дня. Алекс прилетает в одиннадцать, так что спокойно успеет. Хочет обязательно быть. Кроме того, появится этот чиновник из магистрата. Когда он узнал, что ты будешь, лично мне это подтвердил. Немного волнуюсь, потому что он думает, что ты моя начальница. Ты же знаешь немцев, – засмеялась она.
Разговор затянулся до полуночи. На Надю накатила усталость – долгая дорога, а теперь вино… Карина заметила это. Она оставила ее за столиком и пошла к стойке регистрации. Через некоторое время появился Сергей с ее чемоданом. Надя посмотрела на него и сказала по-немецки:
– Пожалуйста, оставьте. Я сама справлюсь.
Ее номер находился в самом конце узкого коридора на втором этаже, рядом с апартаментами Карины. Она бросила чемодан на кровать, включила ноутбук. Хотела написать Якубу, что все в порядке, что постоянно думает о нем, и что немного выпила…
Квадратное решетчатое окно выходило на небольшую уложенную тротуарной плиткой площадку, закрытую с правой стороны белой стеной, за которой была рощица с высокими, раскидистыми деревьями. Ветви одного дерева почти входили в ее комнату. На площадке она узнала машину Карины. Прямо под окном находилась прямоугольная дощатая конструкция, напоминавшая танцпол. Окруженный высокими каменными горшками с анютиными глазками, посередине стоял круглый деревянный стол, над которым был раскрыт ресторанный зонтик. По сравнению с шумом на оживленной улице, на которой находился главный вход, здесь царила удивительная тишина.
Она приняла горячий душ, завернулась в полотенце и даже не легла, а всего лишь немножечко прилегла на кровать рядом с нераспакованным чемоданом, «на минуточку… только дух переведу и сразу напишу…» – промелькнуло у нее в голове, и она вырубилась.
ОН: Осторожно, кончиками пальцев потрогал овсяные хлопья в жестяной миске. Внезапно услышал стук в дверь. Глянул на часы. Это не мог быть почтальон. Слишком рано. Кроме того, пан Ксаверий в забавной ленинской кепке с красной звездой никогда не стучал. Он сразу шел в прихожую и кричал: «Пани Надя, у меня для вас кое-что есть». Если Надя не появлялась, он заходил на кухню и оставлял почту на столе. Иногда, особенно летом, когда было очень жарко, Надя наливала ему холодной пахты [26], которую пан Ксаверий просто обожал.
На пороге стояла женщина. Она держала за руку двух мальчиков. Младший рыдал.
– Вы плачете? Почему? – спросила она Якуба. – Что за беда стряслась?
Он узнал женщину – это была хозяйка Дейзи.
– Нет, все в порядке. Вам показалось… – ответил он, отводя взгляд.
Малыш затих. Он сделал шаг вперед и сунул руку в дыру над коленом в его джинсах.
– У вас нет денег на новые штаны? – спросил он, поднимая голову.
– Матеуш, что ты несешь? Посмотри лучше на свои кроссовки. У тебя вон тоже дырки, – сказала женщина.
Малыш снова расплакался, вырвался из рук женщины, изо всех сил ударил старшего мальчика, после чего крикнул:
– Это все из-за тебя. Это ты наступил ей на лапку и она сбежала!
– Заткнись, идиот! Это ты отобрал у нее мячик!
Женщина энергично встряхнула руку старшего.
– Михал, как ты можешь так разговаривать с братом?!
Собачка снова сбежала из дома. Они искали ее целый час: два раза обошли весь парк. Перед магазином ее тоже не было.
– Может, собачка забралась в сад пани Нади? Она раньше часто сюда прибегала. Через забор ничего не видно, вот мы и пришли убедиться, – сказала она.
Он сразу же отвел их в сад. Мальчики побежали к кустам со смородиной. Внезапно из-под цветника выскочила Дейзи, радостно помахивая хвостиком. В пасти держала огромную кость. Мальчишки бросились к ней. Обнимали, ласкали, целовали ее длинные ушки. Но радость встречи закончилась – во всяком случае для Дейзи – когда младший начал вырывать кость у нее из пасти. Дейзи не отпускала, тихо рычала. Тогда старший схватил добычу с обеих сторон и приподнял собачонку. Дейзи вонзила зубы в трофей, висела, но не сдавалась.
– Скорее всего, нашла ее на помойке, рядом с супермаркетом. Интересно, однако, что сожрать ее решила все-таки здесь. Видимо, чувствует себя здесь в полной безопасности, – говорила женщина, наблюдая за этой сценой. – Простите за вторжение. Пожалуйста, крепко обнимите пани Надю, – сказала она, надевая ошейник на собачку.
Когда они оказались у калитки, младший мальчик оторвался от матери. Он встал перед Якубом в воинственной позе, взял себя в руки и объявил решительно:
– А мой папа тоже любит грызть кости. Но не такие большие. А еще Дейзи мне сказала, что вас любит, – добавил он, пристыженный, и поспешил к двери.
Якуб полил грядки, подстриг самшиты в горшках на террасе. Он вспомнил радость Нади, когда однажды утром она ворвалась в кухню с криком:
– Кубусь, ты не поверишь! Кто-то подбросил нам три больших самшита ночью! Представляешь, сферические! В каменных горшках!
Он помнит, что спокойно ел овсянку с кефиром и, притворившись равнодушным, парировал:
– Поверю.
– Да нет, Кубусь, ты лучше иди скорее и посмотри!
Когда она потянула его за собой, он прекрасно знал, что увидит. Накануне вечером они с Витольдом подъехали к дому на фиате службы доставки и перенесли самшит в сад.
– Интересно, а как я объясню Марике грыжу? – жаловался Витольд, когда они, задыхаясь и кряхтя, тащили вторую кадку. – Ведь у меня уже на третьем растении оба яйца оторвутся и член сломается. И какая польза тогда ей будет от меня? Ну, какая? Марика радуется даже купленному в сетевом магазине тюльпанчику, а тебе сразу весь ботанический сад подавай…
– Вит, кончай трепаться. Неси тихо, – прошипел он.
Он думал об этом, попивая кофе на террасе. Завибрировал телефон. Он увидел напоминание из календаря: «Мама, 4 августа, Нью-Йорк», и ощутил беспокойство. Он не разговаривал с ней несколько дней, но был уверен, что она вылетает через день после Нади. Забыл только, что Надя вовсе не полетела. Он набрал номер матери.
– Ты уже в Нью-Йорке, мама? Даже со своим единственным сыном не попрощалась. Ты, наверное, больше меня не любишь, – сказал он, силясь изобразить спокойствие.
– Пока что я в восьми трамвайных остановках от тебя. Я угадала? Я лечу поздно вечером, через Франкфурт. Там ночую и только утром «Люфтганзой» в Нью-Йорк. А почему ты спрашиваешь, сынок?
– Потому что я хочу поехать с тобой в аэропорт.…
Он никогда не провожал ее в аэропорт. На вокзал тоже. Он не знал, был ли это сознательный выбор его матери или просто так у них в семье сложилось. От отца он знал, что мама не любит, когда ее провожают, такая уж она.
– Я все еще люблю тебя,
