Однако, изрѣдка баронесса замѣчала дочери по поводу герцога:
— Amuse-toi, Kiss-Kiss, mais prends garde.
— Oh, chère maman! Это не мнѣ надо говорить. Вотъ еслибы отецъ или мать герцога были живы, то хорошо бы сдѣлали, еслибы сказали ему теперь:- Amuse-toi, Feman, mais prends garde…
— Ты воображаешь, что онъ въ тебя влюбленъ?
— Не воображаю, а знаю и вижу.
— И настолько, что захочетъ жениться?
— Да. А если не захочетъ, то… можно будетъ заставить… Да, бѣдный Оканья! Il же conduit comme un enfant, ou un crétin. Это — поведеніе ребенка, нахала или дурака. Что онъ изъ трехъ, я не знаю. Да мнѣ это все равно. Лишь бы придти къ цѣли.
— Prends garde, Kiss! — смущалась баронесса.
— Y а le lui dire, à lui, maman! — усмѣхалась юная баролесса, цѣлуя мать. — Я не ты, меня не проведешь.
— Что ты хочешь сказать?
— Ничего… Но, серьезно говоря… prends garde à ton pauvre coeur, maman.
«Ахъ, еслибы только сердце! — мысленно восклицала баронесса. — До погубленнаго сердца никому дѣла нѣтъ, а до погубленной репутаціи всѣмъ-дѣло»…
Однако, на второй день послѣ пріѣзда Соколинскаго, баронесса повеселѣла, ожила, и прежде всего обратила вниманіе на тревогу, замѣченную въ любимицѣ. На усиленные разспросы баронессы, что съ ней приключилось послѣ бесѣды съ Соколинскимъ и зачѣмъ онъ пріѣхалъ вмѣсто дяди, Эми откровенно разсказала все. Баронесса была поражена извѣстіемъ о катастрофѣ и разореніи, но вмѣстѣ съ тѣмъ обрадована другимъ извѣстіемъ — о предложеніи князя.
— Тѣмъ лучше, — воскликнула она, — что все такъ сошлось, что обстоятельства заставляютъ васъ выйти за этого человѣка. Я никогда прежде не могла понять, почему вы, никого не любя, ему отказывали. Вы знаете, что я готова была всячески помочь вамъ по отношенію къ этому несчастному Френчу, и вы сами привели все въ бѣдѣ. Но все-таки теперь я скажу, какъ и прежде говорила: лучше выйти за Соколинскаго, за соотечественника, нежели за иностранца, хотя бы и за такого, какимъ былъ Френчъ.
— Я знаю, что онъ хорошій человѣкъ, — отвѣчала Эми:- добрый и честный, и вѣроятно любитъ меня, если такъ настойчиво хочетъ на мнѣ жениться. Съ его именемъ и состояніемъ ему легко вездѣ найти себѣ подругу жизни. Но поймите, баронесса, одно, простое, нѣчто самое простое: я не могу любить его… Я могла бы быть его другомъ, его сестрой, но женой…
Эми закрыла лицо руками и прибавила:
— Какъ это трудно! Въ немъ есть что-то для меня отталкивающее; онъ даже на мои глаза непохожъ на мужчину, онъ какая-то дама. Или добродушная, пожилая дѣвица. Я помню въ одной русской семьѣ женщину, которую звали Пелагеюшкой, дѣвицу лѣтъ тридцати-пяти, толстѣйшую и добрѣйшую, которую дѣти обожали. Ну, вотъ, даю вамъ честное слово, что этотъ, милый и добрый князь Георгій Ильичъ точь-въ-точь эта Пелагеюшка. Даже дядя со мной въ этомъ согласился.
Баронесса начала смѣяться, но лицо Эми было серьёзно и печально.
— Послушайте, Эми, я отвѣчу банальностью, но вѣдь многое, что пошло — правдиво и вѣрно. Я вамъ напомню пословицу: «стерпится — слюбится»! Я всю мою жизнь видѣла, насколько эта пословица часто оправдывается. Да, наконецъ, въ вашемъ положеніи другого исхода нѣтъ.
— Если бы знать, то ужъ лучше бы было мнѣ выходить за него замужъ прежде, — отвѣтила Эми грустпо. — Я бы не пережила того… что со мной захотѣла судьба сдѣлать. Наконецъ, выйди я за князя прежде, не было бы того, что теперь все отравляетъ…
— Что именно? — спросила баронесса.
— То, что это насиліе надо мной. Нравственное насиліе! Онъ явился покупать меня, заставить меня поступить даже противъ совѣсти. Моя совѣсть возмущается при мысли выходить замужъ за человѣка ради того, чтобы спасти свое состояніе и не остаться нищей. Я всегда буду это помнить, и это помѣшаетъ мнѣ хотя немного любить его, потому что будетъ мѣшать уважать его.
— Ахъ, милая Эми, какія это все глупыя философствованія? Человѣкъ васъ любитъ, счастливъ, что можетъ спасти отъ такой бѣды, и проситъ въ то же время себѣ награду…
— Если ужъ онъ такъ любитъ, — воскликнула Эми, — отчегоже онъ не предложитъ все это сдѣлать изъ любви и дружбы, не насилуя меня? Еслибы онъ поступилъ такъ, я бы на него посмотрѣла совершенно иначе. А теперь я буду вѣдь знать всю жизнь, что онъ заставилъ меня продаться…
— Да, это правда! — помолчавъ и подумавъ, вдругъ произнесла баронесса Герцлихъ. — Еслибы онъ пріѣхалъ сюда сказать вамъ, что онъ даетъ эти полъ-милліона франковъ изъ любви къ вамъ, и не потребовалъ бы ничего, то я бы сама сказала, что онъ рыцарь, и посовѣтовала бы вамъ самой предложить ему руку и сердце — въ награду. Вотъ что, Эми: поручите мнѣ съ нимъ побесѣдовать… О чемъ — я сама еще не знаю… Согласны вы?..
— Конечно… — отозвалась Эми грустно. — Но тутъ ничего сдѣлать нельзя. Мнѣ надо себя побороть.
Часовъ около девяти вечера Эми, оставшаяся въ постели и въ темнотѣ, дремала, чувствуя себя слабой, измученной и истерзанной. И вслѣдствіе случайности или особаго сочетанія помысловъ и душевныхъ движеній, въ этой дремотѣ ясно, живо, какъ на яву, грезился ей тотъ человѣкъ, котораго она страстно любила, и который погибъ изъ-за нея.
Въ то же время баронесса, принявъ князя, объясняла ему, что въ качествѣ друга Эми вмѣшивается въ дѣло, чтобы передать ему окончательное ея рѣшеніе.
— Какое?!.. — вскрикнулъ князь. — Она отказываетъ?
Баронесса сдѣлала грустно-сочувственную гримасу и даже вздохнула; князь былъ видимо страшно пораженъ. Наконецъ, онъ наговорилъ, объясняя, что уже третій разъ дѣлаетъ Скритицыной предложеніе… Что онъ знаетъ объ ея «вспышкѣ» къ какому-то англичанину, убитому… Что онъ вновь доказываетъ ей своимъ предложеніемъ, какъ много, глубоко привязанъ къ ней. Наконецъ, она избавится отъ грозящей ей нищеты. Баронесса дала высказаться Соколинскому, нѣсколько успокоиться и заговорила въ свой чередъ.
— Завтра утромъ Эми васъ приметъ, князь, и передастъ вамъ свой отвѣтъ, что не можетъ, послѣ долгаго разсужденія и размышленія, за васъ выйти замужъ. Положеніе ея не будетъ тяжелое, такъ какъ она останется со мной, и покуда я жива, она будетъ жить у меня, какъ моя дочь. Если найдется человѣкъ, котораго она полюбитъ и захочетъ выйти замужъ, то зачѣмъ непремѣнно предполагать, что этотъ человѣкъ будетъ безъ средствъ. Если же такъ случится, то я и мужъ — мы настолько любимъ Эми, что можемъ подарить ей маленькое приданое. Вы знаете, что у моего мужа состояніе очень большое, и что ему ничего не значитъ подарить какихъ-нибудь пятьдесятъ тысячъ франковъ, хотя бы даже сто тысячъ, и подарить Эми, которую я люблю. Но не въ этомъ дѣло, князь, а вотъ въ чемъ: завтра Эми должна сама отказать вамъ. Хотите ли вы, чтобы завтра она, въ этой вотъ самой гостиной, не печальная и если не вполнѣ счастливая, то все-таки довольная, сказала бы вамъ, что она согласна? Желаете, ли вы завтра утромъ стать ея женихомъ?
Князь, сидѣвшій опустивъ голову, выпрямился, поглядѣлъ на баронессу съ крайнимъ изумленіемъ и молчалъ.
— Вы меня какъ будто не поняли?
— Понялъ, баронесса, но, однако… Собственно, ничего не понялъ! Какимъ образомъ?
— Очень просто, князь! Проще нельзя! Мужчины въ извѣстныхъ случаяхъ глупѣе женщинъ. Мужчины часто подыскиваютъ сто разныхъ ключей съ разными секретами къ ларчику, который отворяется просто — пальцами. Лишь нажать пружинку, которая не только видима, но глаза рѣжетъ. Хотите, я вамъ, дамъ ключъ къ этому ларчику — къ сердцу Любови Борисовны.
— Ахъ, баронесса! — вскрикнулъ Соколинскій и, привскочивъ, схватилъ руки ея и сталъ цѣловать. — Вы меня спасете? Бога ради, неужели есть средство?
— Самое простое! Но только, князь, надо меня послушаться буквально!
— Все, что прикажете! Все на свѣтѣ! На край свѣта пѣшкомъ пойду!
— Это слишкомъ далеко и долго, князь, — разсмѣялась баронесса. — Все это будетъ гораздо проще и скорѣй. Ступайте домой и напишите Любови Борисовнѣ письмо буквально такого содержанія. Скажите ей, что вы ее любите глубоко и давно, что доказали это тѣмъ, что нѣсколько разъ сватались; скажите, что вы догадались теперь, насколько ей трудно рѣшиться идти за васъ замужъ, такъ какъ она предпочитаетъ быть нищей скорѣе, чѣмъ вашей женой. Поэтому вы не хотите насиловать ея сердце и берете назадъ свое предложеніе. Но вы просите ее доказать, что она имѣетъ къ вамъ хотя бы дружбу и просите позволить вамъ, постороннему и чужому ей человѣку, дать доказательство вашей дружбы. Просите позволить внести тѣ пятьсотъ тысячъ франковъ, которые необходимы для спасенія ея состоянія, съ тѣмъ, что если дѣла поправятся, она или ея дядя возвратятъ вамъ эти деньги. Если же онѣ пропадутъ, то принять это, какъ подарокъ отъ человѣка, который ее давно глубоко любитъ.
Князь сидѣлъ передъ баронессой, глядя ей въ лицо, не сморгнувъ и бровью не двинувъ, какъ истуканъ, и наконецъ выговорилъ нерѣшительно и страннымъ голосомъ:
