три, может, четыре, мужчине лет тридцать пять. Рамка, как и сам фотоснимок, старая, скорее всего, самодельная, деревянная, покрытая темным коричневым лаком.
Я повертел фото в руках в поисках каких-нибудь разъяснительных надписей, но ничего не нашел. «Интересно, кто это? — гадал я. — Хромой с отцом или кто-то другой?»
С обратной стороны карточка была закрыта цветной картонной вставкой, вырезанной из обложки журнала и крепившейся к рамке с помощью двух маленьких гвоздиков. Я поискал глазами вокруг, желая найти что-нибудь подходящее, но ничего годного на глаза не попалось. Тогда я вытянул из тумбочки внутренний ящик и отыскал среди блесен и пуговиц разведенные ножницы. Повозившись недолго с гвоздями, я вынул из рамки снимок и подставил под свет.
Как я и думал, на тыльной стороне фотокарточки имелась блеклая чернильная надпись, сделанная наискось, ровно, в левом верхнем углу. Давно эту надпись вывела какая-то женщина — буквы были чересчур аккуратными, круглыми, с вычурными ненужными завитками. В подписи значились место и дата — «Алушта. 2 июля 1961 года», — имена и фамилия мужчины и мальчика. Отца звали Михаилом Петровичем, а сына Семеном. Фамилию они носили удивительную и очень редкую. Такую же, как и моя…
Прямой самолет из Ханты-Мансийска на Краснодар ходил один раз в неделю.
— Прямой рейс будет только через три дня. А сегодня можно долететь только с пересадкой. Сначала до Екатеринбурга, подождать там семь часов и уже потом лететь в Краснодар, — сообщила нам полная брюнетка в агентстве. — Или вот есть еще другой вариант… Так… Тоже сегодня, в час дня, из Сургута. Прямой рейс: Сургут — Краснодар. Как раз осталось несколько мест.
Я обернулся к стоявшему рядом со мной Алексею и сказал, что на перекладных не полечу. Слоняться семь часов по незнакомому городу — такая перспектива меня не устраивала.
Он выслушал меня с недвижным лицом, недолго подумал и, взглянув на часы, велел покупать билет на самолет из Сургута.
В этот раз он управлял громадным «Шевроле Тахо» черного цвета. Мы стремительно мчались вперед, распугивая попадавшиеся на пути легковые машины. Алексей с напряжением следил за дорогой, а я из-под полуприкрытых ресниц лениво смотрел сквозь стекло на высокое белесое небо. День выдался спокойный, очень ясный и теплый, ветра практически не было. Легкие редкие облака тянулись навстречу и вправо. Уходя к Иртышу, за Иртыш, в неизвестность… Я был рад, что уезжаю из города. Наконец-то все скоро закончится. Впервые за много дней я чувствовал облегчение. Не успокоение, нет, но все-таки хоть какой-то спад напряжения. Я помнил: главное, встреча с Гастоном, еще впереди…
До аэропорта мы добрались, когда регистрация шла полным ходом. Мы бросили «Тахо» на стоянке среди прочих машин и кинулись к двухэтажному зданию. Зал был запружен людьми. Я пристроился в хвост цветистой очереди и, заранее приготовив билет, сжал его во влажной ладони. Алексей все это время неотступно находился возле меня. Он рассеянно поигрывал ключом от машины, нарочито зевал и с напускным безразличием все время поглядывал по сторонам.
Постепенно очередь приближала меня к пункту досмотра. Когда до регистрации осталось только три человека, Алексей внезапно ко мне подступил и негромко, так, чтобы слышал лишь я, резко спросил:
— Все-таки скажи, Другой, зачем ты приезжал в Ханты?
— Не из-за Фармацевта, — успокоил я Алексея.
— Это я знаю. Тогда зачем?
Я скользнул по его лицу взглядом, затем перевел глаза на потный бритый затылок стоявшего впереди меня коренастого мужчины в красной панаме и раздумчиво произнес:
— Я должен был сделать выбор.
— И как? Ты его сделал? — полюбопытствовал мой провожатый.
Я утвердительно мотнул головой, поставил сумку на багажную ленту и протянул билет контролеру…
Почти весь перелет до Краснодара я спал, поскольку еще не до конца оправился от пребывания в странной долине. Временами я размыкал веки, сонно прислушивался к объявлениям экипажа или к разговорам соседей по ряду, после разворачивался в другую сторону и опять начинал сладко задремывать. За тридцать минут до посадки я выбрался из надоевшего кресла и сходил в туалет, где умылся прохладной водою. Потом возвратился на место и стал смотреть на лоскутную яркую землю, озаренную солнцем, и ждать приземления.
При подходе к летному полю самолет развернулся, плавно спустился и, пробежав по раскаленной полоске бетона с оглушительным гулом, застыл. Все пассажиры быстро, как-то толково, без толчеи и стоянья в проходе, вышли наружу, и автобус доставил меня к уже знакомому зданию. Я покинул вокзал, отошел в прохладную плотную тень рядом с газоном и взялся раздумывать, что дальше делать.
Над головой висело прежнее огневое, буйное солнце, лившее с вышины золотые расплавы. После суровой хантыйской природы с ее скудной палитрой и переменчивым климатом знойный кубанский полдень оглушал светом и пестротой красок. Я опять на мгновенье почувствовал себя праздным туристом и с ностальгической грустью вспомнил несколько благостных дней, проведенных в городе до приезда Прокофьева. Перед моим внутренним взором хороводом мелькнули и тихая, освещенная солнцем, квартира, и вечерние, заросшие зеленью, южные улицы, и дорогой, милый образ Евгении…
С трудом привыкая к гнетущей жаре, я доплелся до стоянки такси, свалился на сиденье накаленной старенькой «Волги» и попросил отвезти меня в недорогую гостиницу.
Всю дорогу мы ехали молча. Водитель со мною не заговаривал, и у меня не возникало желания болтать о пустом. После прилета настроение вдруг стало ни к черту. Помимо возникших в душе светлых праздничных сцен, меня стали терзать тревожные мысли, связанные с грядущей встречей. Что меня ждет?.. Пожилой таксист также выглядел не слишком веселым. Его морщинистое лицо напоминало мне старую сумку из мятой кожи и выражало полнейшее равнодушие. Я уткнулся глазами в окно и весь путь до гостиницы с угрюмой усталостью созерцал пробегавшие за стеклом дома и кварталы.
Наша поездка оказалась не столь продолжительной, как я полагал. В одном из крайних районов — бедном и грязном, буйно заросшем пыльными тополями и кленами, — водитель вдруг затормозил и указал мне на фасад трехэтажного дома. Я оглядел недавно побеленное здание с широким бетонным крыльцом и куцым навесом из пластика и не заметил никаких вывесок.
— Это бывшее общежитие строительного училища, — разъяснил мне водитель, указывая узлистым пальцем на деревянные двери. — Год назад его отремонтировали и отвели под гостиницу. Комнаты, понятно, не люкс, но перебиться пару дней можно… Да ты и сам просил, чтобы гостиница была из дешевых.
— Да, спасибо, — поблагодарил я его, вынимая из заднего кармана тряпичные от жары деньги. — Меня это место устраивает.
В конторке я зарегистрировался у молодого рыжего парня. Заплатил ему за трое суток вперед и поднялся в номер на втором этаже. Обстановка в комнате была простой, без
