ушел в музыкальный класс.
Петров придвинул стул к окну и сидел, обдумывая сегодняшнее утро.
Перед этим пришлось подтирать после Дорошенко. Когда пацаны снова выползли из комнат, Батя, выждав, спросил: «И кто этот компот убирать будет?» Петров молча отправился под лестницу за шваброй. Зато кактусы, как в прошлый раз, не отнимут.
Кактусы, два горшка, стояли перед ним, и он, задумавшись, теребил их. Разлапистый, с густыми белыми иголочками, звался Машей. А стоявший рядом, толстый и ребристый, был Валентином. Иглы у него были как пики: с таким лучше не ссориться. Петров, в общем, и не ссорился; наоборот, каждый день поливал их с Машкой, приговаривая что-то вроде: «Жрите, жрите, ребята… Вкусно?» И сам отвечал кактусовым голосом, что вкусно.
Сегодня Петров решил, что кактусам пора наконец признаться друг другу в любви. Он сдвинул горшки, не вплотную, а так, чтобы им было удобно общаться.
– Валентин, это ты? – сказала кактус Маша. – Я испугалась.
– Чего ты испугалась? – баском отвечал Валентин. – Я же твой защитник. Я буду тебя всегда защищать.
– А от кого?
– От людей. И от посторонних кактусов, – не очень уверенно сказал Валентин.
– Но ведь тут других кактусов нету… Только мы с тобой.
– Но они могут вторгнуться. Из внешнего мира.
Петров улыбнулся находчивости Валентина и похлопал по горшку: соображаешь!
– Они перелезут через забор на своих суперперелазательных устройствах и попытаются нас убить и захватить нашу цивилизацию. Но им это не удастся. Ха-ха-ха.
– Какой ты смелый… – сказала Маша, подвигаясь вперевалочку поближе к Валентину.
Их иглы соприкоснулись. Петров вздохнул.
– Я не такой уж смелый, – смутился Валентин. – Я… я просто тебя люблю.
Петров покраснел и затеребил прыщ на подбородке. Кактусы целовались.
Чтобы Валентину было сподручнее, Петров слегка наклонил горшок, но не сильно, чтобы большой Валентин не раздавил хрупкую Машу.
– Как хорошо… – сказала Маша. – Я не знала, что это так хорошо.
– Мы поженимся, – всё в том же наклоненном и взволнованном состоянии говорил Валентин. – Поженимся, и у нас будут дети… Ой!
Петров быстро выпрямил кактус, а сам подался к окну.
По двору в своей пятнистой куртке шагал Кузьма, бывший прежде воспитателем, а потом ушедший в охранники. За ним шел чужой. На чужом были желтоватая куртка и легкие ботинки. Журналист, догадался Петров, вспотев.
Кактусы, брошенные в самый ответственный момент, растерянно молчали. На иголочках Маши поблескивала слеза.
– На сегодня любви хватит, – Петров раздвигал горшки. – Будут у вас еще дети…
Валентин, отодвинутый на другой конец подоконника, подавленно молчал.
Журналист расположился в воспитательской. От чая отказался, раскрыл ноутбук. Выпил бы кофе, но кофе не было.
Здесь, кажется, вообще ничего не было.
– А вай-фай?.. Понятно. Каменный век.
– Раньше всё было, – Денисыч снова ощупывал пакетики с чаем, – и вай-фай, и общественный сахар. Сейчас временные трудности.
– Безвременные, – Батя откинулся и с хрустом вытянул ноги.
– Но, наверное, что-то можно было сделать… – Журналист двигал пальцем, на экране открывались окна.
Он уже успел обойти здание и побывать на двух занятиях. Первым было чтение: Батя Виталий (журналист уже знал, что его зовут так) сидел за столом и записывал что-то; ученики читали книгу, которую передавали с парты на парту. Что это за книга, догадаться по чтению было невозможно; по внешнему виду тоже: обложка и первые пять страниц оказались выдранными. «Там было то, что им не следует знать», – тихо объяснил Батя Виталий. На втором занятии увлеченно лепили каких-то червяков. «Эмбрионы», – еще тише сказал Батя Виталий. «Можно сфотографировать?» – спросил журналист. Батя помотал головой.
На экране ноутбука всплыло окно: пляж, плавки, купальники. Парочка обнимающихся на первом плане, море и горы на заднем. На девушке были темные очки.
Журналист быстро закрыл; кажется, никто не успел заметить…
– Наверное, можно что-то было сделать, – вернулся к своей мысли. – Я и в детдомах бывал, там тоже, конечно… но не так.
– Здесь раньше еще лучше было, чем в детдомах, – продолжая заниматься чаем, откликнулся Денисыч. – Тут знаете какое снабжение было… Четырехразовое питание. Кандидаты наук работали.
При слове «кандидаты» Батя усмехнулся и запустил руку за голову.
– А потом Институт расформировали, и всё… А мы не к социалке, а до сих пор к науке относимся. У них даже паспортов нет.
Всё это журналист знал, но слушал внимательно.
В дверь постучали и дернули ее на себя. Кто-то втолкнул крупного парня с перевязанной головой. Парень взмахнул руками и замер посреди воспитательской.
– Знакомьтесь. Дорошенко, герой дня… – Батя приподнялся. – Садись. Нет, на тот стул. Истратили сегодня на него дефицитную вакцину, которых вообще осталось…
Дорошенко сел и стал искоса разглядывать журналиста.
– Ну, расскажи, куда ты девал свои таблетки… А дело в том, – Батя повернулся к журналисту, – что для профилактики приступов им дают… дорогостоящее импортное лекарство. Покупаемое, между прочим, на валюту.
Дорошенко вздохнул и поскреб поясницу.
– Вот тут говорилось, – продолжал Батя, – что нам средств мало выделяют… А то, что на эту богадельню тратится в пять раз больше, чем на любой образцово-показательный детдом, об этом иногда забывают.
– Ну, не в пять, – обиделся Денисыч. – В три. От силы – в четыре…
– Вы знаете, сколько стоят медикаменты? – Батя продолжал смотреть на журналиста.
– Сколько? Просто, когда я узнавал, мне сказали, это закрытая информация…
Батя промолчал. Дорошенко наклонил голову и сдавленно чихнул. Поглядел на Батю:
– Можно идти?
– Потом пойдешь. А вначале расскажешь, для чего ты отдал свою таблетку Сергееву.
– Так я же уже говорил. Серый мне айфон давал, пока не застукали.
– Айфоны у нас запрещены, – пояснил Денисыч. – Тлетворно влияют на психику. Приступы учащаются. Это я вам как психолог говорю. И как патриот.
– Ты понял, какому риску ты подвергал себя и своего товарища?
– Понял, – ответил Дорошенко. – Понял, – повторил чуть громче.
– «Мультики» от передоза начинаются… – Денисыч вдруг тихо засмеялся.
– Да, некоторые уже пробовали… на себе, – поглядел на него Батя.
– Не-не-не, только читал. И по рассказам.
– Зато Серый другую цивилизацию видел, – тихо сказал Дорошенко. – Всё четко.
– Галлюцинации, – вздохнул Батя. – Ладно, иди. Завтра с директором решим, что с тобой делать.
Дорошенко захлопал глазами. С криком «спасибо!» бросился к двери.
– Что «спасибо»? – Батя остановил его взглядом. – Может, еще и не «спасибо» будет… Иди.
Дверь захлопнулась.
– А мне можно будет встретиться с директором? – спросил журналист.
Денисыч снова быстро рассмеялся, так же быстро остыл и зашуршал бумагами. Батя постукивал ребром ладони по столу.
– Директор сбежал полгода назад, – сказал Батя и стукнул чуть сильнее.
– Как «сбежал»?
– С телевизором, – вздохнул Денисыч.
– Это еще требуется доказать, – Батя снова стукнул, чашка Денисыча звякнула. – Да, телевизор исчез в тот же день.
