Общее замешательство подействовало и на Куницына. Полуобернувшись и сжав руками свои белые перчатки, он смотрел на молодых. Посреди всеобщего оцепенения Роман взял Татьяну за руку и спокойно двинулся навстречу вошедшим. Татьяна последовала за ним. Подойдя, они остановились. Лицо Романа было спокойным и радостным, в Татьяниных чертах наряду с радостью чувствовалось и волнение.
- Тетушка, дядя, Петр Игнатьевич, - заговорил Роман, - Мы с Татьяной Александровной любим друг друга, любим сильно, любим так, что не можем больше жить друг без друга. Мы решили пожениться. Только что я попросил у Адама Ильича Таниной руки. Он благословил нас.
Роман замолчал. Все стояли молча. Знакомым жестом тетушка поднесла руки к щекам, и глаза ее заблестели от слез.
Роман шагнул к ней и, взяв ее руку, сжал своими пальцами:
- Тетушка, милая моя тетушка Лидия! У меня нет никого ближе вас и дяди, никто не знает меня лучше вас, я люблю вас, как мать и отца, ваше слово, ваше понимание... Тетушка, отчего же вы плачете? - прижав ее руку к груди. Роман смотрел в ее полные слез глаза, - Неужели вы огорчены? Так ли это? Неужели вам не по сердцу мой выбор? Вы не любите Татьяну? Я не поверю, никогда не поверю! Тетушка! Ради всего святого, скажите... согласны ли вы? Дядя Антон, скажите нам? Что же вы молчите? Неужели вам не видно, что мы с Таней должны быть вместе?
Едва Роман произнес это, как тетушка со слезами бросилась обнимать и целовать Татьяну, после обняла их обоих и заплакала. Антон Петрович, в свою очередь, с осторожной угловатостью опустил свои огромные руки на вздрагивающие тетушкины плечи, по щекам его текли слезы.
Плакала и Татьяна, дрожали седые усы у Адама Ильича, слезы блестели в маленьких глазках Красновского. Только один Роман по-детски радостно и самозабвенно улыбался, прижавшись своей щекой к тетушкиной.
- Господи... - произнесла, наконец, тетушка, поднимая свое лицо, Ромушка... Танечка... простите меня, милые вы мои... - вытащив платочек из рукава темно-зеленого старомодного платья, она вытерла слезы и, помолчав, сказала:
- Милые мои дети. Будьте счастливы. Я... я люблю вас. Мы все любим вас и желаем вам счастья. Все, все!
Она быстро взяла Татьяну за плечи и поцеловала в обе щеки:
- Танечка... славная моя, добрая, чистая Танечка. Ты любишь его? Но, нет, молчи! Вижу по глазам, что любишь! Нет, нет, скажи все-таки! Скажи, милая любишь?
- Люблю, - произнесла Татьяна.
Это вызвало новую волную объятий и поцелуев.
- Господи, как все сразу! Как все неожиданно! - восклицала тетушка.
- Радость всегда внове, всегда! - повторял Куницын, в возбуждении беря за руки то Антона Петровича, то Красновского, - друзья мои, я сегодня так счастлив, мне так хорошо, вы представить не можете! Антон Петрович, дорогой, как славно, что вы здесь! Поздравьте, поздравьте их скорее! Поздравьте наших детей!
- Лидочка, дай же и мне наконец! - с укоризненным нетерпением заговорил Антон Петрович, пытаясь добраться до молодых.
- Милые, милые мои дети! - повторяла Лидия Константиновна, прижимаясь щеками к лицам Татьяны и Романа, - Как вы напугали меня! Как хорошо вы меня напугали!
- Чудеса просто! Как обухом по темечку! - бормотал Красновский, протискиваясь к молодым, - Татьяна Александровна, прелесть вы наша, лайте же мне расцеловать вас!
- Петр Игнатьевич, брат, погоди! - Антон Петрович, слегка отстранив Лидию Константиновну, трижды громко расцеловал пунцовые щеки Татьяны, повторяя:
- Поздравляю... поздравляю... поздравляю, дитя мое.
Затем, несколько театрально-торжественно держа Татьяну за плечи, произнес:
- Знай, дитя! Теперь ты уже не одна. Ты с ним и с нами навек. Твоя радость - наша радость, твоя печаль - наша печаль, твое горе - наше горе.
- Антон Петрович, ну что ты про горе да про печаль! - воскликнул Красновский, целуя Танину руку, - Татьяна Александровна, голубушка, как я рад за вас! Поздравляю от всей души, от всего сердца!
Поцеловав ее руку, он приблизился и стал целовать ее в щеки.
- Роман! - прерывистым от волнения голосом произнес Антон Петрович и крепко обнял жениха, - Эх... Гамлет ты наш! Поздравляю тебя...
Они поцеловались.
- Почти до апоплексии довел, ах ты, разбойник! - бормотал дядя, обнимая Романа, - Рад, рад, рад за тебя! Тыщу раз согласен! Она - чудо, чудо... Она....
Он взял руку Татьяны и Романа и, соединив их, крепко сжал:
- Вот так теперь!
- Слава Богу, слава Богу! - повторял Куницын, в свою очередь сжимая соединенные руки жениха и невесты, - Они вместе, и мы вместе! Будем вместе свою старость пестовать да на них радоваться!
- Да, но как резко, как по-суворовски резко и быстро! - качал головой Красновский, - Раз - и на тебе! Жених и невеста! У нас здесь - под боком, в нашем лесу!
- Все верно, все правильно! - загремел Антон Петрович, отерев платком слезы и обретя былую уверенность в голосе, - Молодец, Рома! Я сам Лидочку в церковь повел, едва завидел! Как можно сдерживать любовь! Сей зверь клеток не терпит!
- Теперь все мы вместе, все вместе, - повторял Куницын.
- Адам Ильич, дорогой Адам Ильич! Представляю, как вы счастливы! приблизилась к нему Лидия Константиновна.
- Нет, не можете представить! - он порывисто поцеловал ее руку, - Я теперь словно родился заново! Я сегодня праздную их помолвку и мое второе рождение!
- Отлично сказано! - воскликнул Антон Петрович, - Право, отлично! За эти два события и выпить не грех!
- Ах, да! Конечно! Я и забыл совсем! - засуетился Куницын, - Прошу вас, прошу к столу! Сегодня и отныне всегда - здесь все ваше, все на радость!
- Эх, каков стол! - качнул головой Красновский, - Жаль, Надюшеньки нет.
- Как нет? - удивился Куницын, - Почему? Пошлем за ней, немедленно! Гаврила! Гаврила!
И тут же конюх был послан за Надеждой Георгиевной, Рукавитиновым и Клюгиным. Лишь батюшку с попадьей решили не тревожить в столь позднюю пору и поведать им обо всем завтра. За столом же царили радость и веселье.
Все, за исключением жениха и невесты, выпивали, закусывали, наперебой говорили и смеялись.
Роман и Татьяна сидели во главе стола, замерев в блаженном оцепенении. Роман держал Татьяну за руку, глаза их постоянно встречались и подолгу не отрывались друг от друга. И если раньше Татьяна не выдерживала этого противостояния очей и опускала свои глаза, то теперь - наоборот, первым отводил взгляд Роман, сжимая ее руку до боли и бледнея от переполняющей его любви.
Вдруг среди общего оживления Антон Петрович приподнялся со своего места, поправил пенсне и молча поднял свои громадные ладони, прося тишины. Когда она наступила, он опустил руки, помолчал и заговорил: - О милая! Любовь моя, мой ангел!
Стоит, не понимая, кто она.
Губами шевелит, а слов не слышно.
Но в мире существует взглядов речь!
О, как я нем! С ней говорят светила!
Ярчайшие созвездия, спеша
Куда-то с неба отлучиться, просят
Ее глаза немного посверкать.
О, если бы глаза ее могли бы
Переместиться на небесный свод!
От их сиянья птицы бы запели,
Принявши их за солнечный восход.
Стоит она, прижав ладонь к щеке.
О чем же ты задумалась украдкой?
О, быть бы на руке твоей перчаткой,
О, быть бы мне перчаткой на руке! - Браво! - воскликнул Красновский и зааплодировал вместе с Куницыным и Лидией Константиновной.
Антон Петрович же подошел к Татьяне, и, опустившись на колено, поцеловал ей руку.
- Все это для тебя, светлый ангел наш, - произнес он, держа Татьянину руку, - Но и с резюме. Сейчас я кое-кого поймаю на забывчивости.
Он приподнялся с колена и подошел к тетушке, радостно продолжавшей аплодировать.
- Несравненная Лидия Константиновна, тебе этот монолог ничего не напомнил? - спросил он, наклоняясь к ней. Она удивленно и радостно посмотрела на него:
- Этот? Мне? Антошенька... я, право...
- Ну, ну! - хитро усмехнулся Антон Петрович, подмигивая молодым.
- Постой, постой! - воскликнула вдруг тетушка, - Антоша. Это же. Ах!
Она обняла его большую, склоненную к ней, голову и замерла, прижавшись к нему.
- Секреты, семейные секреты! - засмеялся Красновский, проворно наполняя рюмки.
- Это любовь, - уверенно сказал Куницын.
Лидия Константиновна повернулась к ним. В ее глазах стояли слезы.
- Это он читал мне... читал ночью под нашим балконом, бросив в окошко камушком... мне было тогда восемнадцать. И он был, - ... она посмотрела на Антона Петровича. - Он был в костюме Ромео.
- Ромео?! - тряхнул головой Красновский, - Какой романтизм! Ночью посреди прозаичного города в костюме Ромео! Невероятно!
- Вы помните, как это было? - спросил Куницын, приподнимаясь с места.
- Прекрасно помню, - тихо ответил Воспенников, - Ночь. Ни души. Ее балкон, и она в белом пеньюаре. И я читаю. И я люблю. Люблю ее.
Голос его дрожал, за стеклами пенсне блестели наполнившиеся слезами глаза. Куницын молча подошел к нему, обнял и поцеловал.
Тетушка тоже встала и прижалась к своему супругу, повторяя:
- Антошенька... милый мой Антошенька...
