Чтобы покончить со вторым томом*, велите набирать «Пестрые рассказы» изд. Суворина; и первые из них, в количестве 135000 букв, составят то, чего недостает второму тому, чтобы быть полным (начать с рассказа «Мыслитель» и кончить «Канителью»).
Квитанцию возвращаю* и прошу передать ее Адольфу Федоровичу вместе с моею благодарностью.
Я читал, что первый том моих рассказов вышел*, но еще не видел его.
Желаю Вам всего хорошего, поздравляю с Новым годом, с новым счастьем; ведь Новый год скоро.
Жму руку.
Искренно Вас уважающий
А. Чехов.
Подробное оглавление всех томов вышлю к Новому году*, только напишите окончательное решение насчет «О<строва> Сахалина».
Гольцеву В. А., 23 декабря 1899*
2980. В. А. ГОЛЬЦЕВУ
23 декабря 1899 г. Ялта.
Милый Виктор Александрович, я послал 10 р. на имя редакции для передачи тебе*.
Будь добр, распорядись, чтобы типография выслала мне узаконенное количество оттисков «Дамы с собачкой»*.
Маша тебе кланяется и поздравляет с праздником. Будь здоров, крепко жму руку.
Твой А. Чехов.
23 дек.
На обороте:
Москва. Виктору Александровичу Гольцеву.
Шереметевский пер., редакция «Русской мысли».
Куркину П. И., 23 декабря 1899*
2981. П. И. КУРКИНУ
23 декабря 1899 г. Ялта.
23 дек.
Дорогой Петр Иванович, не писал я Вам так долго*, потому что работал и не хотелось писать Вам кратко. Есть подробности, касающиеся Вас как моего жильца*. Во-первых, Мустафа ушел, вместо него нанят русский, Арсений, глуховатый парень, столов делать не умеющий, но зато читающий жития святых и тихий. Во-вторых, водопровод уже действует, поставлен водомер, бак полон; производятся изыскания для канализации. В-третьих, шоссе расширяют, уже давно работают инженеры-путейцы (памятуя заповедь щедринскую: «кубик* кесарю, кубик себе»*), — ни проехать, ни пройти; возле меня шоссе расширяют и возвышают на 6 арш<ин>, так что я буду как в ящике. Реформы значительные.
На днях я получил письмо от Ивана Германовича*. Почерк нехороший, указующий на расстройство в двигательной сфере (судорога крупных мышц, отсутствие фибрил<ьных> подергиваний), но не в психической. Если судить по этому письму, то голова у И. Г. работает вполне нормально.
Д-ра Альтшуллер и Средин книги получили* и велели благодарить Вас. Я тоже получил и благодарю сердечно. Вчера приехала Маша и привезла термометр; я водрузил его у себя в кабинете, а прежний снял. Спасибо, термометр именно такой, какой нужно. Сколько я Вам должен за него?
Теперь об «Очерках санитарной статистики»*. Начну с того, что для популярных статей заглавие это не совсем подходит, ибо содержит два иностранных слова; оно немножко длинно и немножко неблагозвучно, так как содержит много с и много т. Вы назовите как-нибудь попроще*, например: «Заметки врача» или что-нибудь вроде. Кстати сказать, статистика вообще неудачное название, и санитарная статистика — тоже. Ведь это название не определяет науки, оно слишком сухо и узко и похоже на «бухгалтерию». Надо бы придумать что-нибудь другое, именно такое, что определило бы шире и точнее статистику как науку о большом организме, который мы называем обществом, как науку, которая легла соединяющим мостом между биологией и социологией. Это кстати сказать. Что же касается Вашего желания пустить глубже корни на журнальной ниве, то я могу только радоваться и за Вас и за оную ниву. По-моему, не следует терять времени на колебания и сомнения; чем раньше решитесь окунуться с головой, тем меньше будете раскаиваться в будущем. Ведь Вы и так уже много потеряли времени и за Вами большая недоимка; Вы скажете: недосуг. Да, но ведь это только смягчающее обстоятельство, не покрывающее всей вины… В. А. Гольцев весьма ценит Вас как сотрудника* и, по всей вероятности, напечатает «Очерки», но, — простите, я буду продолжать в наставительном тоне, — не следует ставить судьбу вопроса в зависимость от одного лица или одной статьи. Вам нужно работать в нескольких журналах и газетах, давать и статьи, и заметки, и всякие повести, которыми так богата ваша общественная наука и в частности земская сфера. Нужно придумать или выдумать какие-нибудь внешние возбудители — бывать чаще с литераторами, хотя это и не всегда интересно, записаться в Кассу взаимопомощи, записаться в Худож<ественный> артист<ический> кружок или клуб, вообще взять на себя иго in toto — хотя бы на год-два, пока литераторство не войдет в привычку. Вы не сердитесь за сие наставление. Я от души.
Здоровье мое лучше прошлогоднего, геморрой поддается высоким клизмам, т. е. не геморрой, а катар recti. Я завел себе мышеловку новой конструкции и ловлю мышей* — единственный спорт, доступный для меня в настоящее время. С Новым годом! Желаю счастья и здоровья. Пишите!
Ваш А. Чехов.
Поссе В. А., 23 декабря 1899*
2982. В. А. ПОССЕ
23 декабря 1899 г. Ялта.
23 дек.
Многоуважаемый Владимир Александрович, сегодня Синани показал мне телеграмму, в которой Вы спрашиваете, где Чехов*. Телеграмма эта подана Вами 20-го и пришла в Ялту только сегодня, 23-го; телеграф испорчен, и из Харькова везли ее в поезде, с почтой.
До 20-го я получил от Вас телеграмму* с уплоченным ответом, в которой Вы сообщали, что Вы волнуетесь, не получая так долго рукописи*. Я ответил: «Посылаю двадцатого»*. Затем написал Вам письмо* и, немного погодя, послал заказною бандеролью рукопись.
Получили? Пожалуйста, напишите или пришлите телеграмму.
Поздравляю Вас со святками и с наступающим Новым годом, желаю здоровья и успехов.
Преданный А. Чехов.
Скажите в типографии, чтобы, когда будут печатать книжку «Жизни» с моим рассказом, напечатали бы также для меня 10–15 отдельных оттисков.
Меньшикову М. О., 26 декабря 1899*
2983. М. О. МЕНЬШИКОВУ
26 декабря 1899 г. Ялта.
26 дек.
Здравствуйте, дорогой Михаил Осипович, сколько зим, сколько лет! Поздравляю Вас с Новым годом, с новым счастьем и желаю Вам и Вашему Яше здоровья и всего хорошего. Вы писали мне, я всё собирался ответить*; потом собирался написать Вам по поводу Вашей превосходной статьи «Клевета обожания»*, потом — по поводу статьи Андрея (?) Абрамова о Неплюевском братстве*. Всё собирался, мешали мне разные дела и люди, и наконец собрался сегодня, на второй день праздника, после двух дней, беспокойных, утомительных, бесполезных, проведенных в беседах и приемах. Третьего дня была мать именинница, вчера — праздник, и у меня толклись люди, толклись, говорили и ели, и всё это неизвестно для чего.
Ваша «Клевета обожания» — образцовая критическая статья, это настоящая критика, настоящая литература. Превосходна и Ваша заметка о Неплюевском братстве. Это хорошо, что Вы написали ее. Вы поступили именно так, как уважающему себя человеку поступить надлежит. Но какой дурак Ваш Гайдебуров! Как глупо его примечание, где он Неплюева и Рескина ставит на одну доску*. Должно быть, трудно работать с таким ослом.
Нового у меня ничего, живем по-старому. Взбудоражила всех болезнь Льва Николаевича*. Я телеграфировал в Москву проф. Черинову, но определенного ответа не получил* и до сих пор не знаю, в чем дело, какая болезнь, и до сих пор беспокоюсь и не знаю, что отвечать, когда меня спрашивают о здоровье Льва Н<иколаеви>ча. Телеграфировать Софье Андреевне я не решился, так как она и без того завалена письмами и телеграммами.
В последнее время я много писал. Послал повесть в «Жизнь»*. В этой повести я живописую фабричную жизнь, трактую о том, какая она поганая, — и только вчера случайно узнал, что «Жизнь» — орган марксистский, фабричный*. Как же теперь быть?
Когда мы увидимся? Не приедете ли Вы на юг? Здесь было холодно, но теперь опять тепло, светит солнце. Будьте здоровы, крепко жму руку. От братства Неплюева и от его письма в редакцию* попахивает каким-то извращением; как бы ни было, это люди ненормальные. Гайдебуров же вполне нормальный человек, но глуп*.
