"Человека нужно не лепить, а ковать".
Этот путь не легкий, но всегда неизменно радостный, бодрый путь победителя. Коммуна железного Феликса умеет воспитывать в своих прекрасных дворцахз, окруженных цветами, не только улыбку друга, не только хорошее, теплое товарищеское слово, но и суровое слово большевика, железное требование и непоколебимую принципиальность. В ее жизни как в зеркале отражается личность Ф. Э. Дзержинского, личность великого гуманиста, скромного и доброго человека, и в то же время сурового борца, чекиста. И поэтому таким уверенным и таким большевистским всегда был и будет путь коммуны имени Ф. Э. Дзержинского, и поэтому с тем большим успехом она выполняет одну из основных своих задач - помощь детям.
К сожалению, в нашем обществе мало знают о жизни коммуны и мало людей наблюдали те чудесные операции, которые с таким блеском и с таким спокойствием умеют совершать коммунары. Постановление партии и правительства от 1 июня 1935 г. о полной ликвидации беспризорности застало коммуну в составе 500 коммунаров. В течение нескольких месяцев к ним пришли новые пятьсот, пришли с улицы, из зала суда, из неудачных, деморализованных семей. И в настоящее время только очень опытный глаз способен отличить, где старые испытанные дзержинцы, а где новые, только что налаженные воспитанники. В коммуне давно не существует института воспитателей, и, принимая новых пятьсот, ни один коммунар не предложил в панике: давайте все-таки пригласим воспитателей#3.
Проделывая эту совершенно невероятной трудности операцию, коммунары не просили помощи, но, и закончив ее, они не возгордились, не кричали о своих успехах, они, кажется, даже и не заметили успеха, потому что у них много забот и много новых дел и новых стремлений#4. Среди этих стремлений лицо коммунара-хозяина особенно прелестно.
Ф. Э. Дзержинский оставил коммунарам и второй большевистский завет строительство. И поэтому, выковывая для советского общества сотни новых большевиков, коммунары делают это как будто между делом, а дело у них серьезное, одно из славных дел нашего времени#5. Кто теперь не знает ФЭД советской "Лейки"? Кто не мечтает иметь в своих руках эту прекрасную вещь, и ФЭД, пожалуй, даже более известен, чем коммуна Ф. Э. Дзержинского. История ФЭД - сама по себе чудеснейшая история, это история борьбы, страстного стремления к победе и страстного неутомимого терпения. Эта машинка оказалась гораздо более трудной, чем казалась вначале, а дзержинцам пришлось освоить ее без заграничной помощи.
Выполняя многомиллионные промфлинпланы, с гневом вгрызаясь в каждое производственное препятствие, с огромным чувством и размахом подхватив стахановское движение, они способны были всегда поставить "Тартюфа" на своей сцене, не пропустить ни одной премьеры в харьковских театрах, танцевать, петь, сотнями считать значки ГТО и требовать от каждого коммунара, чтобы он был ворошиловским стрелком. И уже совсем как будто нечаянно из последнего класса коммунарской десятилетки#6 ежегодно выходят десятки культурных, образованных людей, а через год приезжают в коммуну в гости и рассказывают простыми словами и своем новом пути: инженера, врача, педагога, летчика, радиста, актера. И пожалуй, никто из них не думает о том, что в своей жизни они выражают лучшие стремления нашего советского стиля, они находят те пути, за которые боролся Ф. Э. Дзержинский.
г. Киев
О ЛЕСНОЙ ШКОЛЕ (ЛГ 05.08.1936; см. также и т.7 с.46, т.8 с.16 +, в частности, полные тексты писем Мака Г. Салько от 10-11 и 14.10.1928 по изданию Гётца Хиллига).
Письмо в Совет жен писателей
В "Литературной газете" от 15 июля я прочитал об организации Совета жен писателей. От души хочется приветствовать это замечательное дело, тем более что в списке его целей значится: улучшение быта детей писателей. По последнему вопросу мне хочется сделать одно предложение... организовать под Москвой лесную школу, или трудовую колонию, или можно назвать еще как-нибудь удобнее и оригинальнее. В этом учреждении должна быть полная, хорошо оборудованная десятилетка с общежитием для мальчиков и девочек, с небольшими мастерскими производственного типа, выпускающими товарную продукцию (это обязательно). Рабочий день на производстве - два часа, труд детей должен оплачиваться, как и труд всякого производственного рабочего. Особенно меня интересует такое устройство этого учреждения, при котором не было бы никакого разрыва между семьей и школой.
Питание, одежда, культурные услуги, книги и все прочее должны предоставляться детям учреждением, семья может кое-что добавлять только с разрешения школы. Я при этом думаю, что полное обеспечение детей не должно иметь характера какого бы то ни было баловства или тем более излишнего удовлетворения потребностей или преждевременного их удовлетворения. Наряду с вопросами образования должны быть хорошо разрешены все вопросы воспитания характера и физического воспитания. Ведь всем известно, что в этих как раз областях в нашей семье, даже культурной, не всегда умеют дать детям то, что нужно.
Пишу в Совет жен писателей потому, что, мне думается, это дело должно быть сделано матерями, а дело это, уверяю вас, очень хорошее и достойное.
Привет. А. Макаренко
"ЧУДО", СОЗДАННОЕ СОВЕТСКОЙ ЖИЗНЬЮ [июль 1936, Москва]
Я как-то рискнул написать рассказ еще в 1914 г., задолго до работы в колонии им. Горького. Послал Алексею Максимовичу и получил короткий ответ - тема рассказа интересная, но написано слабо. Это отбило у меня временно охоту писать, но заставило с большей энергией отнестись к работе по специальности. Когда я второй раз попробовал, кое-что получилось. Так и у всех. Если свое советское дело и свою личность, которая вложена в это дело, описать точно и детально, получится интересно. Я не хочу себя чувствовать писателем и в дальнейшем. Я хочу остаться педагогом и очень благодарен вам, что сегодня вы говорили о самом важном, о самом существенном для меня - о педагогической работе, о людях, которые подвергаются педагогическому воздействию.
Посчастливилось мне больше, чем многим другим, посчастливилось потому, что я 8 лет был в колонии им. Горького несменяемым заведующим и 8 лет у меня была в руках коммуна им. Дзержинского, коммуна, созданная не мной, а чекистами. Кроме этих двух коммун очень много таких же учреждений, не менее удачных. Я могу назвать Болшевскую коммуну, Люберецкую коммуну, Томскую - коммуны Наркомвнудела. Я видел много чудес в детских колониях, перед которыми поблекнет опыт горьковской коммуны.
[_141090_ Болшево Московской обл. Калиниградского горсовета].
Когда я писал "Педагогическую поэму", я хотел показать, что в Советском Союзе из людей "последнего сорта", из тех, что за рубежом считают "отбросами", можно создать великолепные коллективы. Я хотел это так описать, чтобы было видно, что не я создаю и не кучка педагогов, но создает это "чудо" вся атмосфера советской жизни.
Я взял темой "Педагогическую поэму", но, работая над ней, я, по совести, не считал себя писателем. "Поэму" я написал в 1928 г., сразу после остановления колонии им. Горького, и считал ее настолько плохой книгой, что не показывал даже ближайшим друзьям. Пять лет она лежала у меня в чемодане, я ее даже в письменном столе не хотел держать#1.
И только настойчивость Алексей Максимовича заставила меня, наконец, с большим страхом отвезти ему первую часть и ждать с трепетом приговора. Приговор был не очень строгий, и книга увидела свет. Теперь я не думаю быть писателем. Я не скромничаю, но говорю это потому, что считаю - в нашей стране происходят сейчас такие события, на которые надо откликаться всяечскими способами. Сейчас я работаю над книгой, которую я считаю нужной практически.
Сейчас назрела необходимость выпустить книгу для родителей. Слишком много материала и слишком много уже есть законов советской педагогики, об этом надо писать. Такая книга будет у меня готова к 15 октября, уже и редактор есть.
Спрашивают меня о моей биографии. Она очень проста. С 1905 г. я народный учитель. Мне посчастливилось учительствовать в народной школе до самой революции. А после революции дали колонию им. Горького.
Я написал в 1930 г. "Марш тридцатого года" - о коммуне им. Дзержинского. Эта книга понравилась Горькому, но прошла в литературе незамеченной. Она слабее последней книги, но события там не менее яркие. В 1933 г. я написал пьесу "Мажор", под фамилией Гальченко, о коммуне им. Дзержинского, и представил ее на всесоюзный конкурс. На этом конкурсе она была рекомендована к изданию, была издана и тоже прошла незамеченной.
МЫ ЖИВЕМ В САМУЮ СЧАСТЛИВУЮ ЭПОХУ
Мы, вероятно, не в состоянии постигнуть всего величия исторического значения Конституции СССР, первой в мировой истории конституции бесклассовго общества#1. Мы не способны, наверное, почувствовать всю глубину гениальности ее простых положений, потому что эта простота вытекат из железной естественности свободного человечества. Мы живем в самую счастливую эпоху, когда восстанавливается эта свобода и когда вдруг ненужными и смешными стали тонкости так называемой демократии, оправдывающей и регламентирующей повторение несправедливости классового общества#2.
