Голос Даниэлы холодноват и низок — верный признак того, что она в дурном настроении. — У нас здесь Джессика, Эмили и Тодд Бирн из юридического отдела.
— Ну и я, — подает голос Бретт.
— Привет, Тодд, — блекло говорю я. Насчет присутствия адвоката мне никто не говорил. Тодд ограничивается просто кивком. Тут я понимаю, что он здесь не ради меня, а ради них.
— А где Кэндис? — спрашиваю я, своей неформальностью пытаясь освоиться в разговоре.
— Кэндис? Ее здесь больше нет, — отвечает Даниэла. — Уволилась какое-то время назад.
— Ого.
Даниэла в подробности не вдается. Да и мне нечего особо задумываться. Помощники редакторов постоянно приходят и уходят. Их можно назвать разменными монетами в самом дорогом городе мира — нижнее звено, которому вечно недоплачивают, грубят и помыкают, а еще заваливают работой с минимальными возможностями для роста. Чтобы прорваться и чего-то достичь в книгоиндустрии, таким требуется нечеловеческое упорство. Вероятно, Кэндис просто не смогла этого вынести.
— Очень жаль.
— Давайте сразу к делу. — Даниэла прочищает горло. — Джун, если есть что-нибудь, что нам нужно знать, скажи нам об этом прямо сейчас.
У меня пощипывает в носу. К своему ужасу, я понимаю, что уже близка к слезам.
— Я этого не делала, — растерянно говорю я. — Богом клянусь. Это не плагиат, это все моя собственная, авторская работа, и уж особенно «Мать-ведьма»…
— Что значит «особенно»? — вклинивается Тодд. — В каком смысле?
— Я имею в виду, что «Последний фронт» был так или иначе навеян разговорами с Афиной, — поспешно отвечаю я. — Но сейчас она, сами понимаете, мертва, и возможности разговаривать с ней, когда я писала «Мать-ведьму», у меня однозначно не было. Так что стиль написания с ней не может быть схож…
— Адель Спаркс-Сато утверждает иное, — говорит Джессика. Фамилию Адель она произносит как какой-нибудь экзотический ингредиент для супа в ресторане для гурманов: «Спаркс-Сатё». — И при этом публикует некоторые весьма убедительные доказательства…
— Адель гнойная паразитка! — вырывается у меня. — Ой, извините. Я понимаю, от чего она отталкивается и для чего прочесывает все работы Афины с лупой. Да, меня в самом деле вдохновила строчка, написанная однажды Афиной. Я увидела… эм-м, она показала мне ее в своем блокноте. Но сама история совершенно оригинальна. Она основана на моих собственных переживаниях и отношениях с матерью. Да вы, если что, можете ее даже набрать и…
— Не думаю, что в этом будет необходимость, — говорит Даниэла. — Ну а что насчет «Последнего фронта»? Это произведение полностью оригинально?
— Да, ребята! — У меня аж перехватывает горло. — Перестаньте. Вы же меня знаете.
— Ты можешь говорить открыто, — призывает Даниэла. — Мы здесь все одна команда. Если имело место какое-то… сотрудничество или еще что-нибудь, это означает, что ты не являешься единственным автором. И мы должны знать. Это все еще можно как-то урегулировать. Допустим, мы могли бы договориться со стороной Афины о разделении авторских отчислений, а затем выпустить пресс-релиз о совместном авторстве, в котором ты объяснишь, что сочла необходимым отдать дань уважения своей подруге и что ты не собиралась никого обманывать. Тогда, например, можно было бы основать в честь Афины фонд…
Она рассуждает так, словно уверена в моей вине.
— Да погодите! — обрываю я. — Ну в самом деле, послушайте. Клянусь богом — это мое! Проект мой, я сама написала каждое слово.
И это правда. Истинная. «Последний фронт» создала я. Версия Афины для публикации была совершенно негодной. Эта книга существует благодаря мне.
— Ну а прямые доказательства этому у вас есть? — допытывается Тодд. — Скажем, какие-то ранние черновики или электронные письма с пометками времени, чтобы можно было проверить?
— Какие письма, какие пометки? У меня нет привычки отправлять что-либо самой себе по электронной почте.
— Да вы что вообще! — не выдерживает Бретт. — У вас есть какие-то доказательства, что это плагиат? Получается, Джуни у вас виновата, пока не доказана ее невиновность? Да это просто смешно. А не вы ли, ребята, только что сами выпустили книгу о судебной реформе? Это уже какое-то преследование.
— Джуни мы не преследуем, — вступается Даниэла. — Мы просто пытаемся ее защитить ради ее репутации и нашего издательства…
— А мы что, под судом? — давит Бретт. — Или сторона Афины выдвигает официальные притязания? Или это все так, для предосторожности?
— Для предосторожности, — признает Тодд. — И в нынешнем виде проблему с авторским правом решить довольно легко. Ближайшая родственница Афины — это, вероятно, ее мать Патриция Лю — не выразила желания предъявлять иск о возмещении ущерба. И пока, если убрать или переписать первые абзацы «Матери-ведьмы», с основной частью произведения проблем нет.
Я чувствую проблеск надежды. Решение миссис Лю не подавать в суд для меня новость — я-то думала, что вишу на крюке, а на ногах у меня вериги в тысячи долларов.
— То есть у нас все более-менее в порядке?
— В общем и целом. — Даниэла снова прокашливается. — Остается проблема восприятия. Нам нужно четко представлять, в чем состоит наша история. Мы здесь для того и собрались, чтобы прояснить все факты; выстроиться, так сказать, на одной волне. Так что если бы Джун повторно изложила, для ясности, как она написала «Последний фронт» и «Мать-ведьму»…
— «Последний фронт» — это полностью моя оригинальная работа, вдохновленная моими беседами с Афиной.
Мой голос на удивление звучит ровно. Хотя я все еще в оторопи, но чувствую, что теперь, зная, что мой издатель меня не бросит, ощущаю под ногами хоть какую-то почву. Мне пытаются помочь. Надо просто дать им верное направление, и у нас все получится.
— А для «Матери-ведьмы» я взяла первый абзац из одного неопубликованного черновика Афины, но в остальном новелла тоже полностью оригинальна и принадлежит мне. Свои произведения, ребята, я пишу сама. Уж поверьте.
Далее короткая пауза. Даниэла смотрит на Тодда, характерно приподняв левую бровь.
— Тогда ладно, — кивает Тодд. — Конечно, надо будет изложить это в письменном виде, но если это и все, что вы делали, тогда… в целом вполне приемлемо.
— Так что можно с этим покончить? — спрашивает Бретт.
Тодд колеблется.
— Вообще-то есть еще вопрос огласки…
— Я могу выступить с заявлением, — готовно вызываюсь я. — Или дать, скажем, интервью. Все прояснить. Это же какие-то недоразумения — может, если я просто…
— Думаю, сейчас тебе лучше сосредоточиться на своей следующей работе, — решительно говорит Даниэла. — Eden выступит с заявлением от твоего имени. Текст мы подготовим и отправим тебе на утверждение сегодня, ближе к вечеру.
Свои пять центов вставляет Эмили:
— Мы все считаем, что пока тебе лучше держаться подальше от соцсетей. Но если ты хотела бы объявить о новом проекте, о чем-то, над чем ты сейчас работаешь… — Она умолкает.
