сегодня радости, смешавшейся с горем, много горя, перемешанного с радостью. И эта смесь лишь начинала бродить.
В вестибюле, понятное дело, дежурил новый ночной портье, поскольку Исраэла Эделя забрал к себе Арпад Лин. Этого портье прислали из конторы, где предоставляют работников по экстренному вызову. Вообще-то постоянная его должность — портье в «Карляйле», тоже одной из гостиниц, принадлежащих РАМДЖЕКу. Вышколенный такой, форма на нем с иголочки. Видно, чуть с ума не сошел, весь вечер имея дело с потаскухами, только что выпущенными уголовниками да психами.
Он мне сразу сказал: я служащий отеля «Карляйль», а здесь я только временно. То есть не думайте, что я всю жизнь в такой компании вращаюсь.
Я ему свою фамилию сказал, а он говорит: тут вам кое-что оставили, и записка есть.
Оказалось, полиция привезла мои башмаки, изъяла разобранные кларнеты из шкафа в моем номере. А записка была от Арпада Лина. От руки написана, как и завещание Мэри Кэтлин, которое теперь лежало у меня во внутреннем кармане — вместе с дипломом доктора миксерологии. А карманы плаща набиты были всем прочим, что я из кедов Мэри Кэтлин вытащил. Оттопырились карманы эти, словно сумки седельные.
Лин предупреждал, чтобы его записку я никому не показывал. Дело в том, что из-за всей этой суеты, когда мы у него дома были, он так и не успел предложить мне пост в корпорации. Полагает, мне больше всего подойдет тот отдел, которым раньше руководил он сам, — «Музыка для дома». В этот отдел теперь входят также «Нью-Йорк таймс», киностудия «Юниверсал пикчерс», фирма «Братья Ринглинг», система магазинов «Барнум и Бейли», а также издательство «Делл» [52] и много еще чего. Фабрика, которая делает консервы для кошек, тоже в этот отдел входит, но я пусть об этом не беспокоюсь. Ее переведут в подчинение другого отдела — «Продовольствие для всех». Фабрика эта прежде «Нью-Йорк таймс» принадлежала.
«Если вас эта работа не привлекает, — писал он, — предложим другую, которая устроит больше. Я бесконечно рад, что у нас будет сотрудничать человек, непосредственно общающийся с миссис Грэхем. Прошу передать ей мои самые теплые пожелания».
Еще был постскриптум. Там говорилось, что Лин взял на себя смелость договориться назавтра на одиннадцать утра о моей встрече с неким Морти Силлсом. Адрес такой-то. Видимо, этот Силлс в РАМДЖЕКе кадрами ведает или что-то такое, подумал я. Выяснилось, что это портной.
Нет, вы подумайте, как мультимиллионер об Уолтере Ф. Старбеке заботится, посылает его к своему личному портному, чтобы одеть, как подобает безупречному джентльмену.
На следующее утро мне по-прежнему леденил душу страх перед лавиной. Денег у меня прибавилось на четыре тысячи долларов, но теперь я, строго говоря, стал вор. Мэри Кэтлин в виде стелек использовала для своих кедов четыре банкноты по тысяче долларов.
В газетах о ее смерти ничего не было сказано. Да и с чего бы? Кому это не все равно? Был некролог, посвященный пациентке Сары Клюз, той женщине с никудышным сердцем. Осталось трое детей. Муж ее месяцем раньше погиб в автомобильной катастрофе, так что дети теперь сироты.
Пока Морти Силлс снимал с меня мерку для костюма, я все думал, какой ужас, что никому нет дела, как похоронить Мэри Кэтлин. Там, у портного, был и Клайд Картер, только что доставленный самолетом из Атланты. Ему тоже все шили новенькое, хотя Арпад Лин с ним еще и не встречался.
Клайд здорово трусил.
Я ему сказал: брось, все в порядке.
Ну, после ленча поехал я в морг и сказал, что беру на себя заботы о погребении. Это легко устроилось. Кому она нужна, эта ссохшаяся бродяжка? Родственников нет. Хорошо хоть я нашелся, приятель ее единственный.
Последний раз взглянул на тело. Больше в этой оболочке никто не обитает. «Никого нет дома».
Похоронная контора была по соседству, в следующем квартале. Попросил забрать тело из морга, набальзамировать, подобрать подходящий гроб. Ритуала не было. Я даже на кладбище не поехал, в Морристаун, штат Нью-Джерси, где этакий бетонный улей — крипта называется. Об этой крипте я прочел нынче утром в «Нью-Йорк таймс», где было рекламное объявление. Соты прикрыты изящным бронзовыми дверцами с именем занимающего вот этот вот ящичек.
И надо же так случиться, что гравер, который наносил имена на дверцы, года через два будет арестован за то, что вел автомобиль, находясь в нетрезвом состоянии, и при аресте его ужасно рассмешит фамилия полицейского, который произвел задержание. Такую фамилию он встречал всего раз, в мрачной своей мастерской. Фамилия этого полицейского — он помощник шерифа округа Моррис — была, ну, вы догадались, Фрэнсис Икс О’Луни.
Этому О’Луни стало любопытно, не родственница ли ему женщина в крипте.
Полистал он в кладбищенской конторе тощую папочку с документами, выяснил, что Мэри Кэтлин доставили из нью-йоркского морга. Под предлогом выяснения, не подвергалась ли покойная арестам или содержанию в лечебнице для душевнобольных, он отослал отпечатки пальцев в ФБР.
И вот так рухнула корпорация РАМДЖЕК.
* * *
Во всей этой истории был еще один странноватый оттенок. Еще до того, как О’Луни установил окончательно, кто была Мэри Кэтлин, он влюбился в тот ее образ, который себе придумал, воображая ее в молодости. Кстати, представлял он ее себе совершенно неверно. Думал, что она была высокая, пышная, темноволосая, а на самом деле была она худенькая, маленькая ростом и рыжая. Думал, она из недавно приехавших в Америку, была прислугой у миллионера — человека с большими странностями, жившего в особняке, по которому бродят привидения, — и что к этому миллионеру ее тянуло, но и страх разбирал, а миллионер грубо с ней обходился и довел до смерти.
Подробности эти выплыли на бракоразводном процессе, когда О’Луни уходил от жены, с которой прожил тридцать два года. Целую неделю, если не больше, про этот процесс писали на первых полосах, помещая снимки крупным планом. О’Луни к тому времени уже прославился. Газеты называли его «Человеком, который зажег красный свет перед РАМДЖЕКом», и прочее в том же роде. Жена подала в суд, утверждая, что он к ней охладел из-за призрака. Отказывался с нею спать. Перестал чистить зубы. Каждый день опаздывал на работу. Став дедом, словно этого и не заметил. На ребеночка хоть бы посмотрел.
И особенно отвратительно в его поведении вот что: даже точно узнав, как на самом деле выглядела Мэри Кэтлин, он все равно остался влюблен в ту свою фантазию.
— Никто у меня этого не отнимет,
