Сергеенко П. А., около 15 августа 1899*
2851. П. А. СЕРГЕЕНКО Около
15 августа 1899 г. Москва.
Копия.
«Мн<огоуважаемый> А. П.!*
П. А. Сергеенко сообщил мне о Вашем желании получить аванс в счет платежа, который, по условию нашему от 26 января, имею Вам внести в декабре этого года. Охотно исполняю Ваше желание, но в настоящее время, ввиду предстоящих мне крупных платежей, я могу дать только две тысячи рублей…»
Вот-с Вам, г. Сергеенко. Выходит, стало быть, что я аванс просил*.
Пожалуйста, один экземпляр твоей книги про Толстого* («Как живет…» и проч.) пошли по адресу: Таганрог, городская библиотека. Только ничего не пиши на книге, а то не будут давать ее читать, а спрячут как драгоценность. Ты как-то обещал послать, между тем недавно я был в Таганроге, и книги твоей там не оказалось. Какой же ты патриот после этого?
В Таганроге я был у Григория Аароныча* (преемник Потоцкого).
Был в Кучукое.
Будь здоров, жму руку.
Твой А. Чехов.
Барышеву И. И., 18 августа 1899*
2852. И. И. БАРЫШЕВУ
18 августа 1899 г. Москва.
18 авг.
Дорогой Иван Ильич, я еще в Москве*, уеду, вероятно, вскоре после 20-го. А возвращусь в Москву не особенно скоро — в апреле.
Здоровье мое довольно сносно. Терпеть было бы можно, если бы только не эта обязательная зимовка в теплых краях. В Крыму зимой скверно.
Спасибо тебе за письмо и за обещание побывать у меня. Буду ждать. Не забудь прислать свои книги; прислать или привезти.
Крепко жму руку.
Твой А. Чехов.
Барышеву И. И., 19 августа 1899*
2853. И. И. БАРЫШЕВУ
19 августа 1899 г. Москва.
19 авг.
Дорогой Иван Ильич, прости, я опять тебя беспокою. В пакете с книгами я не нашел обоих томов Лансона* «История французской литературы». Я бы сам приехал за ними, но нездоров, безвыходно сижу дома, а прислать некого, ибо возле меня никого нет, кроме куфарки, да и та всё с солдатом. Пришли, если можно, сегодня или завтра. Если же это письмо дойдет до тебя после пятницы, то вышли Лансона по адресу: Ялта, Чехову.
Еще раз: извиняюсь. Будь здоров.
Твой А. Чехов.
За книги большое, большое спасибо.
Суворину А. С., 19 августа 1899*
2854. А. С. СУВОРИНУ
19 августа 1899 г. Москва.
19 авг.
Ваше письмо* из Ялты прислали в Москву, где я теперь имею пребывание. Был я в Крыму, недавно вернулся в Москву, и, вероятно, завтра или послезавтра придется опять уехать*, так как мне нездоровится. Не знаю, бациллы ли то бунтуют, или погода дает себя знать, только мне невмоготу и клонит мою головушку на подушку.
Я писал Вам в Велие Никольское*, но ответа не получил. Нового у меня лично ничего, в газетах тоже ничего. Чума не очень страшна. Во-первых, она не захватит особенно большого района, будет всё держаться на отдельных пунктах, во-вторых, как сила опустошительная она не страшнее дифтерита или брюшного тифа, в-третьих, мы имеем уже прививки, оказавшиеся действительными и которыми мы, кстати сказать, обязаны русскому доктору Хавкину, жиду. В России это самый неизвестный человек, в Англии же его давно прозвали великим филантропом. Биография этого еврея*, столь ненавистного индусам, которые его едва не убили, в самом деле замечательна. Итак, чума как болезнь не особенно страшна. Но она страшна как пугало, сильно действующее на воображение масс. Она натворит много бед в Испании и, пожалуй, помешает выставке*.
Про студентов говорят мало. Недавно я ходил в университет к ректору* просить, чтобы приняли студента из другого округа; студенту отказали, и сам я был принят чрезвычайно нелюбезно. Приемная ректора и его кабинет и швейцар напомнили мне сыскное отделение. Я вышел с головной болью.
Недавно был я проездом в Феодосии*, видел издали Ваш дом. Город совершенно изгажен железной дорогой и добрым гением Феодосии*. Армянский дух этого гения чувствуется на каждом шагу.
На юге, в Таганроге я видел Ежова*, который осматривал там заводы. Из него вырабатывается порядочный корреспондент. Читали Вы «Евангелие как основа жизни» свящ<енника> Петрова?* После этой книги я не читал ничего интересного, кроме, впрочем, «Одиноких людей» Гауптмана — пьесы старой, но ударившей меня в нос своей новизной. Отчего Вы до сих пор не воспользовались этой пьесой? Она очень умна и сценична.
Два французских офицера*, из которых один сын бывшего военного министра, убили в Африке своих товарищей офицеров. Вы читали об этом? И это как нарочно в то время, когда бедные французы и без того угнетены всякого рода сюрпризами; один сукин сын Мерсье чего стоит!*
Лупит дождь. Значит, не позже как через неделю я буду опять в Ялте.
Что Боря? Как он поживает? Анне Ивановне, Насте и Боре мой сердечный привет и поклон.
Ваше письмо (последнее), по-видимому, читалось кем-то, прежде чем пришло ко мне.
Будьте здоровы. Спасибо Вам за письмо.
Ваш А. Чехов.
Мл. Дмитровка, д. Шешкова.
Марксу А. Ф., 20 августа 1899*
2855. А. Ф. МАРКСУ
20 августа 1899 г. Москва.
20 авг.
Многоуважаемый Адольф Федорович!
17 августа я получил от г-жи Печковской две тысячи рублей* и до сих пор не поблагодарил Вас, потому что всё это время мне нездоровилось. Приношу Вам мою сердечную благодарность.
Дурная погода продолжается и, по-видимому, не скоро кончится, и мне поневоле приходится торопиться с отъездом в Крым, где я пробуду всю осень и, вероятно, всю зиму. На этих днях я уезжаю туда. Мой адрес: Ялта. Лето кончилось, а у нас готов только один первый том, между тем я рассчитывал, что к осени мы выпустим два первых тома и «Пьесы». На «Пьесы» большой спрос, и их в продаже совсем нет.
Позвольте пожелать Вам всего хорошего.
Искренно Вас уважающий
А. Чехов.
Корректуру «Пьес» я буду читать только один раз. Посылаю Вам один экземпляр для набора*.
Сергеенко П. А., 20 или 21 августа 1899*
2856. П. А. СЕРГЕЕНКО
20 или 21 августа 1899 г. Москва.
Милый Петр Алексеевич, мне очень грустно, что мое письмо так огорчило тебя*. Но прежде чем я извинюсь, позволь принести мои оправдания. Во-первых, «заметного раздражения против» тебя, которое ты нашел в письме, не могло быть или оно только кажущееся, так как я не помню ни одной такой минуты, ни одного мгновения, когда бы испытывал против тебя что-нибудь похожее на раздражение; написал же я тебе о деньгах, потому что ты сам просил меня написать тебе о них; во-вторых, что касается «таганроцких видов» (я не понимаю, что значат эти слова), то если они попали в письмо, то попали невольно, когда пишу я письма, то не претендую на их серьезность, не думаю о том, деловые они или дружеские; в-третьих, я писал всякий раз лично для тебя, совершенно не предполагая, что ты станешь читать их кому-либо другому. Твоих писем я никому не читаю, они секрет для всех, кроме тебя и меня.
Как бы ни было, то, что мое письмо, как ты пишешь, причинило тебе не удовольствие, а горечь, — мне грустно и даже немного совестно. Прошу меня извинить и не сердиться. Если я виноват, то неумышленно.
Завтра я уезжаю на всю зиму.
Твой А. Чехов.
Если можно, пришли мне в Ялту мое письмо или копию с него, чтобы я мог понять, в чем дело. Я не помню, что собственно я писал тебе.
Это письмо, пожалуйста, не читай никому, разорви его.
Синани И. А., 20 августа 1899 («Многоуважаемый Исаак Абрамович, посылаю Вам семь накладных…»)*
2857. И. А. СИНАНИ
20 августа 1899 г. Москва.
20 авг.
Многоуважаемый Исаак Абрамович, посылаю Вам семь накладных. По некоторым из них, самым дорогим, уже уплачено на месте отправления, по остальным благоволите уплатить. Не посылаю денег, потому что сам буду в Ялте очень скоро и, быть может, даже приеду раньше, чем этот пакет. Погода в Москве отвратительная, мне нездоровится; приходится поневоле спешить с отъездом.
На память о наших хороших отношениях посылаю Вам письменный стол, американское бюро в таком роде, как в аптеке Левентона, но только лучше. Это настоящей американской работы. Убедительно прошу Вас принять от меня этот подарок и верить в мое искреннее расположение к Вам.
