«А затем, этот любвеобильный призыв ко всему страдающему человечеству: «Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас. Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо его Мое благо и бремя Мое легко». — Так учил и призывал Тот, для которого у нас в еврействе нет иного имени, как презрительное «тулый»[179]. Какая утешительная и великая, в божественной простоте своей, проповедь всечеловеческой любви и всепрощения! — Ничего подобного не слыхала я в нашем еврействе, которое «ближним своим» признает только еврея, да и то еврея лишь правоверного, тогда как притча о добром Самарянине — какой широкий ответ дает на вопрос: кто ближнии мой? — Израиль весь во внешности и до сих пор мечтает лишь о царстве Божием видимом, земном, а здесь прямо сказано «царствие Божие внутри вас есть». Я задумалась над этими словами и чем дольше размышляла в сердце своем, тем глубже пришла к убеждению, что это так. Действительно, оно в нас самих, в гармоническом согласовании собственной нашей внутренней жизни с жизнью, нас окружающей, на основах евангельской любви и духа.
«А отношения Евангелия к женщине, к той самой несчастной, бесправной, едва лишь терпимой женщине еврейской, для которой и до сих пор, как для существа низшего, несовершенного, не только знание своего закона не обязательно, но и строжайше запрещен самый вход внутрь синагоги, чтобы она не осквернила собою место молитвы «избранных», «чистых», сынов Израильских! — Здесь же, в лице Девы Марии женщина вознесена на высоту величайшего мирового идеала во всем человечестве — «ибо отныне будут ублажать Ее все роды». В лице Марии Магдалины восстановлено нравственное достоинство женщины падшей, после того как она покаялась и очищенною любовью своею — любовью в духовном высокохристианском смысле — искупила свое падение. «Прощаются грехи ее многие за то, что возлюбила много»… В лице Марии, сестры Лазаря, признано и право женщины на участие в высшем развитии, в высшем знании, каким является познание закона, после того как было о ней сказано, что она «благую часть избрала себе», слушая слова Спасителя, ибо это «едино есть на потребу». В лице грешницы, приведенной на казнь, человечество призвано к снисхождению к слабости женской: «Кто сам из вас без греха, первый брось в нее камень»!.. «Женщина, где твои обвинители? Кто осудил тебя?» — Никто, Господи. — «И Я не осуждаю тебя, иди и впредь не согреши». Когда же фарисеи, искушая Христа, вопрошали его, можно ли по всякой причине разводиться с женою, на том основании, что Моисеем разрешены разводы, — какой высокопоучительный ответ дан им! — Вот оно где истинное-то учение о равноправии женщины!.. А сколько примеров сострадания и милосердия Христа собственно к женщинам: воскресение сына вдовы Наинской и дочери Иаира, исцеление кровоточивой, исцеление скорченной, исцеление тещи Симоновой, исцеление дочери Хананеянки и множество других деяний милосердия и примеров отношения к женщине, как к человеку, а не к рабе. И как понимали, как глубоко чувствовали женщины еврейские это новое, небывалое дотоле, отношение к ним, — чувствовали и всем сердцем исповедывали новое учение в лице Марии Магдалины, сестры ее Марфы, Иоанны Хузовой, Марии матери Иакова, Марии Клеоповой, Соломин, Сусанны и множества других, которые ходили за Иисусом и служили Ему, и поучались, и, подобно вдове Самарянке возвещали славу Его. А какое множество их шло за крестом Его к Голгофе, плача и сострадая Ему!.. И немудрено: Он был первый, который с тех пор, как существует Израиль, воззвал к еврейской женщине: «Дерзай, дщерь! вера твоя-спасла тебя, иди с миром!» — Ни слов подобных не слышала, ни подобного отношения к себе не видела с тех пор еврейская женщина, да и по сей день не видит и не слышит больше…
«А затем эта умилительно трогательная любовь Его к детям, которых Он велел всегда свободно допускать к Себе, «ибо таковых есть царство Божие», и заповедал любить их, потому что кто примет единого от малых сих, тот Его самого примет, и горе тому человеку, так что лучше бы ему и не родиться, если кто развратит хоть одного из них!
«Берегитесь закваски фарисейской, которая есть лицемерие», — вот о чем предостерегал Христос учеников. А разве эта закваска не сильна и до нашего времени? Весь наш кагал и все его действия и постановления, — разве это не те же «бремена неудобоносимые», налагаемые на людей и ныне, как тогда?.. Но в этом отношении в особенности поразило меня то место у Луки, где Иисус говорит: «Остерегайтесь книжников, которые любят ходить в длинных одеждах и любят приветствия в народных собраниях, председания в синагогах и предвозлежания на пиршествах, которые поядают домы вдов и лицемерно долго молятся». — Да разве это не те же Иссахар Беры, Борухи Натансоны и тысячи им подобных?!. И разве не те же Иссахары и Борухи осуждали Иисуса за то, что исцеляет в субботу? И разве вопросы о том, позволительно ли врачевать в субботу и им подобные не составляют для этих людей и до сих пор высший предмет неразрешимых словопрений?.. «Поядают домы вдов», — Боже мой, да ведь это оно, оно самое и есть воочию, все то же «святое» погребальное братство, наше «Хевро», доводящее до нищеты осиротелые семьи и тяжкую руку которого мы сами на себе испытали! Значит, оно и тогда уже не только было, но и отличалось такими же точно деяниями, если Христос находил нужным обличать его. Как все это старо, однако, и вместе с тем, как живуче в своей закоснелой неподвижности!. И больно становится, когда подумаешь, что это несчастное еврейство до сих пор пребывает еще во «бременах неудобоносимых». в рабстве у своих «книжников и фарисеев», тогда как истина тут же, рядом, и стоит лишь в нее вглядеться, чтобы узнать и понять ее — «и познаете истину, и истина сделает вас свободными».
«Да, это так! И я, еврейка, я верую вместе со Христом, когда Он говорит, «настанет время, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет себе», ибо «Бог есть дух и поклоняющиеся ему должны поклоняться в духе и истине». И Он обещает послать верующим «Духа истины», «Утешителя», да пребудет с ними вовек. Каким умилением после этого повеяли на мою душу слова: «Я свет, пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме, и если кто услышит слова Мои и не поверит, Я не сужу его, ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир». В чем же спасение? В чем эта «заповедь новая», завещанная человечеству? — «Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя». И это все, — все, что нужно. Как просто, но и как необъятно велико в то же время! — «Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам». — «мир оставляю вам, мир Мой даю вам, да не смущается сердце ваше и да не устрашается». — «Сие сказал Я вам, чтобы вы имели во Мне мир. В мире будете иметь-скорбь, но мужайтесь: Я победил мир».
«Да, религия мира, любви и духа истины, конечно одна, только и может быть настоящею религией и должна рано или поздно стать религией мировой, всечеловеческой, потому что выше этого ничего не сказало человечество. Да, Он победил его».
(Из «Дневника» Тамары)
«…С какой-то нервной нетерпеливостью и лихорадочной поспешностью захотелось мне после Евангелия как можно скорей, скорей и больше познакомиться со всем, что есть еще в Новом Завете, и я схватилась за апостола Павла. Но этот великий мыслитель оказался слишком глубок для меня: к сожалению, я далеко не все в нем поняла; хотя то, что было мною понято, еще более расширило мой новый кругозор. У него нашла я несколько ответов как раз на те самые вопросы и сомнения, которые возникли во мне после Евангелия. — «Неужели Бог есть Бог иудеев только, а не и язычников? — Конечно, и язычников, потому что один Бог, и что в церкви Христовой нет ни иудеев, ни эллинов, ни рабов, ни свободных, а есть одни верующие, братия по вере во Христа, ибо все они одним Духом крестились и в одно тело, и все напоены одним Духом». Далее, мне пришла мысль, что, освоясь с Евангелием, я уже тем самым перестала быть доброю иудеянкой, что я как бы отреклась от своего закона, — и он мне ответил на это: «Ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве». — После этого подумалось мне: хорошо, но можно ли служить в обновлении духа, не принимая формальным образом христианства? и в чем тогда будет заключаться такое служение; — Он ответил: «Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви: ибо любящий другого исполнил закон. Ибо заповеди: не убивай, не укради, не лжесвидетельствуй, не пожелай чужого и все другие заключаются в сем слове: люби ближнего твоего, как самого себя. Любовь не делает ближнему зла, итак, любовь есть исполнение закона». А затем, какое глубокое определение смысла и сущности этой великой христианской любви! — «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, — нет мне в том никакой пользы. Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а радуется истине, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится… Теперь же пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше».
