удивим. И, наверное, не разок.
— Чем же? Выкладывайте, выкладывайте, ежели уж начали. Что еще придумали?
— Да многое замыслено. Но надобно испробовать. Для таких проб мы на Кураковке решили заменить вагранки малыми домнами.
Держа по-прежнему увесистого селезня в руке, Петр увлеченно излагает свою мысль. Вагранка — устарелая вещь. Приходится расплавлять чугун, опять пускать в дело кокс, снова избавляться от серы, получать шлаки. Не лучше ли малые домны? Будем выплавлять чугун для литейного цеха, и одновременно эти малые домны послужат базой для всяческих опытов. Пробовать, пробовать — вот чего жаждут изобретатели. Право на опыт, на опробование — мы это должны провозгласить. И, как требует марксизм, подкрепить это право материально. Таков смысл малых домен. Уже и средства, Василий Данилович, мы на это выкроили.
«Настоящий инженер», — вдруг думается Челышеву. И лишь в следующий миг на ум приходит: именно этак когда-то и его, молодого Челышева, окрестил Курако. Что же, пожалуй, уже не очень страшно сойти, как говорится, с круга: есть наследники. А впрочем, почему же еще и не пожить? Старик произносит:
— Ей-ей, кажется, и впрямь доживу до четвертой неожиданности.
— Безусловно!
Этот свой пылкий возглас Петр еще подтверждает взмахом руки. И вдруг улыбается, глядя на охотничью свою добычу.
— Разрешите, Василий Данилович, я этого незапланированного селезня тут где-нибудь устрою.
— Не надо. К чему мне?
— Да везите хоть в Москву. Или здесь нам, кураковцам, закатите ужин.
Петр озирается, видит брошенную на диван газету, укладывает на нее селезня.
Челышеву невольно вспоминается диван, горка газет в больничной обители Онисимова. Без всякой связи с предыдущим он сокрушенно произносит:
— Онисимов-то… Слышали? Безнадежен. Погибает. Вчера был у него.
Петр молча воспринимает эту весть. Василий Данилович продолжает:
— Просил вам передать, чтобы вы заглянули к нему, когда будете и Москве.
Петр по-прежнему безмолвствует. Губы сжаты. Нервно заиграли, заходили желваки. Тяжелые складки словно бы еще потяжелели.
— Надо бы, Петр Афанасьевич, к нему пойти.
Директор Кураковки опять не отзывается.
— Так не буду вам мешать, — наконец сумрачно говорит он.
Сутулый, широко раздавшийся в лопатках, он оставляет комнату.
— Орешек, — бормочет Челышев.
И немного погодя снова берется за перо.
Час спустя Василий Данилович в шляпе, в пальто шагает по каменным приступкам дома приезжих под ночное небо Андриановки, чуть окрашенное мерцающим багровым отливом. Доменщика-академика влечет завод.
1960-1964 гг.
Название комитета вымышлено, как и названия некоторых других учреждений; действующие лица, за исключением тех, которые названы подлинными именами, являются собирательными образами; кроме того, видоизменены отдельные симптомы заболевания, о котором говорится в романе (прим.авт.)
Стихи И.Лиснянской.