Цзиньчжэнь!
Жун Цзиньчжэнь…
[Далее со слов директора Чжэна]
Пока не был взломан «Фиолетовый шифр», образ Жун Цзиньчжэня оставался для меня размытым, так, что не различишь толком, гений он или безумец, а вот после расшифровки «Фиолетового» этот образ обрел четкость, стал прекрасным и в то же время страшным, как затаившийся тигр. Честно говоря, я восхищался им, почитал его, но не решался к нему приближаться. Я боялся, что обожгусь, приду в ужас – я страшился его, как тигра. Да, я так скажу: в душе он и был тигром! Он рвал в клочья трудные задачи, упрямо и жадно, как тигр разрывает мясо и кости, он сжимал зубы, готовясь к смертельному броску, и как тигр молча бросался на свою добычу.
Тигр!
Царь зверей!
Властитель шифров!
Хотя я был старше, выше статусом – когда он начал работать, я уже был главой подразделения, – в душе я всегда смотрел на него, как на старшего брата, во всем был готов его слушать. Чем больше я изучал его, чем дольше его знал, тем неотвратимее я становился рабом его духа, склонялся перед ним, преклонял колени без жалоб и сожалений.
Я уже говорил, криптография не допускает появления двух одинаковых душ, одинаковые души тут все равно что бесполезный мусор. Поэтому существует еще одно неписаное правило, даже непреложный закон: один человек может создать или взломать лишь один шифр! Потому что после его душа попадает в плен его прошлого, становится непригодной. По-хорошему, Жун Цзиньчжэню не следовало браться за «Черный шифр»: его душа уже принадлежала «Фиолетовому шифру». Чтобы взломать «Черный шифр», ему пришлось бы разбить душу вдребезги и отлить ее заново.
Но когда дело касалось Жун Цзиньчжэня, мы верили не в законы, а в его гениальность. Иными словами, мы убедили себя, что он-то как раз сумеет разбить душу вдребезги и отлить ее заново. Мы могли не верить в себя, не верить в законы, но не верить в Жун Цзиньчжэня было невозможно. Он будто был создан из множества чужих «неверий»: то, во что не верили другие, он воплощал в реальность, в живую действительность. И потому задача взломать «Черный шифр» в конце концов все-таки легла на его плечи.
Это значило, что ему вновь предстояло ворваться в запретную зону.
Вот только если в прошлый раз он ринулся в запретную зону, в дебри истории криптографии по собственной воле, то теперь его забросили туда другие (а еще – собственная репутация). Человеку нельзя слишком выделяться из толпы, если слишком выделяешься, тебя преследует твоя слава, на тебя набрасывается твоя беда.
Я не знаю, с каким чувством Жун Цзиньчжэнь взялся за «Черный шифр», зато я отлично видел, сколько ему пришлось перенести из-за этого невзгод и несправедливости. Когда он взламывал «Фиолетовый шифр», никто на него не давил, никто не стоял над душой, он вовремя приходил на работу, вовремя уходил, все вокруг считали, что он дурака валяет; когда он приступил к дешифровке «Черного», этого ощущения свободы не было и в помине. Он тащил на себе тяжелую ношу всеобщих взглядов, и наши взгляды переломили ему спину! Я наблюдал, как год за годом черные волосы Жун Цзиньчжэня мало-помалу седеют, и сам он понемногу сжимается, будто чтобы втиснуться в лабиринт «Черного шифра». Можно вообразить, сколько тот высосал его крови: Жун Цзиньчжэнь пытался разорвать в клочья шифр и одновременно растерзать свою душу; тяготы и муки сдавили ему плечи, как руки дьявола. Человек, который имел полное право вовсе не браться за «Черный шифр» (потому что взломал в свое время «Фиолетовый»), взвалил на себя всю его тяжесть – вот в каком Жун Цзиньчжэнь очутился положении, вот его беда и беда всего 701-го.
Должен признаться, хотя я ни на минуту не усомнился в таланте и усердии Жун Цзиньчжэня, я не был столь же твердо уверен в том, что он снова сотворит чудо, взломает «Черный шифр», перевернет непреложный закон криптографии: один человек может взломать лишь один шифр. Ведь гений тоже человек, он заблуждается, ошибается, и если уж гений совершает ошибку, то непременно огромную, сокрушительную. Вообще-то сейчас считается, что «Черный шифр», строго говоря, нельзя отнести к шифрам высокого уровня, его защита строилась на беззастенчивом обмане. Поэтому вскоре с ним было покончено… Тот, кто его разгадал, и близко не мог сравниться по таланту с Жун Цзиньчжэнем, но так же легко и просто, как когда-то Жун Цзиньчжэнь взломал «Фиолетовый шифр», он всего через три месяца расправился с «Черным шифром»… [Конец]
Слышите? «Черный шифр» взломали!
Но кто это сделал?
Он (она) еще жив(а)?
Директор Чжэн сообщил: этого человека зовут Янь Ши, он жив, с ним тоже можно встретиться; еще директор велел мне после разговора с Янь Ши снова зайти к нему, сказал, что хочет передать мне кое-какие документы. Через два дня, когда я увиделся с директором, он первым делом спросил:
– Ну как вам этот тип?
«Тип» – это одолевший «Черный шифр» Янь Ши. От такой формулировки я не сразу нашелся с ответом.
– Не удивляйтесь, – сказал директор. – Честно говоря, его тут недолюбливают.
– Почему? – не понял я.
– Слишком многого удостоился.
– Он взломал «Черный шифр», как же иначе, – сказал я.
– Все считают, что он черпал вдохновение в блокноте Жун Цзиньчжэня.
– Верно, он и сам так сказал.
– Да ну? Не мог он такого сказать.
– Как это не мог? Я сам слышал.
– Что именно он вам наговорил? – спросил директор.
– Что вся заслуга принадлежит Жун Цзиньчжэню, а он пожинает чужие лавры.
– Вот это новость, – изумленно воззрился на меня директор. – Раньше он ни словом не упоминал Жун Цзиньчжэня, а тут вдруг разоткровенничался? Наверно, потому, что вы посторонний.
Помолчав, он добавил:
– А не упоминал, потому что хотел возвысить себя, создать у других впечатление, что он самостоятельно взломал «Черный шифр». Но разве такое возможно? Мы тут десятки лет вместе работаем, все прекрасно друг друга знают. И он, значит, за одну ночь взял и превратился в гения. Кто ж на это купится? Да никто. Поэтому людям не понравилось, что он присвоил себе всю славу, пошли разговоры, многие жаловались, что с Жун Цзиньчжэнем обошлись несправедливо.
Я погрузился в раздумья, размышляя, стоит ли рассказывать директору то, что я услышал от Янь Ши. Он не запрещал мне передавать кому-либо его слова, но и не давал понять, что был бы не против.
Директор взглянул на меня и продолжил:
– На самом деле то, что он вдохновлялся записями Жун Цзиньчжэня –
