Сказание сие сохранилось вплоть до татарского нашествия и дошло до темника Могольского Бедулая (Абдулая), узнавшего о богатом затерянном граде от толмача своего, изрыскавшего окрестности Бездны, пытавшего страшною мукой наместника монастыря, но не нашедшего ничего и в досаде сжегшего мирную Бездну, не оказавшую сопротивления". Так пишет Долотов.
До наших дней не дошло никаких письменных доказательств его гипотезы. В 1812 году в доме Долотова, где квартировал эскадрон французских кирасир, возник пожар, уничтоживший бесценную библиотеку и большую часть обстановки, второй раз дом знаменитого ученого пострадал в 1917 году, когда его разграбили местные крестьяне, и, наконец, во время Отечественной войны в нем размещался штаб немецкой танковой дивизии, разбомбленный советской авиацией. От дома фактически не осталось ничего, кроме полуразрушенных стен, когда на территории бывшей дворянской усадьбы разместился штаб ракетной базы Форт-Киж. Военные строители в сотрудничестве с учеными-реставраторами восстановили дворец Долотова по сохранившимся рисункам и чертежам и укомплектовали третьестепенными экспонатами столичных музеев, а также находками местных краеведов и школьников, в лучшем случае имеющими отдаленное отношение к эпохе Долотова, но не к его личности.
Вообще, несмотря на разносторонние способности, Долотов в свое время был известен лишь узкому кругу специалистов географии, его поэтические таланты подвергались сомнению, а по поводу его исторических изысканий Карамзин высказывался в одном из своих писем столь двусмысленно, словно речь идет не об ученом, а о ловком мистификаторе. Не исключено, что, тяготясь своей безвестностью, Евграф Тимофеевич - этот предтеча Олега Константиновича - просто ИЗОБРЕЛ историко-географическое обоснование мифа о Киже, привязав его к родному краю, благо расплывчатое состояние тогдашней исторической науки не позволяло ни подтвердить его гипотезу, ни основательно опровергнуть ее.
- И все-таки я верю, - произнес Глеб Филин, глядя в окно.
- Как он мог видеть представителей неведомой расы, если он слеп! Глафира усмехнулась правой половиной напудренного лица.
- Он мог их слышать! Он ведь говорил о диалекте! - горячо возразил Филин, который уже начал привыкать к идее Кижа и не хотел ее терять.
Машину подбросило так, что Глафира и Филин чуть не сломали шеи о потолок кабины; Глеб при этом прикусил щеку, а Глафира незаметно пукнула.
- А что, если он вовсе не слепой? - спокойно заметил Бедин, предвидевший скачок и успевший сгруппироваться.
- Как это? - просила Глафира с оттенком неприязни.
- Мне кажется, он кое-что иногда видит. Как Паниковский.
Глафира пожала плечами.
Надпись на дорожном щите гласила: "Свищовка - 200 м".
* * *
Феликс притормозил возле двух плюгавых мужиков в военизированной спец-одежде, которые в сопровождении крючкохвостой коротконогой собаки шествовали к сельмагу. Ступая нетвердо, как по болоту, мужики поддерживали друг друга и шарахнулись от машины, как от черта, выскочившего на них из-под земли.
- Интересуюсь Иваном Свищовым, - напуская шороху, сказал Феликс поверх сробевших мужиков.
Тот, что покрепче, стянул с башки дырчатую бейсбольную кепку с надписью USA и поддернул расхлябанного товарища:
- Мы.
Феликс сдвинул брови.
- Что значит "мы"?
- Мы Свищовы Иваны. У нас в Свищовке все Свищовы и половина
Иваны, - томно объяснил неустойчивый, обмахиваясь трубочкой газеты и обдавая Феликса густым смрадом чего-то неизъяснимого.
- Понятно. - Феликс хлопнул дверью и продолжил путь.
Свищовы тем временем отвлеклись от своей цели и заспорили, пылко жестикулируя, дергая друг друга за одежду и оглашая сельский воздух напрасными грубостями.
Вдруг дорога оборвалась. Прямо посередине ее зияла огромная красно-коричневая дырища правильной круглой формы наподобие воронки от авиабомбы, в которую, словно костяшки домино, сползли бетонные плиты дорожного покрытия. Яма смыкалась с глиняным карьером и служила оттоком для его мутно-коричневых вод, сошедших примерно на треть и обнаживших прибрежное дно. Перед самым провалом дорога была перегорожена сухим деревом, излизанным сбоку пламенем костерка, возле дерева валялись две пустые бутылки пластмассовая из-под лимонада и стеклянная из-под водки - и стоял юный курносый милиционер в сапогах, кожаной куртке и кепи, без пистолета, но с переносной рацией. Хмурясь от избытка ответственности, он передвинул кепи с затылка на лоб, подошел к машине и по-столичному отдал честь.
- Младший сержант Свищов! Ваши документы!
При виде редакционных документов милиционер превратился из ходячего сооружения кепи, кожанки и сапог в того, кем и являлся на самом деле, наивного, предупредительного малого, почти ребенка. Он улыбнулся и вернул головной убор на затылок.
- А я-то думал, вы из контрразведки!
Друзья переглянулись. За всю предыдущую жизнь их так часто не принимали за шпионов, как за сегодняшние несколько часов.
- Мы обозреватели газеты "Ведомости". Нас интересует Иван Свищов, но не ты, а этот... - Бедин показал мальчику затрепанный "Край" с портретом счастливого грибника.
- Ванька Свинух? - Милиционер перевел глазенки с газеты на обозревателя и расцвел, словно услышал замечательную новость. - Свинуха шукаете?
Казалось, он может радоваться этому обстоятельству до бесконечности, да так бы, наверное, и произошло, если бы Феликс не окоротил его строгим прищуром.
- Есть такой или нет?
- Был, да весь вышел, - подтянулся милиционер. - Провалился под землю.
- В смысле? - Бедину это начинало не нравиться.
- Вместе с домом! - торжественно поднял палец милиционер и огляделся вокруг, хотя и так очевидно было, что здесь не было ни одного слушателя, кроме флегматичной козы, щиплющей траву на самом краю провала. - Только я обещал - никому.
- Мы обещаем, что ваше имя нигде не будет фигурировать. Просто милиционер постовой службы, - поспешил Филин. - Зато вы сможете показывать вашей девушке номер газеты и говорить: это все я. У вас есть девушка?
- А это? - Милиционер опасливо показал на диктофон Филина, как на сулящее пакости неведомое оружие.
- А это: чик - и нету! - Филин убрал диктофон в сумку и извлек оттуда блокнот и авторучку. - Теперь легче?
- Теперь? - Лицо постового просветлело. - Следуйте за мной.
И он с козьим проворством припустился по косогору, на вершине которого стояли деревенские дома. Филин едва поспевал за резвым селянином написать.
Тем временем Глафира и Бедин спустились к пруду и романтично прогуливались по его бывшему берегу; Глафира то и дело приседала на корточки, срывая какие-то растения и показывая их Феликсу, а тот о чем-то разглагольствовал, указывая рукою то на воду, то на избы, то на небеса. Издали они казались совсем крошечными, до Глеба долетали голос Бедина и переливчатый смех Глафиры, вдруг приближенные ветром.
- Здесь было прямое место, - сообщил милиционер, выбираясь с косогора на деревенскую улицу.
- Как - прямое? - изумился Филин.
- Ну, от домов до самого пруда шло ровное поле, пацаны здесь в футбол играли, а теперь тут сделалась гора. Откос.
- Сделалась? - От предчувствия какой-то жути, в которую невозможно было поверить, у Глеба защемило сердце.
- Пошло, пошло к чертовой матери и - у-у-у! - просело! - Милиционер нахмурился и надул щеки, как бы придавая своим словам БОЛЬШОЕ значение.
Так вот в чем дело: посты на дорогах, мифические контрразведчики, бредни Финиста - все начинало складываться в некую мозаику.
Из рассказа милиционера следовало, что в селении Свищовка (ближайшем гражданском населенном пункте от военной базы Форт-Киж) произошло событие, почти дословно совпадающее с тем, что было изображено в летописи средневековым монахом и пересказано в конце ХVIII века Долотовым.
На сей раз, правда, трясения земли почти не было - если не считать покачивания лампочек на потолках, не замеченного работающими женщинами, а мужчинами принятого за легкую алкогольную галлюцинацию. Зато, точно как перед татарским нашествием, примерно за месяц до провала в небе появилось перевернутое медузообразное сияние, хорошо заметное над черными зубцами леса в ясные ночи, - комета Киятагава, особенно жуткая своим японским названием. Разумеется, никто не придавал этому астрономическому явлению такого апокалиптического значения, как после битвы на Калке, но все же смотреть на это странное светило было отчего-то муторно, и нечто гораздо более древнее и глубокое, чем астрономические знания, томило душу неизъяснимой тоской, дремучей, как волчий вой. Задним числом селяне припомнили, что из-под земли доносился отдаленный гул, похожий на канонаду, - звук, на который из-за привычной близости военной базы с ее постоянными стрельбами, сиренами и взрывами никто не обратил внимания. Днем супруга грибника Василиса Родионовна Свищова вернулась на обед с местной фабрики металлических конструкций (где работала бухгалтером), чтобы накормить обедом десятилетнего сына. Ни сына, ни своего дома она не обнаружила. А о том, что в сарае прикорнул подвыпивший Иван Свищов, вспомнили только на следующий день
