- Какая моль?
- Георгиевна всегда звала твоего Сергея: "Моль". Весь белый и много ест. Но просила тебе не говорить. Долбодятел, он и есть долбодятел!
Видимо, Валя знала уже про повестку в суд.
Пришел из школы Арсик, похвастался, что получил пятерку.
- Значит, наша семья стала на пятерку богаче, - сказала Юля то, что тысячу раз слышала от родителей.
Она выбрала минутку, присела и взяла сына за плечи: папа подал на развод, он будет жить отдельно.
- И... машину заберет?
- И машину заберет.
Арсик сначала хотел притвориться, что заболел, чтобы родители помирились, но подумал: нет, нельзя притворяться - в жизни и так слишком много ненастоящего. И вдруг оборвался в самом деле в обморок.
Он долго и серьезно болел, температура держалась почти месяц - причем такие свечки: тридцать девять и шесть, сорок, сорок и три. Юля раз оставляла его с Валентиной и бегала к нотариусу - заверила бумагу в суд, что согласна на развод, что претензий имущественных не имеет.
В эти дни снова замелькал Василь Васильич, который был женат уже на молодой воспитательнице, но недавно застал ее... с сыном в постели. И развелся. Юля сидела на больничном, но недавно относила его на работу и там все узнала. Ей было не до Василь Васильича, конечно. Надо оздоровить сына, собирать вещи и переезжать на новую квартиру на Нагорный.
А при этом в горле у нее все время скребла кошачья лапа и болела грудь. Но некогда было идти лечиться, да и зачем? Вставать с постели и то не хотелось. Но, конечно, она заставляла себя вставать. Все время хотелось волком выть. "Заткнись! Да кто ты такая? Не первая и не последняя брошенная жена". Ему виднее, что тебе послать...
- Юля, посмотри - одна пряжка уводит! - пришла посоветоваться Валентина с только что сшитым лифчиком. - Что делать?
- Валь, одна пряжка - это на объем семьдесят, а у тебя, наверное, не меньше восьмидесяти - сделай две пряжки!
- Юля, что ты за грудь все держишься - у тебя местопатия?
- Мастопатия? Может быть...
- Надо медные пятаки прикладывать, у меня было, прикладывала, наружу вышли две коросты, и все прошло.
- Хорошо, спасибо!
Юля не хотела, чтоб Валентина задерживалась: слишком она фонтанировала подробностями. На этот раз не ушла, пока не высыпала свои наблюдения насчет машины: мол, Сергей всегда ее, машину, долго проветривал, прежде чем въехать во двор - все дверцы раскроет и стоит, якобы что-то ремонтирует. А на самом деле, видимо, хотел скрыть запах духов своей птички.
Юлю больше волновало другое: сын стал к Сергею враждебно настроен и даже звал его за глаза только "папан":
- Я папана забуду наизусть!
- А как же: чти отца и мать свою? Мир этот грешен, идеалов нет, но он тебе отцом был и остается.
Вещи упаковывала, как спросонья. Мелькнула цветная фотография: Юля за неделю до окончания школы - платье в цветочек, глаза в листочек. Зеленые-зеленые. В классе ее звали "красивый хворост" - за тонкую кость... как давно это было! Еще коса перекинута на грудь - в кулак толщиной. Прощай, улица Стахановская, ты так хорошо видна на этой фотографии. Кто же снимал? Не вспомнить уже. Увеличить на память? Но зачем...
Она не знала, как переехать, кто поможет. Помолилась не помолилась, а просто подумала... и тут же встретила Витю Кокшарова - давно не видела, но знала от мужа, что он уже подполковник, идет в гору.
- А что случилось с Сергеем - посмотрит, как рубль отберет?
Юля все рассказала. Витя пообещал прислать курсантов и слово сдержал. Восемь человек все быстро погрузили в машину и так же быстро разгрузили.
- Куда ставить шкаф, Юлия Петровна?
- Все равно... Какой шкаф?.. А, все равно.
Курсант Александр странно посмотрел на Юлю, видимо, решил подбодрить:
- Остановись, мгновенье, ты прекрасно!
- Да ты у нас интеллигент, - посмеивались другие.
- Да, я интеллигент среди здоровяков и здоровяк среди интеллигентов,сокрушался Александр.
На другой день в почтовом ящике Юли торчали цветущие ветки яблони. Она сразу поняла, что их принес Александр. Последний романтик, но, впрочем, последних романтиков не бывает, всегда родятся новые. А чем он будет отличаться от Сергея? Для того тоже счастье - это "остановись, мгновенье", но на самом деле никогда ведь не останавливался, а хотел добавить стопку-другую... Для Юли счастье, когда день прожила и не нагрешила. Или сняла грехи на исповеди, вот и счастье.
Валентина Лихоед (им дали квартиру на той же площадке) зашла якобы сверить часы.
- Видела я: курсант тебе в ящик почтовый ветки яблони засовывал! И весь покраснел, когда меня заметил.
- Да он моложе меня лет на семь!
- Ну и что. Ты сама выглядишь на двадцать. В зеркало смотришь - нет? Замечаешь, что еще похудела? В больницу бы сходила...
- Мне сейчас надо Арсика в другую школу перевести, за лето оздоровить где-то... У меня еще есть деньги родителей, немного, но есть.
Все связаны жизне-смертными узами. Откуда эта фраза, Юля не могла понять. Наконец вспомнила: из сна. Ей снилось, что она играет ангела в школьном спектакле. И по сценарию нужно прыгать с балкона. Ангелов было несколько, но все боялись прыгать, а она решилась. И медленно летела вниз. Смело. А сверху ей кто-то сказал: "Все связаны жизне-смертными узами".
Через месяц пришло очередное письмо от Вари: поздравляла с новосельем. Снова какие-то стихи:
Отрезок прямой линии затосковал:
- Почему я не луч,
Не стремлюсь в бесконечность?
- Это богоискательство,
Ответили точки,
Но сами вдруг спросили:
- Почему мы не звезды?
- Глупые, - сказала прямая линия,
Вот я мчусь в две стороны,
Прохожу через звезды,
Но какая это ответственность:
Нигде не искривиться!
- А мне еще хуже, - криво усмехнулась
Кривая линия. - Полная свобода
Нас развратила:
Мы пересекаемся с кем попало
И сколько угодно,
А в итоге получается каля-маля...
Одна надежда: встретить художника
Он меня ограничит,
Нарисовав лицо или цветок.
Юля ничего не могла понять... Как все это далеко. Неужели раньше я могла читать такое... Кстати, о художниках! Учительница давно сказала, что Арсик странно нарисовал свою семью: мама с огромными руками, распростертыми чуть ли не на всю страницу, а сам он - ростом с маму. Если бы расшифровать руки матери как гиперопеку, то тогда почему сам он не маленький? Что-то тут странное...
Осенью сын снова попал в больницу с воспалением легких - аллергический компонент беспокоил врачей. В это время Валентина Лихоед похоронила своего Леонида. Юля решила: если Арсика выпишут, заплачу Вале за пригляд, а сама лягу на обследование. Кошачья лапа теперь была уже везде: в горле и в печени, в ногах и руках...
Феликс Прогар всегда на лекциях говорил студентам: от настоящего внимания зависит размер вашего будущего кладбища - там будут лежать те, кого вы могли бы спасти во время операции, но не спасли, потому что знаний не хватило. А знаний не хватило, потому что плохо слушали, как вот вы, например, молодой человек, - у вас кладбище будет очень-очень большое...
Но он никогда не говорил, что сам иногда старается избегать некоторых операций. Если интуиция говорит, что не хочется делать какую-то операцию (хотя видимых причин для беспокойства нет), все равно что-нибудь случится. Или послеоперационное осложнение, или больной умирает прямо на столе.
Феликс Прогар бросил взгляд на непромытый снимок - можно было видеть, что образование перекрыло мочеточник, а вся остальная картина тонула в каких-то петлистых художественных извращениях... Что за жизнь она себе сделала, что так запустила? Мы, конечно, отток мочи для начала наладим через брюшную стенку, чтобы она дальше не отравлялась, трубку выведем вот сюда. Но не лежит душа, что-то будет. Хорошо бы сейчас оказаться дома, где ждет его нетускнеющая любовь - шахматы. Жена, правда, в последнее время часто грозила тряпкой ни в чем неповинным фигурам (включая сюда и фигуру мужа): "Я вам всем покажу!"
Но нечего делать. Срочный случай. Отступать некуда. "Граф попытался отогнать дурные предчувствия"...
Он сказал коллеге Скачкову:
- Сейчас выведем трубку, гистология, потом сердце подкрепим, да еще непонятно, что там у нее с болями в молочной железе. Не организм, а Тришкин кафтан.
Размывая руки, ожидая, когда пациентка Лукоянова окончательно замрет в анестезиологической истоме, Феликс спросил:
- Что же моей пить от аллергии: супрастин или кларитин?
- Бессмертин, - безрадостно буркнул через маску анестезиолог.
"Графиня вскрикнула: "Вы подлец!""
- Давно такого не видал, - ворчал Скачков. - Не в один же день все это произошло! Она с высшим образованием. Не в деревне...
- Справимся, - вяло ободрил его Феликс Прогар.
- Лука ты наш, Лука!
Феликс с жаром вспомнил:
- Привезли, помнишь, Ефимовских? Кричали: последняя стадия (он проглотил слово). А старик пошел в туалет, кровь хлынула горлом, оказалось просто язва.
