отчимом. Тот тоже погиб, мне кажется.
— Понятно. Но мне хотелось бы знать, что заставило вас вчера появиться на митинге Партии немецкого народа, несмотря на ваше… состояние.
Блондинка, которая все это время со скептической миной стояла рядом с журналисткой, демонстративно кашлянула. Такие вопросы, конечно, были не в интересах ПНН. Но Фаллер появилась здесь не только для того, чтобы выяснить, кем на самом деле был этот молодой человек. Прежде всего она хотела знать, исходило ли его вчерашнее пламенное воззвание от него самого или же он был всего-навсего марионеткой председателя ПНН Фрайманна, который использовал в своих целях страдания жертв.
— Я хотел сказать людям, чтобы они не опускали рук, — ответил он.
— Но вчера это звучало иначе, — возразила Фаллер. — Некоторые комментаторы говорили о «разжигании межнациональной розни» и «кампании ненависти».
— Чушь! Я всего лишь рассказал, что со мной произошло!
— Когда вы сказали, что Германия должна гореть, вы имели в виду жилища четырех беженцев, подожженные прошлой ночью?
На лице юноши появился страх. Возможно, он даже не слышал о беспорядках, которые прокатились по всей Германии после его выступления, хотя все газеты и выпуски новостей только о них и говорили.
— Что? Но… я такого никогда не говорил…
— Послушайте, — вмешалась блондинка. — Я не понимаю, чего вы пытаетесь добиться, задавая такие провокационные вопросы. Герр Везель произнес очень прочувствованную речь. Если у вас есть вопросы о том, что он пережил, пожалуйста, задавайте их. Однако если вы хотите поиграть на его нервах, я буду вынуждена попросить вас покинуть наш пансион!
Фаллер проигнорировала эту тираду.
— Вы должны понимать, что по собственной воле стали орудием в руках праворадикальной партии!
Молодой человек покачал головой, что, судя по всему, далось ему с немалым трудом.
— В лучшем случае… Я стал орудием ради нашей страны!
Журналистка обвела рукой палату.
— И тот факт, что вы остановились здесь, в гостевом доме ПНН, ничего не значит?
— ПНН — легальная демократическая партия! — возмутился Везель. В его голосе послышались слезы. — Нас поддерживают многие влиятельные люди. Возьмем, к примеру, Хайнера Бенца…
Коринна Фаллер старалась не выдать своего удивления.
— Хайнера Бенца? Миллиардера?
— Да, его самого! Он один из ведущих предпринимателей Германии, и он, как и я, поддерживает наше движение, чтобы снова сделать Германию сильной и способной себя защитить.
— Откуда вам это известно?
— Я виделся с ним позавчера. Здесь, в этом пансионе.
— Достаточно, — вмешалась блондинка. — Герру Везелю нужно отдохнуть. Продолжите в следующий раз.
Она схватила репортера «Шика» за локоть, чтобы вывести из палаты.
Фаллер стряхнула ее руку.
— Все в порядке. Я уже ухожу. Спасибо за уделенное время, герр Везель. Желаю вам всего наилучшего!
— До свидания, фрау Фаллер!
— Ева, что ты здесь делаешь?! Мы же договорились…
Леннард подскочил на месте и убавил звук телевизора, по которому передавали репортаж о вчерашней массовой демонстрации на границе зоны отчуждения. На сцене стоял молодой человек. Казалось, он едва держался на ногах, но когда он обращался к толпе, глаза его яростно блестели. Леннард повернулся к ноутбуку. Последние два дня он не спускал глаз с Павлова, но тот вел себя, как будто ничего не происходит, и больше не контактировал с Евой. И вот она снова пришла к нему и попала в поле зрения камеры.
— Мы должны что-то сделать! — кричала она.
— Что-то сделать? Что? О чем ты говоришь? Он что-то заподозрил?
Ева взволнованно заходила туда-сюда по квартире.
— Это ужасно…
— Для начала надо успокоиться! — Павлов достал из холодильника бутылку водки и наполнил два стакана. Один он протянул ей. Ева отпила глоток, с отвращением скривилась, а затем залпом допила.
— А теперь — по порядку. Что случилось?
— Я кое-что слышала, — сказала Ева. Ее голос звучал пронзительно, почти истерично. — Он говорил с кем-то по телефону.
— Кто? С кем?
— Хайнер. С кем, не знаю. Но они говорили по-немецки.
— И что?
Он плеснул ей еще водки. Ева сделала глоток. Немного успокоившись, она опустилась на диван, как была, в плаще и косынке.
— Я случайно оказалась рядом. Он оставил дверь в свой кабинет приоткрытой. Не знаю, зачем я подслушивала. Обычно мне неинтересны его дела.
— Ближе к теме, детка. Что он сказал такого, что тебя так напугало?
— Сначала это звучало вполне безобидно. Они говорили об «акции» и резонансе, который она вызвала по всей Германии. В какой-то момент Хайнер громко рассмеялся. Но потом…
Она начала всхлипывать.
— Что потом? Говори!
— Он… Он сказал, что «это того стоило». Что он «в любой момент готов повторить». Что он… что для него «и двести тысяч смертей не цена, если это необходимо. На войне, как на войне», — так он сказал.
Леннард оцепенел от ужаса, хотя все еще не понимал, куда клонит Ева. Павлов, похоже, тоже терялся в догадках.
— Ну?
— Что «ну»?
— Я пока ничего не понял, — признался Павлов. — Твой муж ляпнул что-то циничное. Возможно, он хотел пошутить, не знаю. Но что в этом настолько плохого? Разве ты никогда не говоришь ничего неполиткорректного?
Ева подскочила, как ошпаренная. При этом она задела бутылку с водкой. Реакция Павлова была молниеносной. Он подхватил бутылку, прежде чем та успела опрокинуться.
— «Неполиткорректного»! — воскликнула она. — До тебя не доходит?! Он не шутил. Хайнер с ними заодно!
— С кем?
— С убийцами! С людьми, которые привезли бомбу в Карлсруэ!
Павлов рассмеялся.
— Ты же это несерьезно? Неужели ты думаешь, что твой муж стал бы сотрудничать с исламистскими террористами?
— Ты действительно такой наивный, Мирко?
Щеки Евы горели от возмущения.
— Ты действительно думаешь, что это были исламисты?
— А кто же еще?
— Без понятия. Но один из них разговаривал с Хайнером. И это прозвучало так, как будто он знал! Как будто… как будто Хайнер был в этом замешан!
Она успокоилась и позволила Павлову обнять себя.
— Мирко, мне очень страшно!
— Ева, хоть раз прояви благоразумие! Тебе мерещится всякая чушь. Не знаю, что он там наговорил по телефону. Но он точно не имеет никакого отношения к нападению. Даже если не брать во внимание, что Хайнер не хладнокровный убийца, он же не идиот! Атака привела к резкому падению курса акций компании. Один из наших центров обработки данных был стерт с лица Земли. Погибли многие наши лучшие сотрудники! Как тебе только в голову пришло, что он может быть к этому причастен!
Ева снова села.
— Ты не знаешь Хайнера. Если он чего-то хочет, для него все средства хороши. С виду он весь такой благостный, но вместо сердца у него — кусок
