никуда я его не повезу! - опять вспылил бородач. - Примите меры на месте, и сейчас же, иначе буду жаловаться! Удивительное дело, посылают в глубинку врачей, которые простого аппендицита не могут вырезать. Можно подумать, что в нашей тайге люди не болеют!
- Поймите, гражданин, что в Турнине вашему Полозову будет лучше. Его прооперирует опытный хирург Аркадий Осипович Окунев. Вероятно, вы слышали о нем?
- Ни о каком Окуневе я не слышал и слышать не желаю! Я доставил больного человека к врачу, если вы, понятно, являетесь им, и решительно требую, чтобы ему была оказана срочная помощь!
- Странный вы какой-то, честное слово. А я не имею никакого морального права оперировать вашего Полозова!
