воды и плеснул Фаине в лицо. Его поразило, что она даже не вскинула руки для защиты. Любой бы сделал это благодаря инстинкту самосохранения, но не Фаина. Это самая странная девушка, которую он встречал, и порой ее неординарное мышление помогало ему найти выход из самых тупиковых ситуаций. Может, именно поэтому он до сих пор не уволил ее, хотя имел предостаточно оснований.
Поправив галстук, Степа сел на стул и смотрел, как капли воды стекают по исхудавшему лицу и пышным волосам. Фаина нахмурилась – такая знакомая повадка. Она часто хмурилась, прежде чем что-то сказать. Как будто настраивала себя, прежде чем вступить с кем-то в коммуникацию.
– Зачем? – спросила она, наконец, безо всякого возмущения, и провела рукой по подбородку.
– Ты не в себе. Что с тобой происходит? Ты пьяна?
– Нет. Ты же знаешь, я уже почти месяц не…
Но Степа все равно принюхался, наклонившись к ней. Фаина ухмыльнулась.
– Я не пила.
– И правда. Не пила. Тогда что? Что ты употребляла?
– Таблетки от… от… диабета и, – девушка стала тереть глаза кулаками, так ожесточенно, будто хотела вдавить их в мозг, – и таблетки от бессонницы. Хотя сейчас они уже не нужны мне, так что больше я их пить не буду.
– У них есть какие-то побочные эффекты?
– Я не знаю, я… Не высыпаюсь, Степ. Я мучаюсь.
– Что тебя мучает?
– Ты его не знаешь.
– Фаина, мне нужен работоспособный человек. Ты понимаешь, что я говорю?
– Я понимаю. Я все понимаю. Я – не ра-бо-то-спо-соб-на.
– Сейчас нет. И я не понимаю, что происходит. Раньше ты пила, но это можно было решить временем. Ты приходила на работу с перегаром, но я отправлял тебя отоспаться, и потом все было окей. Что мне сделать сейчас, чтобы снова увидеть прежнюю Фаину?
Девушка нервно засмеялась.
– Тебе нужно вернуться в прошлое и заставить меня съехать из общежития.
– Так все дело в этом? Тебе нужно переехать? Давай я помогу тебе в этом, если дальше ты будешь работать по-прежнему.
– Нет, нет, нет. Он меня не отпустит. Я знаю. Не отпустит.
– О ком ты говоришь?
Фаина отрицательно замотала головой, подавляя улыбку сумасшедшего.
– Ублюдок, – заявила она вдруг, сцепив зубы, и взгляд ее изменился до неузнаваемости. – Ненавижу.
– Меня?!
– Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
Степе стало душно. Чтобы понять, как дальше поступить, ему нужна была тишина. Хотя бы пятнадцать секунд тишины, чтобы принять адекватное решение. Он снял пиджак и ослабил галстук.
– Фаина, я так понимаю, ты не сделала того, о чем я тебя просил. В последнее время ты ни хрена не успеваешь, зато допускаешь до хрена ошибок. Отчеты, составленные тобой, в них целая прорва неточностей! Мы можем понести убытки из-за тебя. На нас могут подать в суд за дезинформацию. Понимаешь, что я говорю?
– Ты увольняешь меня?
– Нет! Я не хочу тебя увольнять. Должен бы, но не хочу. Однако я сделаю тебе суровый выговор. Я хочу, чтобы ты поняла. Во имя субординации и справедливости я обязан тебя наказать. Если я этого не сделаю, остальные сотрудники, наблюдавшие за твоим поведением, станут вести себя еще хуже. Я потеряю их доверие и уважение. Я этого не хочу.
– Я тебя очень уважаю. Это правда.
– Я знаю. Поэтому лишаю тебя премии в этом месяце. И передаю отчеты, над которым ты работала, Любе. Ты меня слышишь?
– Да, Степа.
– А теперь я хочу, чтобы ты поехала домой и отоспалась. Отдохни как следует, потом возвращайся. Разберись со своими таблетками, почитай о побочке. К врачу сходи, не знаю. Я даю тебе два дня отгула. Сделаю вид, что ты тяжело больна. Все, уходи.
– Почему ты меня не уволил?
– Так тебя уволить надо? – улыбнулся Степа, поправляя галстук.
Непосредственная Фаина с вопросами ребенка, ну как он мог не умилиться ее прямоте?
– А разве я этого не заслуживаю?
– Ты, Фаина, – он помог ей подняться на ноги, – заслуживаешь отдыха. Вот езжай домой и посвяти этому все свободное время. Стой, вот, держи салфетки. Вытрись.
– Зачем?
– У тебя же вода. Тут. И тут.
– Точно.
Фаина вышла из кабинета, обтирая лицо и волосы. На груди было темное пятно, но это волновало ее меньше всего. С трудом верилось, что она так легко отделалась. Не хотелось возвращаться в общежитие, но очень клонило в сон. Пока она ехала домой, у нее перед глазами снова и снова прокручивалась одна и та же сцена: Ян выходит из душа и проходит мимо нее. Вновь выходит и вновь идет мимо. Стоп. Заново. Стоп. Опять. Она решила, что как только приедет домой, найдет свой блокнот и прочитает стих. Или, может быть, лучше попросить Яна вновь процитировать его?
Глава 17, в которой Фаина совершает необратимый поступок
«В тот вечер, на той сцене, под тем черепом я почувствовал свою запредельную близость ко всей Вселенной, но одновременно и жуткое одиночество. Я впервые задумался, стоит ли жизнь всех тех усилий, которые требуются, чтобы ее прожить. В чем именно состоит ее ценность? Почему так ужасно стать навсегда мертвым, и ничего не чувствовать, и даже не видеть снов?»
Джонатан Сафран Фоер – «Жутко громко и запредельно близко»
Чтобы наказать себя за безответственное отношение к единственному источнику дохода, за то, что подвела брата и выставила себя в дурном свете перед коллегами и перед Степой, Фаина пошла домой пешком. Было ощущение, будто мозг воспалился и пульсирует, стремясь расколоть черепную коробку, и его следовало проветрить, как раскаленный процессор, что нуждается в вентиляции. Язык комком шерсти свалялся во рту.
Стояла замечательная погода – прохладная, но солнечная, с небольшим ветром, иссушивающим последние лужицы старого снега. Зима сдавалась с трудом, то и дело устраивая новый мелкий снегопад в мартовские дни. Было свежо, и воздух пах чем-то неощутимо приятным, должно быть, это запах обновления, воскрешения природы и самой жизни, которым обычно пропитаны первые недели весны.
Фаина дышала как можно глубже, надеясь, что это поможет ей исцелиться. Всегда верилось, что долгая прогулка на свежем воздухе, молочно-голубое небо и ясный свет солнца благотворно влияют на нервную систему. Фаине требовалось найти успокоение хотя бы на время. Реальность стала как никогда тяжела. Отягощали ее множество мелких проблем, которые вкупе порождали одно большое нежелание находиться в этом мире и что-то решать.
Можно ли вычленить среди клубка маленьких змей лишь одну, что жалит больнее остальных? Одну, чьи крошечные клыки самые ядовитые? Фаина знала, что можно. Но ей не хотелось омрачать приятную прогулку мыслями о том, кто впрыскивает отраву в ее жизнь, вместе с тем вызывая сильное привыкание. Исчезни он, многое бы изменилось? Сейчас кажется, что да. Но потом выяснится, что он был всего лишь поводом для жалоб на жизнь, громоотводом. Тарой для сбора печалей, концентрации их в едином месте и в единое время.
До вчерашнего вечера Фаина не
