Ох уж мне этот железопробиваемый Цапля...
Иван Сергеевич Клименко, который сидел до этого полузакрыв глаза, неожиданно вскидывает голову:
- Разрешите мне, Николай Семенович. Я вот сидел и внимательно все слушал и у меня складывается такое впечатление, что они просто не хотят выполнять постановление правительства. И я думаю - почему? Должна же быть причина.
- Да, да, - кивает Сергей Ник-ов, мой литературный соперник.
- Разрешите дать справку? - этот голос раздается в дальнем конце стола, и я вижу, как Васильев встает с поднятой рукой.
- Да, пожалуйста, - машинально роняет Воронцов; он задумался о чем-то своем.
- Справка такая, - продолжает Васильев. - Продукция шрифтолитейного завода планируется и учитывается в тоннах, удельный же вес шрифта из пластмассы в десять раз меньше, чем шрифт из цветного металла.
- Так вот оно в чем дело! - мгновенно восклицает Воронцов. - Вот вам и ответ на ваш вопрос, Иван Сергеевич.
- Ах, вал. С этого и надо было начинать, - говорит Нижегородов, редактор вечерней газеты.
- Да, да, вал, - подхватывает Ник-ов. - Помнится, я писал статью о вале...
Я вижу - услышав о вале, Глебовский мгновенно краснеет и как бы затравленно оглядывается по сторонам.
А я еще не ухватываю сути: мое дело приборы, в государственном планировании я разбираюсь слабовато.
- Теперь вы и за валом будете скрываться, товарищ Глебовский? раздраженно спрашивает Воронцов. - Еще одну объективную причину выискали?
- Я о вале ничего не говорил, - быстро возражает Глебовский. - Справку дал ваш работник.
- Хорошо, товарищ Глебовский, комитету все ясно, можете идти на место. - Воронцов раздражается пуще прежнего, а я все еще никак не могу понять причину этого раздражения.
- В чем дело? - спрашиваю у Нижегородова.
- Коль разница в весе в десять раз, то пластмассовых шрифтов придется делать в десять раз больше. А свинцовая тонна враз все покроет, - отвечает Нижегородов. - Для вала-то все равно какие тонны - свинцовые или пластмассовые...
Вот, оказывается, где собака зарыта - теперь и я понимаю. Заверчено крепко. Вот почему осторожничал и дипломатничал Глебовский, вот чего он недоговаривал. Я буквально потрясен этим открытием - при чем же тут Глебовский, если сама система планирования против него? Недаром наш председатель так внезапно рассердился. На кого только?..
Но Воронцов уже овладел собою. Он решительно встает. Протяжный и раскатистый удар грома сопровождает первые слова его речи:
- Вопрос несложный, товарищи. Некоторые руководители надеются, что в нашем городе появилась еще одна разговаривающая и уговаривающая организация. Таким мы твердо ответим - нет! Нет, товарищи, мы будем не разговаривать, а делать дело. Мы будем обижать людей. Ничего, если мы и всерьез обидим кого-либо. Обида пройдет, а дело останется. Я понимаю, есть такие люди, которые любят ссылаться на объективные причины; они просто жить не могут без партийной дубинки. Ну что ж, в таком случае мы ее обрушим ради нашего дела. - Воронцов сделал паузу и продолжал более мягко. - Не знаю, как вас, товарищи члены комитета, но меня лично объяснение главного инженера Глебовского никак не убедило. Налицо поразительная безответственность - и на все у них находятся причины. Спутник мы запустили, а шрифта из пластмассы сделать не можем. Народный контроль не имеет права пройти мимо таких вопиющих фактов. Мы должны будем принять самое решительное постановление и строго наказать виновных. Кто желает высказаться?
- Ясно, ясно, - чуть ли не хором кричим мы все, стараясь скорее провернуть решение и получить заслуженный десятиминутный перерыв.
Я тоже кричу вместе со всеми, хотя мне очень жаль Глебовского и многое, увы, совсем не ясно.
Но как, какими словами могу я защитить Глебовского. Нет у меня таких слов. Вот я встану и скажу: "Товарищи члены комитета, мне нравится инженер Глебовский, давайте не будем наказывать его", - это же смехота. Или про вал - что я скажу? Не я этот вал изобрел.
А процедура тем временем движется своим чередом.
- Тогда разрешите зачитать проект постановления. - Воронцов берет в руки проект, но говорит, не глядя в него: - Комитет народного контроля постановляет. Первое - за невыполнение решения Совета Министров республики главному инженеру шрифтолитейного завода товарищу Глебовскому объявить строгий выговор. Предупредить товарища Глебовского, что в случае, если он не примет решительных мер к выполнению вышеуказанного постановления, будет поставлен вопрос об отстранении его от занимаемой должности. Кто за это предложение?..
Члены комитета коротко кивают в ответ или приподнимают руку, ставя локоть на стол. Я молчу: не киваю и локтя не ставлю - уж больно строгой кажется мне последняя фраза: "...в случае, если..." Я воздерживаюсь.
- Пункт принимается...
Я смотрю на Глебовского: он сидит не шелохнется, внимательно слушает председателя. На застывшем лице маска безразличия. Он стоял один против всего комитета и все-таки выстоял:
Дальше слушаю вполуха: проект решения лежит передо мной, я уже прочитал его.
- ...принять к сведению заявление товарища Анисимова о том, что... общежитие... к первому августа сего года...
- ...принять к сведению... Матвеевой... термопластавтоматы... в августе...
- ...контроль за настоящим решением возложить на заведующего отделом комитета народного контроля товарища Васильева.
- Какие будут замечания по проекту? Нет? Дополнения? Нет? Тогда утверждаем. Вопрос закончен. Объявляется перерыв. Только давайте покороче, а то мы и так задержались с вопросом.
18
- Сейчас бы водички газированной грамм двести с сиропом.
- Шампанское на льду...
- Вкатили все-таки строгача. А за что, спрашивается?
- За дело, батенька, за дело, вернее, за безделье.
- Я бы с большим удовольствием объявил бы строгий выговор валу. А еще лучше - снять его с работы...
- Сколько сегодня градусов - как вы думаете?
- Вы чересчур много требуете...
- Хватит, старичок, отработал свое. Отправляйся-ка теперь на пенсию.
- А долго его раскалывать пришлось. Все-таки раскололи...
- На дачу бы сейчас. Посидеть у водоема...
- Как говорится, решение было грамотно подготовлено и потому прошло с успехом.
- Выгодно, не выгодно. Вот было золотое времечко: тогда существовало одно слово - надо! А теперь все о выгоде твердят. Мне это не выгодно. А кому это "мне", позвольте спросить?
- Из одного государственного кармана в другой.
- Это называется - волевое решение.
- Ниночка? Соедини-ка меня с Петром Николаевичем.
- Это же машина - с ней не совладаешь.
- Товарищи, пора поднять нашу критику до уровня кулуарных разговоров.
- А гром-то погромыхивает, слышите? Может быть, грянет?..
- Вера Павловна, хочу обратиться к вам с нижайшей просьбой - не поможете ли мне сына в лагерь устроить? На вторую смену.
- Был у нас случай - умора. В стройтресте приписали триста тысяч рублей и заграбастали премию.
- Оргвопросы заедают.
- Триста тысяч? Так я вам и поверил.
- Спичечки не найдется? А то у меня потухло.
- А очень просто. Стоимость полученного оборудования входит в стоимость капитальных вложений. Они получили импортного оборудования на триста тысяч рубликов и даже монтажа не начинали - сразу приписали на свой счет. Получили премию. Конечно, это дело вскоре раскрылось, но Стройбанк уже провел эти триста тысяч по своим статьям, они уже попали во все отчеты, в доклад статистического управления - назад хода нету. Все знают, и никто ничего не может сделать.
- Вы где сегодня обедаете? Заглянем в "Отдых"?
- Лихо сработано!
- Приписки проникли даже в литературу. Один писатель приписал к своему роману пять печатных листов.
- И гонорар небось оттяпал?
- Вторая смена. А если можно, то и на третью. Весьма признателен. Давайте я запишу вам телефончик...
- Кстати, как вчера в футбол сыграли, вы не смотрели по телевизору?
- Внимание, сейчас будем жуликов разбирать.
- Фельетончик для "Вечерки".
- Говорят, Никольченко наверх уходит.
- А кто же на его место?
- Сегодня, наверное, на полчаса пересидим.
- На место Никольченко вроде бы Егоров садится.
- А на его место?
- Беда с этими перестановками.
- А со Стройбанком лихо заверчено. Можно неплохую новеллку сварганить.
- Эх, водички бы газированной...
19
12.55.
В дверях показывается Верочка, миниатюрная крашеная блондинка. Она делает жест рукой и объявляет:
- Товарищи, кто по питанию, прошу в зал.
Я вздрогнул, услышав последние слова. Ну как так можно говорить: "Кто по питанию"? А ведь я не первый раз слышу. Неужто я сам говорил это? Где? Когда? Пытаюсь мучительно вспомнить. Кажется, уже совсем близко, недостает самого малого сцепляющего звена. Увы, не вспоминается.
Нам всегда некогда. И почему-то всегда времени не хватает на главное.
Народ втягивается в зал. Я не смею опаздывать.
