Есаулова. Уж не заболел ли?
Неуходимов (выступая вперед с цветами). Дорогой Алексей Степанович! Прими эти цветы от товарищей по организации чествования великого русского математика Лобачевского.
Передышкин и Шура появляются в корзине шара.
Передышкин. Стой! (Выскакивает из корзины.) Стоп! Все это брехня и сплошная липа. Никакого великого математика Лобачевского никогда в Конске не было.
Есаулова. Как это не было? Да ты спятил?
Передышкин. Не было. Был какой-то, пес его знает, Иван Николаевич Лобачевский. А настоящий Лобачевский Николай Иванович.
Есаулова. Что ты говоришь?
Возгласы ужаса.
Передышкин. То, что ты слышишь. Вот документы. (Сует Есауловой словарь и карточку.)
Все окружают его, читают. Возгласы ужаса.
Есаулова. Что же это такое, товарищи? Ведь мы город переименовали! Персюков, что это значит?
Персюков. Произошло недоразумение.
Передышкин. А-а-а! Вы слышали? Произошло недоразумение. Не тот Лобачевский. Понятно вам это? Не тот!
Есаулова (машинально). Не тот Лобачевский… Да… Не тот… (Вдруг резко.) Стой! Лобачевский не тот. Хорошо. (Со страстью.) А трамвай – тот? А бульвар – тот? А отель на шестьдесят номеров – тот? А станкостроительный вуз – тот? Весь город не тот. Все не то. Все другое. Все лучше. Лобачевского нет? Отлично! Да здравствует Лобачевск!
Передышкин. А, вот как? Да тут, оказывается, орудует целая банда! (Обводит всех грозным, испытующим взглядом.) Ну, миленькие!.. (Видит старуху Сарыгину.) А! Внучка! Здравствуй, бабушка. Подойди-ка сюда, подойди. Стой! Чья это визитная карточка? Кто этот Иван Николаевич? Говори, чертова кукла!
Сарыгина (ничего не понимая). Это визитная карточка покойного моего деда Ивана Николаевича.
Передышкин. Сознаешься?
Сарыгина. По свидетельству моей покойной матушки Ларисы Константиновны, урожденной Извозчиковой…
Передышкин. К черту покойную матушку, урожденную Извозчикову! (Грозно.) Говори, зачем людей обманывала?
Сарыгина. Я не обманывала.
Передышкин. Обманывала. Вместе со своим сообщником, прожженным авантюристом Персюковым. Ты нам, старая хрычовка, вкручивала баки, будто твой дедушка Иван Николаевич Лобачевский великий математик, а великий математик как раз Николай Иванович Лобачевский. Что? Засыпалась? (Потрясает словарем.) Ну?
Сарыгина. Я не говорила, что покойный Иван Николаевич математик. Боже меня упаси! Наоборот. По свидетельству моей покойной матушки…
Передышкин. К черту матушку!
Сарыгина. По ее свидетельству, покойный Иван Николаевич, обладая нежной душой и хорошим музыкальным вкусом, превосходно играл на флейте.
Передышкин. К черту флейту! Мы понимаем, при чем тут флейта. Грамотные. Говори лучше, как партию и правительство обманывала.
Сарыгина. Покойный Иван Николаевич, говорю я, играл на флейте, а математиком был другой Лобачевский, Николай Иванович Лобачевский, профессор Казанского университета, родной дядя покойного дедушки Ивана Николаевича.
Персюков. Родной дядя?
Сарыгина. Родной дядя. Будучи ординарным профессором Казанского университета, покойный Николай Иванович Лобачевский довольно часто приезжал из Казани повидаться со своим племянником, покойным Иваном Николаевичем.
Персюков. Приезжал повидаться? Куда приезжал?
Сарыгина. В Конск, батюшка, в Конск.
Персюков. Вы слышите? Лобачевский приезжал в Конск. И где же он жил?
Сарыгина. По свидетельству…
Персюков. Ради бога, не надо свидетельства, матушка. Где жил? Говорите, где жил?
Сарыгина. В домике, батюшка, в домике. И с большим удовольствием слушал игру покойного Ивана Николаевича на флейте…
Персюков. Стоп! Все в порядке. Приезжал великий русский математик Лобачевский в бывший Конск? Приезжал. Жил в домике? Жил. Так все в порядке.
Все (хором, с облегчением). Жил! Так все в порядке.
Музыка, возгласы, триумф.
Персюков. Товарищи, в чем, собственно, дело? Почему пальба, и клики, и эскадра на реке? Конечно, известные основания для торжества есть. Но разве таким должен быть город Лобачевск? Это вам, дорогие друзья, не Конск! Лобачевск должен быть образцовым городом будущего! Пять гостиниц, четыре очереди водопровода, пятнадцать линий трамвая, хороший аэродром, штук шесть ресторанов, три вуза, сорок колхозов-миллионеров! Мини-мум! А у нас в Лобачевске? Стыдно признаться. На сегодняшний день заасфальтировано какие-то жалкие три километра улиц, отремонтировано всего одно шоссе, надстроена всего одна гостиница, открыт всего один вуз. Всего один ресторан, всего шесть закусочных и всего один несчастный глубоко провинциальный институт северо-западных танцев… Срам! Вас это устраивает? Меня это не устраивает!
Музыка. Пауза.
(Лукаво в зрительный зал.) Товарищи, вы не знаете, у вас тут случайно профессор Мечников проездом не останавливался?
Занавес.
1940
Пьеса в пяти действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Ложкина Ксения Петровна – попросту бабушка.
Даша – девушка 19 лет, Валя – пионер } ее внуки.
Зоя Фиалкина – подруга Даша.
Андрей Купавин, Федя Солнцев, Вася Девяткин } экипаж среднего танка.
Свиридов – лейтенант.
Надя Воронихина – военфельдшер.
Селявина Антонина Васильевна – главный врач госпиталя.
Петрушкина Валентина Альфредовна.
Первая девушка.
Вторая девушка.
Третья девушка.
Телефонист.
Связной.
Действие происходит частью в небольшом волжском городе Щеглы, частью на Центральном фронте.
Октябрь-ноябрь 1942 года
I
Комната в деревянном домике в городе Щеглы.
Бабушка и Валя.
Валя (вышивает синий платочек). Бабушка!
Бабушка. Да.
Валя. А теперь чего делать?
Бабушка. А ну-ка, покажи, что у тебя там.
Валя. Во, глядите!
Бабушка. Замечательно! Ну прямо-таки замечательно! Больше нечего и делать. Только подрубить платочек – и все готово. Нет, кроме шуток, Валюшка, у тебя редкие способности. Смотри ты, как чудесно получилась роза! Прямо как живая. Ее понюхать хочется. А листочки! Чудо! И как это все красиво – на синем фоне. Посмотреть издали – ни за что не поверишь, что это все вышито гладью. Да ты у меня, Валька, настоящий художник. Надо бы этот платочек снести в школу, показать вашему учителю рисования. Может, из тебя и вправду великий художник выйдет. Я снесу.
Валя. Бабушка! Вы с ума сошли! Разве можно? Ребята узнают, что я вышиваю, – засмеют. Задразнят. Что я, девчонка?
Бабушка. Не вижу ничего позорного в том, что мальчик вышивает.
Валя. Я не мальчик.
Бабушка. А кто же ты?
Валя. Я пионер.
Бабушка. Ах, извините!
Валя. И мне неудобно. Неловко. Как вы не понимаете! Просто политически бестактно.
Бабушка. Чего? Чего?
Валя (неуверенно). Бестактно. Политически.
Бабушка. Ах, извините! Политически бестактно? А курить пионеру политически не бестактно?
Валя. Я не курю.
Бабушка. А почему у тебя в сумке табак, спички и курительная бумага?
Валя. А вы зачем в мою сумку лазили?
Бабушка. Я лазила в твою сумку затем, чтобы положить яблоко и два бутерброда. Тебе же, охламону, на завтрак.
Валя. Давайте не будем говорить друг другу грубости.
Бабушка. Ах, извините, простите! Я забыла. Давайте не будем говорить грубости, но давайте уж тогда, если на то пошло, и не курить.
Валя. Я не курю. Я приобрел эти курительные принадлежности для того, чтобы отправить на фронт бойцам.
Бабушка. Вот как? Милый ты мой!..
Валя. Кроме того, я еще положу в мешочек – у меня есть – записную книжку, карандаш, резинку и вот этот платочек. Бойцу будет приятно, как вы думаете?
Бабушка. Ах ты, мой дорогой! (Хочет его поцеловать.)
Валя. Бабушка, не целуйтесь!
Бабушка. Бабушка не может поцеловать собственного внука, своего дорогого, милого мальчика.
Валя. Я не мальчик.
Бабушка. Знаю, знаю! Ты пионер. И целоваться со старой бабушкой – это политически бестактно.
Валя. Нет, это не политически бестактно, но просто как-то неловко. Мальчики узнают – засмеют. Что я, девчонка?
Бабушка. Мальчики не узнают. (Целует его.)
