Николай Гоголь - Сорочинская ярмарка, Ночь перед рождеством, Майская ночь и др.

Как видно уже из этих примеров, при просмотре копии, а может быть и корректуры, Гоголем были внесены новые исправления. Есть они и в других местах. Поэтому мы не сочли возможным возвращаться к рукописи в ряде случаев, где с равными основаниями можно заподозрить ошибку переписчика и новую поправку Гоголя. Считаем, что пропущены переписчиком, а не исключены Гоголем в рассказе Тымиша Коростявого слова: «подоивши коров, она пришла к нему» — слова, необходимые по смыслу контекста; слова эти мы вводим в основной текст; восстанавливаем по рукописи «послышался стук и голос дюжего головы» — в печатных текстах явный пропуск «послышался голос дюжего головы». Дальнейшие искажения текста связаны были с вмешательством цензуры, которое может быть установлено из сличения рукописи с печатным текстом. Одна из таких купюр — шутки Вакулы, крестящего чорта — была восстановлена еще Тихонравовым. На том же основании мы вводим в основной текст слова «не выпуская хвоста». Н. С. Тихонравов указал на возможность еще одного цензурного вмешательства — в тексте жалобы запорожцев Екатерине. Не считая возможным возвращаться к рукописной редакции всей этой реплики, мы берем по рукописи фразу: «Помилуй, мамо! зачем губишь верный народ? чем прогневили?» (считая печатный вариант цензурным искажением).

По рукописи и ВД1 сделаны также следующие, менее значительные исправления: «пришел как-то коровий пастух» (ВД2, П — «пришел какой-то коровий пастух»); «Заметно было, что он весьма не в духе» (в ВД1, ВД2, П — «было» пропущено); «вряд ли и в другом месте где найдется» (в ВД2 и П — «где» пропущено).

Из поправок Прокоповича принимаем только исправление явной описки, удержанной в отдельных изданиях «Вечеров»: «выше» вместо ошибочного «ниже».

Текст издания 1855 г. вполне соответствует тексту издания 1842 г., за исключением двух разночтений: в первом абзаце повести «повалился дым» исправлено на «повалил дым» и несколько ниже «ни с сего, ни с того» исправлено на «ни с того, ни с сего». Поправки эти могли быть сделаны и не Гоголем, а М. Н. Лихониным или другим лицом; мы удерживаем чтения предыдущих изданий и не вводим ссылок на издание 1855 г. в варианты.

«Ночь перед Рождеством» — одна из самых сложных повестей в «Вечерах». В ней три сюжетных линии: 1) чорт и ведьма, 2) застигнутые врасплох любовники и 3) чорт и кузнец. Сплетение этих линий дано на фоне колядования.

Как эти основные элементы повести, так и ряд деталей в изложении, находят свои аналогии в народном творчестве, но подобного сплетения их в фольклоре мы не знаем.

Колядование Гоголь описывает в подстрочном примечании в самом начале повести и затем на протяжении рассказа несколько раз попутно возвращается к изображению колядующих и приводит песню «Щедрык, ведрык». В «Книге всякой всячины» на стр. 224 Гоголь записал: «Колядуют накануне Рождества Христова в честь хозяина дома, молодых супругов и проч. При каждом куплете повторяются слова: „святый вечер“. Щедровка перед новым годом; предметом ее — предметы священные с припевом „щедрый вечер“ (Соч., 10 изд., VII, стр. 884).

Изображение чорта и ведьмы в общем согласно с народными представлениями. Так, самая внешность чорта (он похож у Гоголя на немца, на чиновника) изображается сходными чертами и в народных рассказах, например, в сборнике Чубинского („Труды этнографическо-статистической экспедиции в Западно-русский край, снаряженной Русским географическим обществом. Материалы и исследования, собранные П. П. Чубинским“, I, СПб., 1872, стр. 185, 188, 189; ср. еще В. Гнатюк. „Знадоби до галицько-руськоï демонольогiï“, I — „Етнографiчний Збiрник“, XV. Львiв, 1904, № 1, II — там же, XXXIII, Львiв, 1912, № 13, 15, 126; „Киевская“ Старина» 1890, № 4, стр. 83).

Представления о ведьмах, о их превращениях, о полетах через трубу, о снятии ими звезд с неба отмечены у Чубинского, назв. соч., I, стр. 196, 197, 198; ср. также «Киевская Старина» 1890, № 1, стр. 8, 60; 1896, № 9, стр. 47; 1901, № 2, стр. 224–225. В своей «Книге всякой всячины», на стр. 183, Гоголь записал: «Существует поверье, что ведьмы снимают и прячут звезды» (Соч., 10 изд., VII, стр. 881).

Говоря о том, что чорту осталось погулять последнюю ночь (накануне Рождества), Гоголь также опирается на народную традицию — см. «Киевская Старина» 1896, № 1, стр. 5–6.

Найдем в фольклоре и изображение того, как чорт через печную трубу влетает к ведьме на любовное свидание — см. «Киевская Старина» 1889, № 9, 398.

Мимоходом, говоря о радости чорта, поймавшего Вакулу, Гоголь упоминает о хромом чорте: «как будет беситься хромой чорт, считавшийся между ними первым на выдумки». Это представление о хромом чорте, как о самом хитром из чертей, свойственно народной словесности. В заметке 1831 г. «Хромой чорт» Гоголь говорит: «Малороссияне той веры, что [в пекле] в аде хитрее всех и умнее хромой [крывый] чорт» (Соч., 10 изд., VI, стр. 2).

Образ чорта у Гоголя соответствует также и образу его в вертепной драме (В. А. Розов. «Традиционные типы малорусского театра XVII–XVIII вв. и юношеские повести Н. В. Гоголя» — «Памяти Гоголя. Сборник речей и статей». Киев, 1911, стр. 124, ср. стр. 115–124).

Изображение Солохи у Гоголя также более или менее соответствует образу вертепной бабы; [Евген Марковський. «Украïський вертеп», I, У Киевi, 1929, стр. 17–18 и фигура № 7, 4. Н. И. Петров указывает, между прочим, на особое значение того факта, что Солоха — вдова кузнеца, так как кузнецы нередко водятся с нечистой силой; нам кажется, что это обстоятельство особого значения не имеет (Н. И. Петров. «Южно-русский народный элемент в ранних произведениях Гоголя» — «Памяти Гоголя. Научно-литературный сборник, изданный Историческим обществом Нестора-летописца, под ред. Н. П. Дашкевича». Киев, 1902, отд. II, стр. 65). ] это изображение напоминает также народную песню о красавице, на которую на улице и в церкви все заглядываются. [П. В. Шейн. «Великорусс в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т. п.», 1. СПб., 1900, стр. 176, № 677; стр. 150, № 587.]

Рассказ о любовниках, спрятанных в мешки, по своему характеру близок к многочисленным народным анекдотам о попе, дьяконе и дьячке и т. п., посещающих жену мужика (см. Н. П. Андреев «Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне». Л., 1929, стр. 102, № 1730). В украинских сборниках отметим следующие тексты подобного содержания: Б. Д. Гринченко. «Этнографические материалы, собранные в Черниговской и соседних с ней губерниях», II, Чернигов, 1897, № 109; М. П. Драгоманов. «Малорусские народные предания и рассказы». Киев, 1876, № 49 (стр. 155–160), № 50 (стр. 160–162); В. Лесевич. «Оповiданния Р. Ф. Чмихала». Львiв, 1903, № 58; М. Левченко. «Казки та оповiдания з Подiлля». У Киевi, 1928, №№ 211, 212; И. И. Манжура. «Сказки, пословицы и т. п., записанные в Екатерино-славской и Харьковской губ.» Харьков, 1890, стр. 93–94; О. Роздольський. «Галицькi народнï новелï» — «Етнографiчний Збiрник», VIII, Львiв, 1900, № 7. Рассказы эти, очень живые и яркие, относятся к числу наиболее острых антипоповских анекдотов.

Воспользовавшись этим анекдотом, Гоголь, как и в других случаях, осложнил его литературными реминисценциями. Осложнено и оживлено изложение Гоголя и внесением ряда новых комических деталей; так, в одном из мешков оказывается два соперника (дьяк и Чуб), мешки попадают в руки дивчат и парубков и т. д.

История чорта и кузнеца у Гоголя сама по себе сплетена из нескольких отдельных мотивов, не комбинирующихся в таком виде в народных рассказах.

Чорт является врагом кузнеца и хочет отомстить ему; одной из причин этой вражды являются рисунки кузнеца, обидные для чорта. Аналогичный рассказ записал В. Н. Перетц («Деревня Будогоща и ее предания» — «Живая Старина» 1894, № 1, Стр. 12–13).

Сходные рассказы, но обычно без такой четкой мотивировки вражды чорта к кузнецу: баллада Л. Боровиковского «Кузнец» («Отечественные Записки» 1840, № 2, стр. 42–51); Гнатюк, назв. соч., I, № 17; Савва-Сулхан Орбелиани. «Книга мудрости и лжи», СПб., 1878, стр. 84, № 75; П. В. Шейн. «Материалы для изучения быта и языка русского населения северо-западного края», II, СПб., 1893, стр. 144. О демонологических мотивах, связанных с кузнецами, см. также статью Вас. Гиппиуса «Коваль Кузьма-Демьян у фольклорi» — «Етнографiчний Вiсник» 1929, № 8 (здесь и ссылки на литературу).

Изображение знахаря Пацюка лишь в общих чертах напоминает народные представления о колдунах (см., например, Гнатюк, назв. соч., I, стр. 199–251, №№ 317–371); более близкие и конкретные соответствия нам неизвестны. По-видимому, фигура Пацюка является созданием самого Гоголя.

Договор с чортом о продаже души (см. комментарии к «Пропавшей грамоте») широко распространен в устной традиции (откуда проник и в литературу — вспомним легенды о Теофиле, о Фаусте, о Твардовском).

Сцена с одураченным чортом, быть может, восходит к одной из вертепных сцен: два чорта садятся на спину заснувшему казаку и хотят задушить его; казак ловит одного из чертей за хвост и заставляет плясать (В. А. Розов, назв. соч., стр. 109).