Итак, мы занялись паспортами и визами и, конечно же, теплой одеждой. Срок для подготовки к поездке был короток, о том, что мы действительно сможем поехать, мы узнали только в декабре. Когда мы говорили нашим знакомым, что едем в Сибирь, они с ужасом смотрели на нас, удивлялись и считали, что мы, наверное, сошли с ума.
Двадцать пятого декабря, в день Рождества, когда Париж ещё не проснулся после празднования сочельника, мы приехали в "Roissy" и присоединились к нашей группе. К сожалению, на этот раз наша поездка не была "индивидуальной", (не хватило времени на оформление документов), а с группой в тридцать восемь человек, в которой почти все были французами. Они казались милыми, но так как это была "группа", то, увы, мы должны были придерживаться определенного расписания. Полет прошел нормально, но прилетели мы поздно, около семи вечера по московскому времени. Утром мы бросили группу и взяли такси, чтобы найти "Гороховое поле", район Москвы, о котором пишет Папа. По путеводителю "Бедекер" мы знали приблизительно, где оно находится, и довольно скоро его разыскали. Конечно, все, о чем Папа писал, переменилось. Новые здания, новые постройки и только время (270) от времени можно было увидеть редкие старинные дома, которые сохранились, несмотря на то, что все изменилось. Меня радовал и трогал уже тот факт, что я стою на той же земле, по которой ходил мой отец. Лефортова улица не изменила своего названия, но Вознесенскую и Немецкую переименовали в улицу Радио, а в конце улицы текла река Яуза, о которой Папа также писал. Елизаветинский институт стоял чуть дальше, это большое белое здание находилось там, где улица Радио пересекает улицу Салтыковскую. Папа писал, что при институте находилась церковь. Бог знает, что там сейчас, а в больших спальнях теперь какие-то учреждения. Но несмотря на все эти перемены, внутренние и наружные, главное здание казалось таким же, каким оно было раньше. Здесь мой отец провел десять лет своего детства и юности, и я рада, что мне удалось тут побывать. После этого мы посмотрели музей Герцена, чрезвычайно интересный.
Нашли такси и заехали к профессору Анатолию Филипповичу Смирнову и к его жене. Они накормили нас вкусным обедом. Было очень увлекательно: А. Ф. историк, специалист по декабристам, и знает так много о моем прадедушке, декабристе В. Л. Давыдове. Около шести вечера мы их покидаем.
Аэропорт Внуково далеко от города, и самолет вылетает в Новосибирск с опозданием: когда мы уже были в самолете и он начал медленно двигаться, мы вдруг услышали шум и почувствовали какой-то удар. Самолет останавливается дела наши, видимо, плохи. Через несколько минут, показавшихся нам вечностью, нам объявляют, что надо спускаться и возвращаться обратно в зал ожидания. Говорят, что мы вылетим только в пять утра. А сейчас полночь, этот день будет долгим! Мы проводим томительные часы в не очень удобных креслах. Съев бутерброды и запив кефиром, мы, наконец, поднимаемся в самолет и на этот раз вылетаем.
В Новосибирске мы в одиннадцать часов, устраиваемся в гостинице и спускаемся обедать. Днем директор "Интуриста" хочет показать мне город, но мы едем посмотреть тайгу. Город новый, ничего интересного, кроме церкви, куда я попадаю во время службы. В восемь часов вечера мы садимся в поезд. Сам вокзал представляет для туристов определенный интерес, люди там все очень разные, но, без сомнения, типично (271) советские, то ли из-за их одежды, то ли из-за их багажа. Это пестрая толпа, говорящая на всех языках: по-грузински, по-украински, по-узбекски, по-монгольски, по-татарски и даже просто по-русски. Все они также садятся в наш поезд. Как и на всех вокзалах, здесь холодно, а так как мы в Сибири, то кажется ещё холоднее; признаюсь, что и в Париже, даже летом, на вокзалах мне бывает тоже холодно.
Мы очень хорошо устроились в отдельном купе. Я уже заметила традиционный для всех русских вагонов самовар в коридоре. Девушки, которые нас обслуживают, сказали, что мы можем пить чай, когда пожелаем и вообще вызывать их, если нам что-нибудь нужно. Скоро Галя приносит нам простыни и наволочки, и мы стелим постели.
Мы в знаменитом Транссибирском экспрессе, в поезде, о котором я много читала и слышала и в котором многие мечтают совершить поездку. Хочется использовать полностью это путешествие - ничего не пропустить и все увидеть. За окном совсем темно, только время от времени виден свет станционных огней, мимо которых наш поезд, не останавливаясь, проезжает. Вдалеке, во мгле, едва различаются редкие дома, где кто-то ещё не спит. Я пытаюсь проникнуть в этот мрак и представить себе, что там. Вижу дальние силуэты голых деревьев и железнодорожные сигналы. Снег, лёд - насколько видит глаз. Другой свет, другой континент, вызывающий чувство опустошения, мрака и одиночества, и в то же время чувствуется вокруг бесконечное богатство природы Сидя на полке, я смотрю и смотрю, и мне не хочется ни ложиться, ни спать.
Наконец, я ложусь, и меня охватывает глубокий сон, мне снятся странные сны, я вижу снег и тройки, и Каташу, едущую в кибитке к мужу. Да, в течение следующего дня и ночи я не прекращаю думать о них, о моих двух прабабушках, которые тоже ехали по той же дороге, но при других обстоятельствах и в других условиях. Вспоминаю мою прабабушку, Александру Ивановну Давыдову, она была крепостной и не могла поехать вслед за мужем, так как была беременная, для неё тяжелые условия путешествия были бы опасны как и для будущего ребенка. Когда же она смогла поехать, то была вынуждена оставить шестерых детей...
(272) Утром, хорошо выспавшись, я встала рано, чтобы иметь время приготовиться к остановке в Красноярске, где поезд стоит всего пятнадцать минут. Приезжаем. Снаружи ещё темно, и все кажется спящим под снегом. Огромный Красноярский вокзал заполнен пассажирами, спешащими подняться в вагоны. Я тоже тороплюсь, так как мой муж сказал мне:
"Возвращайся поскорее". Моя цель была найти кого-нибудь и дать три свечи, чтобы их поставить в церкви, поближе к кладбищу и могиле моего прапрадедушки. У меня не было времени пойти туда самой. Я удаляюсь от поезда к станции, перехожу рельсы, надеясь встретить такого человека, но те двое, которые попались мне на дороге, имели такой неприветливый вид, что я даже не решилась остановить их. Наконец, я нашла женщину, средних лет, которая выслушала мой рассказ о том, что я приехала из Парижа, что мой прапрадед В. Л. Давыдов, декабрист, здесь похоронен и что я очень прошу её взять эти свечи и поставить их в церкви за упокой его души. Она ответила, что знает о декабристе Давыдове, но в церковь не ходит. Однако у неё есть старая тетка, и та исполнит мою просьбу. Я поблагодарила её и отдала ей свечи. Очевидно, она с удовольствием поговорила бы со мной ещё, и я, торопясь, рассказываю все, что могу, но чувствую, как летят минуты и секунды. Мне надо спешить к поезду, пересечь столько путей, платформы такие длинные, вагон мой так далеко, и меня охватывает паника. Я хочу побежать, но не смею, боюсь упасть, кругом лед и снег. Наконец, наш вагон. И как раз вовремя:
ровно через две минуты наш поезд трогается. Остановка в Красноярске была для меня очень важной. Как хорошо, что у меня в Париже есть фотографии прабабушкиной могилы и дома, где они жили. Бог знает, может я когда-нибудь ещё вернусь сюда...
Ранним утром двадцать седьмого, точно в шесть тридцать утра, мы приезжаем в Иркутск. В этот утренний час вокзал очень оживлён, а до гостиницы близко: она на другой стороне реки Ангары, только частично замерзшей. Все, что я вижу по дороге, вызывает у меня непреодолимое желание побежать и сфотографировать эти красивые места, эти старые дома вдоль дороги. Улицы, покрытые снегом и льдом, меня чаруют. Я обожаю снег. Зима без снега - не настоящая зима, (273) и в Париже его мне очень недостает. Чуть только мы начинаем устраиваться в нашей удобной, но некрасивой комнате, звонит телефон. Это Марк Давидович Сергеев. Я уславливаюсь встретиться с ним в восемь утра, до кофе. Прошло уже четыре года с тех пор, как мы с ним познакомились в Париже. Он известный писатель и специалист по декабристам. Я читала его книги с удовольствием. Как он мне сказал, сейчас он работает над новой книгой, о тех женах декабристов, которые не смогли поехать за мужьями в Сибирь и жизнь которых была ещё трагичнее. Хотелось бы поговорить о многом, но как найти время, и мы уславливаемся к вечеру опять с ним связаться после нашего возвращения из тайги.
С группой туристов мы начинаем осмотр меховой фабрики. М. Д. говорил, что это стоит посмотреть, но мы с ним не согласны. Намного интереснее было бы просто гулять по улицам Иркутска.
По дороге в тайгу с автобусом случилась авария, и мы должны были ждать почти два часа, пока нас не подобрал другой. Все это время мы могли бы провести в Иркутске, хотя время прошло быстро, даже зажгли большой костер у дороги. Очень красив в тайге закат солнца. Обедаем мы поздно, в ресторане среди тайги. Электричества нет, и мы вкусно едим при тусклом свете двух керосиновых ламп. Вечером, по возвращении в гостиницу, звонок. М. Д. просит никуда не уходить тридцатого: "они" устраивают "вечер" для нас в доме Трубецких. В музее...
