— Дай мне! — сказал он, указывая на коробку. Тогда мне показалось, что я лишаюсь рассудка.
— Нет, нет! Не дам, не дам! — с ужасом почти закричала я. Но он требовал и сердился.
— Я страдаю! — сказал он, объясняя свое желание.
— Ты знаешь, — говорила я, опускаясь перед ним на колени, — когда ты так спишь, ты похож на мертвеца. Я боюсь! Не засыпай. Разве страдать так страшно?
— Я не хочу! — сказал он.
Я дала ему порошок, и когда он заснул, я вышла. И когда я шла, я молилась. Я говорила: «Господи! поддержи меня, поддержи, или… прости!» И я теперь думаю, что он простил меня, потому что послал новое, чистое, светлое счастье.
Но я хотела писать о том, как я провожу день. Я брожу по саду, сижу на скамье под сиренью и выхожу на берег реки. Я всегда любила нашу реку, но теперь полюбила ее еще сильнее, потому что она должна принести тебя ко мне. Каждый день я жду на пристани. Я вижу, как за изломом реки взвиваются легкие клубы дыма, пароход показывается ненадолго и опять исчезает за густой зеленью поросшего лесом островка. И вот, пока я теряю его из виду, я стараюсь удержать рукою мучительное биение моего сердца. Я знаю, что если тебя нет на пароходе, он не подойдет к пристани, а круто повернет поперек реки и побежит к противоположному берегу. И я вижу, каждый день вижу, как он поворачивает к другому берегу. Признаюсь: иногда мне очень хочется плакать, но тогда я думаю о том, что немного позже или немного раньше, но пароход должен будет подойти к моей пристани, и моя печаль сменяется радостью.
В одно утро я проснулась с таким чувством, как будто меня ждала большая радость. Это было в Троицын день. Я не надела своего траурного платья, а заменила его белым. Я поглядела на себя в зеркало и заметила, что у меня уже нет желания казаться красивее, чтобы нравиться тебе. Бледность и худоба очевидно не красят меня, но пусть они напоминают тебе о тех страданиях, которые я пережила без тебя и которые украсили наши души. Я более чем прежде похожа на девочку, на ребенка, но этот ребенок умеет теперь думать и любить. В этот день я шла на пристань с надеждой, которая переходила в уверенность. Пароход показался из-за излома и скрылся, и пока я ждала его вновь, я пережила вечность. Он вышел нарядный, весь украшенный молодыми зелеными березками, и мне показалось, что он не повернул, а пошел прямо на меня… И тогда я почувствовала, что умираю… Я протянула руки, крикнула что-то… Но когда я пришла в себя, я была одна, а пароход был далеко.
Пойми, что жить в этом ожидании я больше не могу. Пойми, что наше счастье уже не оскорбит того, кто уже перестал жить. Ты ужаснешься, быть может, но когда я думаю о причине, которая все еще удерживает тебя вдали от меня, я чувствую невольную злобу… Я думаю: его уже нет, а он все еще стоит между нами!
Не надо больше разлуки! Я люблю тебя! Ты слышишь мои голос? Я люблю тебя.
Люся.
III
Дорогой мой! берегись… Ты не знаешь, может быть, что можно убить человека, не поднимая на него руки? Я уже не объясняю себе ни твоего отсутствия, ни твоего молчания. Я боюсь… Мне кажется, что если бы во мне не было страха, я перестала бы существовать. Я жила надеждой, теперь я живу страхом. Эти чувства братья: в них одинаково мучительна и одинаково притягательна неопределенность. Пока я чувствую страх, я знаю, что еще не все кончено и что еще можно чего-то ждать.
Тебя нет. Отчего тебя нет? Я знаю, что ты здоров, потому что тебя видели; ты в городе, в нескольких десятках верст от меня. Берегись! у меня рождаются мысли, от которых больно, стыдно и жутко.
Нет, неправда, у меня нет мыслей. Моя голова отказывается работать. Что-то болит в ней и давит на мозг. Времени тоже нет.
День сливается с ночью и ночь с днем, н я не знаю, что сон, что действительность. Почему-то меня стало тянуть на могилу мужа. Я говорю с ним вслух, жалуюсь ему на то, что ты измучил меня, и он отвечает мне лаской, шепчет что-то без слов. Недавно еще я боялась его, но теперь я знаю, что он простил мне все, и беседа с ним приносит мне отраду. Ты не веришь, что он простил меня? Но ведь он любил!
В саду листья увяли и осыпались. На клумбах хороши и свежи только астры. Я плету из них два венка, тебе и ему, и несу их на могилу. Мне кажется иногда, что я тень, которая блуждает по земле, потому что ее забыли, когда зарывали остальное.
Я чувствую тоску, но я часто забываю, о чем она, потом я вспоминаю, что меня мучит пароход, который всегда круто поворачивает от островка и бежит к противоположному берегу. Мне надо, чтобы он остановился у моей пристани. Я умираю оттого, что пароход не хочет подойти к пристани!
Над рекой низко бегут тучи, вода темна и холодна, и когда я вечером прихожу к пристани, я вижу вдали разноцветные огоньки. Это фонари на барках и судах. Пароход тоже подходит, весь освещенный, и когда он поворачивает, я вижу ряд светлых окон.
Возвращаясь домой, я стараюсь смеяться. Я делаю это для того, чтобы уверить себя, что я все-таки непременно дождусь тебя. Я вспоминаю все, что ты когда-либо говорил мне, и мне кажется иногда, что я слышу твой голос. Странная вещь: я не могу припомнить, говорил ли ты мне когда-нибудь, что любишь меня? сказал ли ты хоть раз прямо, просто: Люся, я люблю тебя! Мне так хотелось бы припомнить именно эту простую фразу, и я уверена, что ты никогда не говорил ее, потому что забыть ее я бы не могла! Ты говорил о том, что любовь все очищает и все прощает… Любовь…
О, конечно, ты приедешь! ты не можешь не приехать! Но, пожалуйста, прости мне, что я усомнилась в тебе. Пожалуйста, не вспоминай об этом никогда. Я хочу, чтобы ты сказал мне: «Люся, я люблю тебя!» Я хочу, чтобы ты поцеловал меня в голову… У меня болит голова и что-то давит…
Я придумала! Я удивляюсь, отчего мне никогда раньше не приходила эта мысль? Чтобы пароход остановился у нашей пристани, надо выкинуть флаг. Я забыла об этом! Завтра я захвачу флаг с собой. Я встану повыше, на перила, и подниму руку и буду махать флагом. С парохода увидят, и тогда он подойдет. Будет так, как я хочу, и моим страданиям настанет конец. Отчего мне раньше не приходила эта мысль?
Завтра, завтра… Если я упаду в воду, ты легко вытащишь меня. Ты такой большой и сильный, а я маленькая, и я стала теперь так легка, что мне самой становится смешно. Ты унесешь меня на руках, как ребенка, и, пожалуйста, не забудь поцеловать меня в голову. Завтра…
P. S. Зачем я пишу вам? Неужели вы думаете, что я не понимаю и теперь, что вы обманули меня, что вы никогда не любили меня? В вашей веселой рассеянной жизни я была лишним развлечением — и только.
Все ясно теперь! Все ясно, когда не стараешься цепляться за надежду и уже не боишься никакой правды. Я не верю вам больше ни в прошлом, ни в будущем, и мне кажется, что я больше не люблю вас. Я хотела бы простить вам, чтобы спокойно и радостно ожидать смерть, но я еще не могу простить! Опять мне хочется, чтобы вы слышали мой голос. Я сказала бы вам: берегитесь! горе не тому, кто страдает, а тому, кто заставляет страдать…
Л. А. АВИЛОВА
Лидия Алексеевна Авилова (урожденная Страхова) родилась в 1865 году в селе Клекотки Епифанского уезда Тульской губернии в небогатой дворянской семье. После окончания московской гимназии занималась некоторое время педагогической работой, пробовала свои силы в беллетристике. В 1887 году Авилова переехала в Петербург. В 1890 году напечатан рассказ «Две красоты» — первая заметная публикация Авиловой, которой содействовал редактор журнала «Живописное обозрение» писатель А. К. Шеллер-Михайлов.
В последующие годы рассказы Авиловой публикуются в «Севере», «Детском чтении», «Ниве», «Русских ведомостях», «Сыне отечества», «Новом слове» и др. Она автор двух повестей — «Наследники» («Русское богатство», 1898, № 9) и «Обман» («Вестник Европы», 1901, № 7). В 1896 году вышла ее первая книга «Счастливец» и другие рассказы. Большинство произведений Авиловой посвящено детям, проникновению в мир детской психологии; они отличались от тогдашних примитивно-назидательных писаний выразительным рисунком характеров, правдивым изображением социального фона. Есть у Авиловой и рассказы о любви, и произведения, герои которых — крестьяне, бедняки, переселенцы. Для манеры писательницы характерен жанр короткого рассказа — здесь ощутимо влияние Чехова.
С Чеховым Авилова познакомилась в 1889 году в Петербурге. История их взаимоотношений изложена в известных ее воспоминаниях «А. П. Чехов в моей жизни». Рассказывая «о том, что так празднично осветило и так мучительно осложнило» ее жизнь, Авилова в предисловии к воспоминаниям подчеркнула: «Антон Павлович имел на меня громадное влияние…» [1] Это было влияние нравственное и, безусловно, творческое. Авилова посылала на суд Чехова и свои рукописи, и опубликованные рассказы. Чехов писал ей 21 февраля 1892 года: «Что касается языка, манеры — то Вы мастер». Одновременно он указывал на излишнюю авторскую сентиментальность в некоторых произведениях. Призывая Авилову к упорному труду, к отделке рассказов, к работе над языком, Чехов неоднократно правил ее рукописи, отмечал недостатки опубликованных вещей. 15 февраля 1895 года он писал ей: «…оба Ваши рассказа я прочел с большим вниманием. „Власть“ милый рассказ, но будет лучше, если Вы изобразите не земского начальника, а просто помещика. Что же касается „Ко дню ангела“, то это не рассказ, а вещь, и притом громоздкая вещь. Вы нагромоздили целую гору подробностей, и эта гора заслонила солнце. Надо сделать или большую повесть, этак в листа четыре, или же маленький рассказ… Резюме: Вы талантливый человек, но Вы отяжелели, или, выражаясь вульгарно, отсырели и принадлежите уже к разряду сырых литераторов. Язык у Вас изысканный, как у стариков… Вы мало отделываете, писательница же должна не писать, а вышивать на бумаге, чтобы труд был кропотливым, медлительным». Некоторые рассказы, с которыми Чехов знакомился в рукописи или по публикациям в периодике, вошли в две позднейшие книги Авиловой: «Власть» и другие рассказы» (М., 1906) и "Образ человеческий. Рассказы» (М., 1914).
