Комитета по устройству юбилея было рeшено не образовывать, такъ какъ при этомъ неизбeжны были жестокiя обиды. Все дeлалось способомъ семейнымъ, безымяннымъ. Главная тяжесть работы выпала на долю Тамары Матвeевны и Фомина; имъ помогали близкiе друзья дома. Въ теченiе мeсяца, предшествовавшаго юбилею, у Тамары Матвeевны, кромe чисто дeловыхъ засeданiй, происходили и небольшiе обeды въ тeсномъ кругу. Самъ Семенъ Исидоровичъ, разумeется, не присутствовалъ на засeданiяхъ, а съ обeдовъ рано уeзжалъ, ссылаясь на неотложныя дeла. Но Тамара Матвeевна по вечерамъ наединe подробно все сообщала мужу и узнавала его мнeнiе, которое онъ, впрочемъ, всегда высказывалъ отрывисто и {326} уклончиво, ибо его это дeло совершенно не касалось.
Работа была трудная и сложная. Постоянно возникали новые вопросы, то мелкiе, техническiе, то серьезные и принципiальные. Такъ, на первомъ же обeдe въ тeсномъ кругу, передъ устроителями всталъ вопросъ о самомъ характерe чествованiя. За кофе Тамара Матвeевна, повторяя и слова, и бeглыя застeнчивыя интонацiи мужа, указала, что Семенъ Исидоровичъ не только одинъ изъ первыхъ адвокатовъ Россiи (изъ приличiя она не сказала первый): онъ кромe того политикъ и общественный дeятель. Должно ли придать чествованiю характеръ политическiй? Въ глубинe души Тамара Матвeевна предпочла бы отрицательный отвeтъ на этотъ вопросъ. Она боялась преслeдованiй со стороны правительства, травли черносотенныхъ организацiй. Ея мнeнiе раздeлялъ и Фоминъ. Но другiе участники обeда высказались рeшительно противъ этого мнeнiя. Особенно горячо высказался Василiй Степановичъ.
-- Вы не можете не знать, дорогая Тамара Матвeевна,-- сказалъ онъ рeшительно, подливая себe бенедиктина,-- что юбилей Семена Исидоровича не только праздникъ русской адвокатуры: это праздникъ всей лeвой Россiи!
"Экъ, однако, хватилъ!" -- подумалъ князь Горенскiй. Онъ озадаченно посмотрeлъ на редактора. Но добрые голубые глаза Василiя Степановича выражали такую глубокую увeренность въ правотe его словъ, что Горенскiй заколебался: можетъ быть, дeйствительно онъ недооцeнивалъ Семена Исидоровича и его заслуги? Быстро обдумавъ вопросъ, князь тоже заявилъ, что чествованiе необходимо придать характеръ общественно-политическiй. Противъ этого мнeнiя осторожно возражалъ Фоминъ. {327}
-- Лeвая Россiя это хорошо, но Россiя-просто еще лучше,-- сказалъ онъ.-- Если мы поставимъ ударенiе на слово "лeвый", то магистратура во всякомъ случаe не приметъ участiя въ нашемъ праздникe.
-- Тeмъ хуже для магистратуры! -- воскликнулъ Василiй Степановичъ. Однако Тамара Матвeевна не могла признать, что тeмъ хуже для магистратуры: она догадывалась, что и Семену Исидоровичу этотъ выходъ не будетъ особенно прiятенъ. Въ споръ вмeшался Никоновъ. Раздраженный словами Василiя Степановича, онъ высказался со свойственной ему шутливой рeзкостью:
-- Ну, ужъ тамъ лeвая Россiя, или не лeвая Россiя, или никакая не Россiя,-- сказалъ онъ (всe немного смутились),-- но я прямо говорю: весь смыслъ банкета именно въ политической манифестацiи. Нашъ святой долгъ, господа, показать кукишъ правительству!.. Поэтому и публика къ намъ такъ валитъ... Теперь, послe убiйства Гришки, настроенiе такое, что и магистратура къ намъ повалитъ, голову даю на отсeченiе!
-- Можетъ быть, вы не такъ дорожите своей головой, Григорiй Ивановичъ,-- сказалъ язвительно Фоминъ,-- но могу васъ увeрить, что сенаторъ Медвeдевъ на политическiй банкетъ не явится.
-- Вотъ еще кто вамъ понадобился, зубръ этакой! -- воскликнулъ возмущенно князь.-- Мы устраиваемъ банкетъ не для Бeловeжской пущи.
Василiй Степановичъ отъ негодованiя пролилъ ликеръ на скатерть.
-- Объ этомъ надо, конечно, очень серьезно подумать,-- замeтила озабоченно Тамара Матвeевна, не имeвшая твердаго мнeнiя до тeхъ поръ, пока не высказался Семенъ Исидоровичъ.
Вечеромъ она доложила о спорe мужу. {328}
-- Фоминъ отчасти правъ,-- сказала она нерeшительно.-- Не только Медвeдевъ тогда не придетъ, Богъ съ нимъ! -- но и многiе другiе. Я не увeрена даже, что придетъ Яценко?
-- Все-таки странно, что русскiе люди никогда ни на чемъ не могутъ сойтись,-- сказалъ съ горечью Семенъ Исидоровичъ.-- Во всякой другой странe существуютъ безспорныя цeнности: въ Англiи, во Францiи, въ Бельгiи ("Бельгiя" сорвалась у него какъ-то нечаянно). Одни мы, русскiе, всегда безъ нужды грыземся... Дeлайте, какъ хотите! -- въ сердцахъ отрывисто добавилъ онъ.
Разстроенная Тамара Матвeевна немедленно перевела разговоръ на другой предметъ. Она принялась разсказывать о томъ, какъ всe, рeшительно всe, стремятся попасть на банкетъ и въ какое отчаянье приходятъ люди, узнавая, что мeстъ уже нeтъ. Семенъ Исидоровичъ понемногу смягчился. Характеръ чествованья такъ и остался неяснымъ. Было рeшено предоставить полную свободу ораторамъ.
Вопросы не-принципiальные Тамара Матвeевна разрeшала сама. Ресторанъ былъ выбранъ очень дорогой, но плату за обeдъ установили низкую -- пять рублей съ человeка,-- чтобы сдeлать участiе въ банкетe возможно болeе доступнымъ. При этомъ Тамара Матвeевна поручила Фомину доплатить ресторатору столько, сколько будетъ нужно, не останавливаясь ни передъ какими расходами. У Тамары Матвeевны, благодаря щедрости мужа, уже года три были собственныя деньги и текущiй счетъ въ банкe. Изъ этихъ же денегъ она оплатила свой дорогой подарокъ Семену Исидоровичу: портретъ Муси работы извeстнаго художника. Меню обeда было поручено выработать Фомину, который имeлъ репутацiю тонкаго гастронома. Онъ очень хорошо справился со своей задачей; {329} любо было смотрeть на проэктъ разукрашенной карточки съ разными звучными и непонятными "Homard Thermidor", "Me'daillon de foie gras", "Coupe Chantilly", и т. п.
Фомину пришлось особенно много поработать по дeлу объ устройствe чествованiя. Тамара Матвeевна трудилась усердно, но она, по своему положенiю, часто должна была оставаться въ тeни. Никоновъ помогалъ больше совeтами, да и то преимущественно шутливыми. Муся вначалe только дeлала радостно-изумленное лицо и относилась къ юбилею отца приблизительно такъ, какъ къ прieзду Художественнаго Театра или къ другому событiю подобнаго рода, которое само по себe было очень прiятно, но никакихъ дeйствiй съ ея стороны не предполагало. Потомъ ее все-же привлекли къ общей работe. Она взяла на себя распредeленiе гостей за столами. Столовъ было много: одинъ въ длину зала, почетный, и десять обыкновенныхъ, перпендикулярныхъ къ почетному. Разсадка гостей за почетнымъ столомъ была чрезвычайно труднымъ и отвeтственнымъ дeломъ: здeсь все обдумывалось и обсуждалось сообща. Боковые же столы были поручены Мусe. Она съeздила съ Никоновымъ въ залъ банкета, купила огромные листы картона и начала озабоченно рисовать планъ столовъ съ номерами мeстъ. Но вскорe ей это надоeло, на первомъ же столe номера не помeстились и планъ такъ и остался недоконченнымъ. Распредeленiе гостей тоже перешло къ Фомину. Онъ съ ожесточенiемъ говорилъ знакомымъ, что совершенно сбился съ ногъ,-- проклиналъ и банкетъ, и юбиляра, и самого себя "за глупость". Однако въ дeйствительности Фомина захватила эта работа, требовавшая опыта, такта, дипломами и вдобавокъ дававшая матерiалъ для его упорнаго остроумiя. Въ удачномъ устройствe {330} юбилея Фоминъ видeлъ какъ бы собственное свое торжество, хоть и не слишкомъ любилъ Семена Исидоровича.
Большого такта требовалъ вопросъ о рeчахъ на банкетe. Этотъ вопросъ, по выраженiю Фомина, нужно было заботливо "провентилировать". Недостатка въ ораторахъ не было: говорить желали многiе, но на бeду не тe, кого особенно прiятно было бы услышать Семену Исидоровичу. Было получено письмо отъ донъ-Педро,-- онъ заявлялъ о своемъ желанiи выступить съ рeчью почти какъ объ одолженiи, которое онъ готовь былъ сдeлать юбиляру. Альфредъ Исаевичъ принялъ столь самоувeренный тонъ больше для того, чтобы вeрнeе добиться согласiя устроителей банкета: ему очень хотeлось сказать слово. Однако донъ-Педро былъ сразу всeми признанъ недостаточно декоративной фигурой, и Фоминъ въ самой мягкой формe отвeтилъ ему, что, какъ ни прiятно было бы его выступленiе, слово не можетъ быть ему дано по условiямъ времени и мeста. Эту непонятную фразу "по условiямъ времени и мeста" Фоминъ употреблялъ постоянно, и она на всeхъ производила должное впечатлeнiе. Альфредъ Исаевичъ, по свойственному ему благодушiю, не обидeлся; онъ лишь огорчился, да и то не надолго: что-жъ дeлать, если условiя времени и мeста лишали его возможности выступить?
Виднeйшiе политическiе дeятели либеральнаго лагеря любезно благодарили за приглашенiе, обeщали непремeнно прiйти на банкетъ, но не выражали желанiя говорить. Уклонился въ частности самый видный изъ всeхъ, что было особенно досадно Семену Исидоровичу. Онъ даже приписалъ это уклоненiе скрытому антисемитизму вождя либеральнаго лагеря.-- "Ахъ, они всe явные или тайные юдофобы!" -- сердито сказалъ женe {331} Семенъ Исидоровичъ, еще наканунe восторженно отзывавшiйся объ этомъ политическомъ дeятелe. Вмeсто него былъ единогласно намeченъ князь Горенскiй, но онъ никакъ уклонившагося не замeнялъ. Должны были говорить Василiй Степановичъ и Фоминъ. Намeтилось и еще нeсколько ораторовъ.
