Глава 24
На лёгком ветру подол светлого платья слегка приподнимается, оголяя колени. Прохладная погода охлаждает лицо и тело. Глаза замертво смотрели вдаль за горизонт моря, по которому тихо лавировали корабли. Сердце громко билось в предвкушении встречи. Где-то вдалеке слышен детский задорный смех. В её руках зажигалка, она постоянно щёлкает ею, отчего маленький огонёк на секунду появляется и тут же угасает…
Несколько часов назад.
Эвия проходит в тёплую квартиру, держа конверт в руках, она присаживается на стул и рассматривает его: немного потрёпан, да и правый угол загнут. Девушка, отложив его на стол, поднимается на ноги и направляется в спальню. Мягкая кровать принимает в свои объятия. Эвия прикрывает глаза, в памяти проносится день, который она провела вместе с другом? Или парнем? Губы тянутся в глупую улыбку, она ругает себя за глупые мысли и вместе с ними проваливается в крепкий сон. Прожигающие лучи солнца сквозь оконное стекло проникают в комнату, попадая на подушку и лицо девушки. Эвия, жмурясь от яркого света, переворачивается на спину, потерев сонные глаза, она окончательно просыпается и поднимается с нагретой кровати. Вчерашний конверт так и лежал на столе, ожидая своего получателя. Вспомнив о нём, девушка подходит к столу и аккуратно берет его в руки. Она хмурится и достаёт оттуда потрёпанный и немного помятый лист. На глаза сразу же попадаются строки отправителя и получателя:
«От кого: Элен Кингстон
Кому: Одри Мари Джеймс»
Эвия раскрывает сложенное письмо. Её руки дрожат, видя знакомые имена, она догадывается о связи между двумя знакомыми ей людьми:
«Здравствуй Одри.
Я долго не приходила к тебе из-за того, что была занята на работе. Надо будет как-нибудь встретиться.
Через два дня я навещу свою мать. Эвия в этом году закончила университет. Я хочу наладить отношения между ней и Мэттом, но они вряд ли согласятся на это. Мэтт очень вспыльчив и холоден к ней. Меня это очень огорчает. Она не может быть дочерью Дэвида – я в этом точно уверена.
Кстати о нём, недавно, мне показалось, что я видела его. Он сильно изменился. Чувство вины не покидает меня, наверное, стоило извиниться перед ним за то, что мы сделали несколько лет назад. Но, разве это решило бы что-то? Мы испортили ему жизнь, точнее я испортила всё. Я хочу поговорить насчёт этого с тобой и ещё насчёт моей болезни, есть кое-что, что не даёт мне покоя.
Я приду к тебе тринадцатого августа. Жди…»
Схватив телефон в руки, девушка быстро находит нужный ей контакт. Длительные изнуряющие гудки заставляют её взволнованно стучать пальцами по столу и перечитывать несколько предложений в письме, услышав знакомый голос, сердце замирает от внезапного вопроса.
– Прочитала?
– Да. Ты и…
– Этот не телефонный разговор. Я сейчас недалеко от твоего дома. Через десять минут выходи, – прервав слова своей собеседницы, Одри сбросила звонок, оставляя Эвию слушать короткие гудки.
Девушка сжимает письмо в руках и бросает телефон на стол, поднявшись на ноги, она быстро доходит до ванной комнаты. Прохладная вода ополаскивает лицо. Ледяные капли очерчивают нос и скулы и громко разбиваются о раковину, смешиваясь с потоком воды, что уходит в слив. Мрачный взгляд падает на отражение в осколках склеенного зеркала, руки сжимают края раковины. Что, если она уже всё знает и ей нужно только подтверждение догадкам?
На пороге дома она встречает своего врача в её руках небольшой холст. Последняя работа её пациентки перед выпиской из психиатрической больницы. Её единственный и главный страх, тихо идущий за ней попятам: тёмная фигура, а за ней тени людей, навсегда ушедших и оставивших её одну. Одна из самых ненавистных ей картины, больше всего она хотела избавиться от неё, разорвать холст как уже делала с другими своими работами и впоследствии сжечь.
– Пойдём, – твёрдо говорит Одри, поворачиваясь к девушке спиной и направляясь к пешеходному переходу.
Эвия молча следует за ней. Спустившись к берегу моря, они прошли вдоль пляжа и присели в тени высокой горы. Тёплая галька приятно щекотала ноги, волны тихо бились о мелкие камни и пеной омывали пляж. Где-то вдалеке слышен тоненький и писклявый голос детей, они бегали по пляжу и что-то высматривали в бушующем море.
– Ты знала мою мать? – еле слышно пробормотала девушка, сжимая в руке и так помятое письмо.
– Я знала Оливию, она привела свою дочь ко мне. Болезнь твоей матери была сильно запущена, однако твоя бабушка хотела устроить её на хорошую работу. Оливии нужно было заключение, что её дочь здорова и не имеет психических отклонений. Я много раз объясняла ей, что Элен нужно долгое лечение. Её галлюцинации были настолько сильными, она сама не понимала, что делала, – ответила Одри, переводя взгляд с письма на картину, которая всё время была у неё в руках. – Я совершила множество ошибок, начиная с заключения и последующими событиями, влекущими за собой последствия всего этого. Я отдавала им его с надеждой, что Элен примут на работу и она будет ходить ко мне на лечение, но его передали в суд. Оливия и Элен обвинили Дэвида в избиении, он мог избежать всего этого, если бы не моё заключение по поводу здоровья Элен. Мы совершили много ошибок тогда, и они привели к таким серьёзным последствиям.
– Знаешь, а ведь я могла получить это письмо двенадцатого числа, но из-за того, что его потеряли на почте, я получила его позже, – добавила женщина, изредка поглядывая на письмо. – Окажись оно у меня раньше, смогла бы я хоть что-то исправить?
– Я не замечала её болезни, – произнесла Эвия, со злостью сжав в руке потрёпанный лист.
– Она старалась скрыть это. Тем более ты долгое время жила у бабушки, а Анна училась за границей. Единственный, кто мог заметить – Мэтт, – ответила Одри и достала из сумки запечатанный документ, на котором выделялись три заглавные буквы. – Он получил это.
Женщина протянула документ и, посмотрев на свою собеседницу, произнесла: «Это ДНК-тест. Элен сделала его между тобой и Анной. Мэтт отказался от этого. Данный тест – единственное доказательство вашего родства».
– Это и есть то письмо, о котором говорят адвокаты? – Эвия, забрав документ, приподняла скомканное письмо.
– Они лишь слышали о нём, но есть ли оно на самом деле? Этого они не знают. Им мог сказать Дэвид, он единственный, кто знает о нём.
Повисшую тишину нарушал лишь прибой морских волн. Девушка громко и тяжело вздохнула, а после повернулась к своему доктору и, повысив тон, спросила: «Что мне делать? Ответь! Я ни за что не вернусь в больницу и не пойду опять в суд. Ему и так сократили срок, а
