Прав, тысячу раз прав был Дарвин: выживает организм не сложнейший, но наиболее к данным условиям обитания приспособленный. И организмом этим может случиться бактерия, слон или же такой вот Гриша… Додумавшись до подобного умозаключения, Тропотун возлег на свой одр и скрестил на груди руки, словно примериваясь к позе покойника. Гриша испуганно покосился на него, однако ничего не сказал.
Начался врачебный обход, и коридор опустел. Скоро в четвертую палату вошел, едва не коснувшись головой перекладины двери, энергичный хирург Алексей Васильевич и присел в изножье Гришиной кровати. Наклонившись друг к другу, они негромко принялись обсуждать детали предстоящей операции, словно составляя тайный заговор. Тропотун к их разговору не прислушивался, но все же принял вертикальное положение и опустил ноги на пол – дань уважения врачу. Алексей Васильевич наконец потрепал Гришу по плечу, встал и пересек палату.
– Хочу обрадовать вас, Станислав Сергеич, – приподнято заговорил он, садясь на стул, – полный порядок!
Тропотун грустно и молча заглянул в иезуитски чистые, васильковые глаза врача.
– Завтра на выписку, – со все возрастающим удивлением наблюдая реакцию своего пациента, продолжал он. – Подождите, вы что – не рады?..
– Рад. – После долгой паузы отозвался Тропотун мрачно. – Я очень рад. Вы представить себе не можете, как я радуюсь! – закончил он с горьким сарказмом.
– Не пойму что-то вас…
– Лечить, значит, не будете?.. – сдавленно спросил Станислав Сергеич.
Понятно!.. С ненавистью думал он. Избавиться побыстрее хочет! И правильно делает. Умирать нужно дома – к чему увеличивать смертность?..
– Лечить? Нет, не буду. В моей практике это первый случай, – говорил между тем хирург. – Потому я и просил доцента вас проконсультировать! Вы, видите ли, совершенно здоровы!..
В ответ на столь наглую ложь Тропотун только головой покачал и с презрением отвернулся от врача. Отвернулся – и увидел голенького веселящегося упыря со стетоскопом на шее. Нечисть вольготно устроилась на спинке Гришиной кровати, закинув лапку на лапку и крепко обмотав хвостом хромированную трубку верхней перекладины.
И этот тут как тут! Разозлился Тропотун. А упырь радостно подморгнул ему антрацитовым глазком и послал воздушный поцелуй. Станислава Сергеича от этого поцелуя аж передернуло всего, и он быстро устремил свой взгляд на врача. Терять ему было уже нечего, поэтому он произнес с мрачным осуждением: «Выписываете, стало быть… Ну-ну, одним покойником меньше!»
– Да что вы про покойников-то заладили? – с досадой воскликнул Алексей Васильевич. – Я же русским языком говорю, что…
– По-вашему я не мужчина?.. – противным голосом перебил его Тропотун. – Я хочу знать правду, какой бы ужасной она ни была!
Хирург в замешательстве уставился на него.
– Я вам правду говорю, – наконец неуверенно сказал он.
– Только не надо опускаться до лжи! – продолжал с пафосом вещать Станислав Сергеич. – Я знаю всё.
– Что? Ну что вы знаете? – в свою очередь начал злиться врач. – Послушайте, не морочьте мне голову!
– Это не я вам – это вы мне голову морочите, – устало сказал Тропотун. – Я случайно подслушал ваш с Анечкой разговор.
– Какой еще разговор?..
– В ординаторской, вечером в понедельник… Вы тогда говорили о новеньком, который обречен.
– В ординаторской… с Анечкой… в понедельник… – нахмурив брови, бормотал врач. – Что-то припоминаю… Да, был такой разговор… Но речь-то шла не о вас!
– Тогда о ком?
– Утром в понедельник поступил мужчина.
– Утром… – повторил огорошенный Тропотун. – Нет… нет, не может быть…
– Я вам в третий раз пытаюсь втолковать, что у вас нет никакой опухоли! Затем и доцент вас смотрел. На флюорографии, вероятно, снимки перепутали…
– Это что же получается, – после очень долгой паузы заговорил Тропотун враз охрипшим голосом, – я – здоров?..
– Аб-со-лют-но! – подтвердил Алексей Васильевич с широчайшей улыбкой.
– Но как же так… – растерянно забормотал Станислав Сергеич. – Здоров… Мне же теперь этого не расхлебать!..
Перед глазами его закружился дикий хоровод из знакомых лиц Регины, Веры, Ефременко, Воеводы, Оршанского… Он потряс головой и нечаянно ткнулся взглядом в спинку Гришиной кровати. Уперев когтистые лапки в круглые свои бока, упырь в накрахмаленном врачебном колпаке закатывался от гомерического хохота. Встретив взгляд своей жертвы, нечисть радостно визгнула, заскочила на перекладину кровати, потом зависла в воздухе в немыслимой для подчиняющегося закону всемирного тяготения существа позе и взялась казать Станиславу Сергеичу длинный, красный, жалоподобный язык, при этом кривляясь и хихикая. Этого Станислав Сергеич уже не смог перенести – палата заволновалась и поплыла куда-то, ему почудилось, что он переворачивается вверх тормашками и…
И Станислав Сергеич Тропотун пробудился в просторной своей финской кровати. Простыня, в которую он завернулся, была влажной от пота. Рядом мирно посапывала Регина. Так это был просто кошмар?!. Сказал он себе и тихо, облегченно рассмеялся. Конечно же кошмар!.. Повторил он увереннее и сильно потер лицо ладонями, чтобы стряхнуть остатки сна. Долгий, невыносимый кошмар, когда кажется, что проснулся, но на самом деле проваливаешься еще глубже в сон и попадаешь в еще более ужасную ситуацию, из которой теперь уже точно нет выхода… Он окончательно перевел дух, потянулся и скользнул взглядом по потолку. Белая водоэмульсионная краска ровным слоем покрывала бетонные плиты перекрытия. Вдоль стыка плит тянулся неровный шов, напоминающий уродливый шрам. Станислав Сергеич с досадой отвел от него глаза и вдруг заметил на потолке прямо над головой темную точку – точка интенсивно росла…
Немного об авторе. К сожалению, эта книга выходит в свет уже после смерти автора.
Увы, жизнь коротка. И тем не менее, за эту короткую жизнь можно успеть довольно многое.
Аглаида Владимировна Лой (1951–2023) успела…
Она написала и опубликовала и романы, и повести, и рассказы.
Когда еще в далёком 1978 году в журнале «Сибирские огни» появилась её повесть «Дневник Леночки Сосновской», молодой автор был замечен, публикация вызвала живой интерес и у читателей, и у критики. В то время так называемая «женская проза», различные сентиментальные любовные истории, мягко говоря, не сильно поощрялись редакторами журналов и издательств, но Аглаида Лой начинала именно в этом жанре; её интересовала внутренняя жизнь героев, страсти роковые, а не производственные отношения и не построение социализма с человеческим лицом, о котором так складно вещали многие авторы того времени.
С годами проза Аглаиды Лой эволюционировала от чисто женских любовных историй к более углублённому показу действительности – к примеру, роман-мечта «Город и Художник» (1984) был посвящён проблемам художественного творчества и освещал эти проблемы настольно достоверно, что прочитавшие его художники принимали автора за свою коллегу, профессиональную художницу.
Позднее в произведениях Аглаиды Лой появлялись элементы мистики, магического реализма – примером может служить опубликованная в 1999 году повесть «Призрачный
