Правы Вы и в том, что я не люблю людей, которые «в ладах с собой, с жизнью, друг с другом», вернее — не «не люблю», а просто я завидую им, потому что сам я никогда ни с чем в ладах не был, но при этом хотел бы быть и веселым, и успешным, и вообще, быть похожим на Аксенова. Зависть, как известно, не очень-то побуждает к добру. Вы правы, что я неудачник, и это даже не связано с конкретными обстоятельствами, не всегда плохими, потому что «неудачник» — это такое же врожденное качество, как рост или цвет волос — кому надо, тот всегда и во всем неудачник.
Вы правы и в том, что моими друзьями всегда в конце концов становились люди слабые и неудачливые, и хотя в этом смысле у меня есть знаменитый предшественник, «тот самый малый из Назарета», но я, конечно, шучу, потому что всю жизнь мне, действительно, естественно жилось лишь в атмосфере неудачи, что и подтвердилось в результате конкретными обстоятельствами разочарование в своих творческих возможностях, проблемы со здоровьем (увидите меня на радио — все поймете) и довольно-таки мрачный, боюсь, остаток жизни впереди. Никогда мне не дано было ощутить довольства собой или жизнью, никогда я не мог произвести впечатление человека, у которого все хорошо, к которому стоит тянуться, который располагает к себе именно своей успешностью, для простоты — тот же Аксенов. Все это может быть связано у меня с какими-то детскими душевными травмами — Ася, плюс мечты о героизме при полном расхождении с возможностями по этой части, и так далее. Есть и много такого, чего Вы, при всей Вашей проницательности, просто не знаете, и это «много такого» — не в мою пользу.
Справедливо и то, что по натуре я очернитель, как бы я ни старался представить этот порок — творческим занятием, но это — правда.
Правы Вы и в том пункте, в котором проявили наибольшую степень проницательности. Вы пишете, и это, может быть, гораздо умнее, чем Вы думаете, и имеет отношение не только ко мне, но и к литературе вообще, и даже во многих случаях объясняет эту литературу, потому что очень часто, чаще, чем кажется, писатель старается не раскрыть, а скрыть, я говорю о Вашей фразе:
«Всю жизнь Вы использовали литературу как ширму, как способ казаться». Это правда. Все мое существование сопровождается проблемой «быть-казаться», и Вы даже не можете себе представить, до каких пошлых и невероятных вещей я доходил в этом смысле. Суть в том, что мне не дано быть таким, как я хочу, выглядеть так, как я хочу, и вообще, соответствовать тем представлениям о человеке достойном, которые у меня выработались под влиянием литературы Чехова и Зощенко. Я никогда не буду таким, как люди, нравящиеся мне, а притвориться таким человеком нельзя, я это знаю, что не является гарантией того, что я не буду притворяться всю свою жизнь.
Я не хочу очень затягивать это письмо, я уже устал, и уже не отдаю себе отчета, соответствует ли текст тому, что я хотел сказать. Мало того, уже я не совершенно уверен, что нужно писать это письмо, потому что не знаю, к чему все это свести. Мы много лет были знакомы, я испытывал и продолжаю испытывать в неубывающей мере чувство благодарности к Вам и уважения ко многим Вашим качествам, у обоих нас были недостатки (о Ваших я говорить не желаю, хотя искушение огромно, просто тогда письмо перейдет в другой жанр), но Ваши недостатки так и остались при Вас, а мои побудили сделать Вам зло. В третий раз прошу Вас простить меня или, как минимум, знать, что я отдаю себе отчет в своих поступках, и о восстановлении нашей дружбы уже не заговариваю, потому что меня всегда будет злить Ваше торжество и проявленное Вами презрение, а это значит, что искренности полной с моей стороны не будет, а следовательно, и человеческого отношения не будет, тем более что Вы, когда писали свое письмо, знали, что Ваше решение окончательное, иначе Вы не стали бы выражаться так брезгливо. С меня достаточно того, что я имею возможность показать что-то в будущем в «Эрмитаж», и еще у меня есть к Вам мелкая просьба: я прошу Вас хотя бы формально отвечать на мое «здравствуйте» на радио, просто мне психически очень тяжело пройти мимо человека, не здороваясь, а Вы дважды мне не ответили на это, а может быть, мне показалось.
Вот так. Не уверен, что все это писание мое имеет какой-то смысл, но отправить его я все же намерен. Не удивляйтесь, если к концу чтения перестанете понимать, зачем все это написано. Я сам перестал понимать. Написано от тоски.
За книжки спасибо.
Всего доброго. Хочу еще сказать, что при всем моем «неудачничестве», мне Коля очень скрашивает жизнь, и отношения с Леной и мамой сейчас неплохие.
С уважением
С. Довлатов.
Понятия не имею, почему Сергей приписал мне любовь к постояльцу Мавзолея (И.Е., 18.10.2000).
Сейчас мне кажется, что издание, которое читатель держит в руках, и есть та книга, которую я призывал Довлатова написать (И.Е.).
Эта просьба была выполнена (И.Е.).
