Художник не может выразить мысль свою силлогизмами. Но у него есть особое чувство мысли, как бывает, не вспомнишь имени, а самого человека чувствуешь и не можешь другому объяснить, кто же он. Так и чувство мысли делает художника безмолвным обладателем ее, и с помощью своих художнических средств он открывает нам и самую мысль.
Труднее всех художников, конечно, художнику слова потому, что трудность выражения чувства мысли здесь легко подменяется и умерщвляется логикой.
Роман
Множество героев в каждом хорошем романе изображают единство человека в его жизненной борьбе, и весь смысл всякого романа состоит в образовании доказательств этого единства (в образном доказательстве). Затем и злодеи, и какое их тоже множество, чтобы в борьбе с ними победил «весь человек», единый герой в лице своем. Природа в романе является углубляющей средой в этой борьбе.
Полубеллетристика
Есть противная литература о природе, когда автор, смотрясь в зеркало природы, как Нарцисс, любуется сам собой. Довольно много написано таких книг, получивших соответствующее общее определение «полубеллетристики». Легче всего писать такие книги: достаточно кое-что узнать о предмете и это полузнание подать в соусе личного отношения, полуискусства.
Нам представляется, что природу можно описывать, отдаваясь этому целиком: если знание – то знание, если поэзия – то поэзия. Автор исчезает совершенно в познаваемых им фактах и тем самым отдает их в полное распоряжение читателя. Автор исчезает за фактами, и в то же время читатель понимает, что факты эти установлены самим автором, и верит ему. Дорого в такой книге то, что она является звеном культурной традиции писателей русских натуралистов: писать правдиво, не выставляя себя.
Начало рассказа: «любите ближнего, как самого себя»
– Вы как, – любите?
– Приходится любить.
Бывает, наступят на ногу или еще кто-нибудь ущипнет, и вот не знаешь: «На себя это взять?» И подумаешь: «Можно ли мне наступить на ногу, или за себя не стоит вязаться, пожалуй, лучше стерпеть».
Но есть во мне еще какой-то человек, может быть, он представитель всего человека. И если это он обижен, то за него надо драться.
Было одно лишь мгновенье для колебания в раздумье, и думалось и решалось тут же словами.
– Гражданин! – сказал я, – вы мне наступили на ногу. – Он не обратил внимания. Я взял его за шиворот и повторил: – Гражданин, вы мне наступили на ногу, извинитесь!
Недоступность
Недоступность есть свойство всяких вершин. Помню, пятьдесят лет тому назад, как молодые врачи делали себе карьеру. Приезжает в Елец и начинает билетиком на двери: «Бедных во всякое время принимаю бесплатно». А через полгода, когда он повыше поднимется и станет известным, билетики о бедных исчезают и вскоре появляется на том же месте медная дощечка с гравированными словами о часах приема. А про бедных на дощечке уже ничего нет. Доктор стал недоступным. Свойство богов становиться невидимыми.
О новой культуре
Европа – это история вырождения личности в индивидуум, с одной стороны, и с другой – история поглощения личности обществом. Вот теперь все, что осталось от Европы, – это борьба индивидуалистической (капиталистической) цивилизации с коммунизмом. И мы думаем, что эта цивилизация будет поглощена коммунизмом и культура новой личности родится в коммунизме. Мы надеемся, что коммунизм будет материнским зерном новой культуры, а то, что нам теперь неприятно, пойдет на пропитание эмбриона новой культуры.
Опыт жизни
Вспоминаешь себя в ранней юности, когда я в жизни ничего не понимал, был глуп, как кутенок, и в то же время мнил себя отлично понимающим жизнь. Вот откуда бралась эта уверенность в знании жизни? Тоже, когда был влюблен, казались все люди хорошими – это откуда? И дальше потом постижение зла, получаемое на опыте, всегда можно понимать не как незнание жизни, а как узнавание себя в своих неудачах и распространение своего этого опыта на «жизнь».
Так что в конце концов в опыте своем мы не жизнь, а себя познаем…
А первоначальная уверенность в своем знании жизни и есть знание жизни настоящей, и в этом отношении нам дана директива: «Будьте как дети».
Всем подражателям в искусстве
Шаляпин в Казани голубей гонял и пел в церковном хоре, но это вовсе не значит, что если самому гонять голубей и петь на клиросе, то выйдешь в Шаляпины.
И если говорится: «Будьте как дети», – то это никак не значит, что дети все хороши. Это говорится о тех избранных, каких мы, взрослые, иногда сохраняем в себе и узнаем в природе им подобных и, восхищаясь ими, говорим это – «будьте как дети».
Не разглагольствовать
Первое – это надо понять натуру по себе и сказать о ней себе самому своим человеческим языком, а затем надо сделать, чтобы сама натура это сказала своим языком. Первое может сделать каждый, кто мыслит, а второе – только художник, и задача его искусства в том, чтобы покорить природу и заставить ее говорить своим языком.
Отсюда правило художника: мысль свою оставлять при себе, не разглагольствовать, и за него пусть скажет сама природа.
Смирение
Плохие люди – это кто хуже нас, хорошие – это как мы сами, а кто лучше нас – мы не видим, и это очень трудно увидеть: для этого надо преклониться перед высшим, но поди-ка, преклонись!
Остается сказать: «И не кланяйся, а смотри на дела того человека, и не перед ним, а перед делами его преклонись!»
Жена
Нужно помнить, что счастливых браков гораздо больше в жизни, чем у нас воображают, и это воображение создали трубадуры. Я думаю, что в этом чувстве гармонической простоты жизни на каждом шагу поэзия у всех и в самой жизни.
В себя смотреть – никогда ни до чего не досмотришься и никогда из сомнений не выйдешь. Нужно, чтобы пришел кто-то другой, посмотрел на твое и сказал.
И вот пришел колодезник. Мы договорились.
– Но, – сказал я, – Алеша, ты погоди дня три, приедет жена…
– Значит, – хотел подколоть Алеша, – она у вас голова?
– У нее голова хорошая, – сказал я, – но и у меня неплохая. А ты разве с женой не совещаешься?
– А как же, – ответил он.
– Так чего же ты меня подкалываешь? Но я не обижаюсь, ты это говоришь, как попугай по старой грамоте, когда жен били, как собак. Ты сам-то как живешь, жена твоя служит?
– Бухгалтером служит.
– А кто у вас стряпает?
– Кому же стряпать? Я на колодцах работаю.
– Значит, она и служит и стряпает… А кто же за ребятами ходит?
– Конечно, жена.
– А еще?
– Еще глядит, чтобы всю получку донес до дома: тут ее боль.
И Алеша стал меня уверять, что он не пьяница, но как же не выпить рабочему человеку, а выпьешь – и она начинает зудить.
Переходя на откровенность, Алеша, как русский человек, покатился под гору и рассказал даже и то, как он спешит домой с получкой к жене и всегда старается, чтобы никто не встретился.
– Один никогда не выпью, а кто встретится – радуюсь и не могу удержаться. Но как сдал жене – тут я спокоен.
– Так она у тебя и бухгалтер, и кухарка, и мать, и нянька да еще и банк.
– А как же? – сказал Алеша.
И совсем забыл, что хотел меня подколоть.
Через черту
На человека всегда надо бы смотреть так же, как я смотрю сейчас из своего окошка на соседку в огороде: человек как всякий человек и нет в нем ничего особенного, чего надо бояться или любить.
Всякий человек живет в обыкновенных заботах, в обыкновенных своих радостях, в своем ареале.
Надо следить только там, где он перешагнет черту своего ареала и забредет в другой.
Июньская клубника
Привезли вчера для удобрения клубники птичий навоз, такой вонючий, что он испортил майский воздух, из-за которого я, может быть, здесь и живу. Но что делать? Как ни люби майский воздух, все равно, чтобы наслаждаться в июне клубникой, приходится в мае нюхать птичий навоз. И на свете все так и устроено, что забота о будущем всегда портит воздух настоящего.
Закон мастерства
Вынашиваю мысль о священном порядке в душе творца, каким является в какой-то мере каждый работник, мастер своего дела. Этот священный порядок повелевает мастеру поставить все предметы на свои места, а также и определиться самому в служении и отделаться от прислуживания.
Требуется достоинство вещи и больше ничего.
Когда самому хорошо
Сегодня после теплого небольшого утреннего дождя так чудесно в природе и так хочется писать! И так нужно писать, именно когда самому хорошо, иначе непременно поведет перо на сомнение или на какую-нибудь дрянь.
Мне кажется, что когда самому хорошо, тогда и явится из-под пера что-нибудь свое и новое, а то будет или пессимизм, или перепевы.
