- Я что, тебе мало заплатила? - спросила Елена, помолчав.
- Без денег, конечно, не проживешь, - говорю, - но не для этого я написала свою книжку.
- Тогда тебе придется вернуть гонорар.
- Любой издательский договор истек бы за это время. Вы не знаете законов об авторских правах.
Юрик мне подсказывает:
- Я буду с вами судиться.
- Я буду с вами судиться! - говорю я.
Она сказала:
- Судись.
Тогда я решила забыть об этой рукописи. Забыть и все. Ну, не судиться же с ней, в самом деле! Тем более я тот еще сутяжник. Недавно один мой знакомый писатель - боец, не чета мне! - рассказывал, как ему где-то отказали в виски, он пошел в другое место - ему и там тоже отказали, он в третье отправился, ему опять отказали!
Я говорю:
- Да что ж это за наваждение! Такому человеку заслуженному в трех местах отказали в виски!!!
- Не "в виски", дура! - воскликнул он. - А В ИСКЕ!!! Я тебе рассказываю, как я ходил по судам, а не по кабакам, идиотка!.. Ты и представить себе не можешь, что я уже три года живу на компенсацию морального ущерба!..
Я немного еще погоревала, потом думаю: чего я буду горевать, хрен с ним, мне уж давно пора прибегнуть к технике разочарования. Где ты, подбадривающая трость Гуй-шаня? Опустись на мое плечо, ибо я опять забыла (хотя сколько раз твердил мне в прошлых и позапрошлых кальпах Желтый Владыка!), что важна не честность и преданность, а смутность и непредсказуемость.
Давно сочинил Он свою книгу, давно достиг просветления, а книга Желтого Владыки все еще не вышла в свет, не достигла глаз читателей.
- Настоящая книга не должна быть напечатана, - Он когда еще объяснял мне. - Мудрые мысли не могут быть прочитаны. Брось эту затею с книгой, не трать попусту времени. Жизнь слишком быстра для слова. Любое наше утверждение вмиг окажется чучелом птицы, чей стеклянный глаз бессмысленно уставится в пустоту. Иди в Царицыно или в другой какой-нибудь парк, там еще не все листья облетели. И посмотри на деревья.
Когда-то, когда я отдала "Загогулину" Елене, у нас за стеной появилась маленькая девочка, она часто плакала ночами, была крикунья, потом - нетрудно догадаться - ее стали учить на фортепиано. А вчера за стенкой случился скандал, и я отчетливо услышала, как она сказала твердым голосом:
- Старики, если вы будете давить, я уйду из дома!
Так шли луны и годы. И ничто не нуждалось в том, чтоб мы это оценивали.
Однажды у меня опять зазвонил телефон. Это была Юля.
- Маруся? - она окликнула меня. - Что слышно? Знаешь, когда я у своего дедушки спрашивала: "Что такое старость?", - он отвечал: "Старость - это постоянная усталость и перечитывание классиков". Я почти полностью погрузилась во мрак и не могу читать, вот в чем ужас. Как наркоман, испытываю ломку. Но моя жизнь - фейерверк по сравнению с Леной. Все-таки за ней должен был присматривать здравомыслящий человек. Сколько раз я ей говорила: "Не жалей денег! Возьми коммерческого директора". Она отвечала: "У меня хороший бухгалтер". Ну, откуда ей в чем-нибудь разбираться, если она стюардесса? Все ваши рукописи довела до типографии, а на типографию денег не хватило... "Что ж ты так все истратишь, - я спрашивала, - а на черный день?" Она отвечала мне: "Черный день у меня будет, когда меня уже не будет"... Ты слушаешь?
- Да, - я отзывалась неохотно.
А сама думаю: может уже Елена не быть в моей орбите, а я - в ее? Пусть на карте ее звездного неба вдали виднеется точка "Маруся", но не надо туда посылать ни сигналов, ни радиоволн - ничего. Эти пожизненные связи могут доконать кого угодно.
Мой муж и сын говорят мне:
- Марусенька! У тебя есть места, где застоялось прошлое.
И все выбрасывают мое - старинную бабушкину резиновую грушу для спринцевания - черную, страшную, с длинным изогнутым пластмассовым хоботом, потом чьи-то поднебесно-голубые мужские носки в намертво закрученной стеклянной банке, будто замаринованные.
Я кричу:
- Не выбрасывайте! Они дороги мне как память, только не помню, о ком!..
А сама себя уговариваю: отпускай, отцепляйся, неважно, утонешь ты или взлетишь - и в том и в другом случае тебе откроется тайна скольжения из полноты в пустоту, ты сможешь безупречно следовать потоку жизни.
...Я иду, как лунатик, с тетрадью и карандашом, ожидая хотя бы слабого знака или зова. Мешки! Вы не поверите - мешки рукописных книг - вот мои наблюдения за этим миром. Иногда мне кажется, когда я их сожгу, я просветлюсь, потому что мне станет доступно единство мира. А пока универсум предстает в моих записках раздробленным и слишком многомерным. Единственное спасение - что я наблюдаю его, хотя и со стороны, но не пристальным глазом рептилии, а жарким и любящим взором. Порою чрезмерно жарким, это мешает мне сохранять ясность духа и пребывать в состоянии ребенка, животного, камня, цветка, словом, применить Истину к собственной жизни.
Кто мне - старый пилот Кучегоров? И почему в моем дневнике отведено ему несколько страниц, исполненных изумления перед вечновьющейся нитью бытия?
Да потому, что я отлично помню, как Елена рассказывала нам ночами в интернате о встрече с отцом Даши, о том, как она полюбила его и вышла замуж, какой он хороший человек, до чего они счастливы и всю жизнь собираются быть вместе, как решили, что дочка у них обязательно станет балериной, и пока та еще не родилась - Елена только и делала, что смотрела на фотографии всех великих балерин.
- Уж я-то знаю, что ждет эту девочку! - она говорила с гордостью, ведь носить под сердцем столь выдающуюся балерину, это вам не какой-нибудь пустяк!
А дальше - тридцать лет - по маршруту Москва-Хабаровск, туда-сюда, туда-сюда. Пилот Кучегоров пропал в полосе неразличимости, а чтоб выучить девочку на балерину, надо располагать большими деньгами! Аэропорты, гостиницы, вылеты до рассвета, снег, облачность, туман, обледенелая взлетная полоса, пристегните, пожалуйста, ремни, no smoking, приведите спинки кресел в исходное положение, сейчас вам будет предложен горячий завтрак, не забывайте ручную кладь, просьба всем оставаться на своих местах до подачи трапа... То взлет, то посадка, одна только смена семи часовых поясов чего стоит! Ерунда! Только бы не смолкал симфонический оркестр Большого театра под управлением Светланова: Григорович, балетная школа Улановой, кордебалет в "Щелкунчике", вон она, видите - вторая справа в четверке маленьких лебедей, английские гастроли, Гайд-парк, Тауэр... Биг Бэн: бом! бом! бом!.. Лондонский театр оперы и балета!.. Кровавая роза в твоих волосах, о моя Кармен! Ах, у любви как у пташки крылья... Па-па-па-пам! Меня не любишь, но люблю я, так берегись любви моей! Па-па-па-пам! Лю-юбовь, лю-юбовь, лю-юбовь, лю-юбовь!
- Я-то знаю, какая это девочка! - говорила Елена, когда я, уже большая, а без гармошки, сидела с ней на Юлиной кухне, гоняла чаи. - Тебе надо обязательно увидеть Дашу на сцене!!! Она танцует - как никто никогда до нее не танцевал.
О, Господи, помоги мне постичь безграничность предела, тайну рождения и гибели бесчисленных миров, стремительный поток, который несет меня в бездну метаморфоз, где все исчезает немного раньше, чем обретает зримый образ.
...И когда последняя дверь на этой Земле закрылась перед блудным Кучегоровым, он - спустя два десятка лет - с повинной головой вернулся к Елене и пробыл у нее до конца своих дней. Елена же в свою очередь - за все это время - не просто не развелась с ним, она даже не выписала его из своей квартиры.
Он пил, воровал ее деньги. У Елены был лимон - лимонное дерево в кадке. Оно росло, цвело и плодоносило. Лимоны по триста граммов давало! Елена всегда на их фоне фотографировалась. Так Кучегоров без спроса унес и продал это лимонное дерево в районную сберкассу!
И был у нее небесный петух с золотыми перьями, первый раз он начинал голосить на восходе, второй - ровно в полдень, а третий - на закате. И что удивительно, у этого петуха было три лапы! Так Кучегоров взял его, посадил в мешок и сбыл незадорого на Птичьем рынке.
Когда Кучегоров смертельно занемог, он стал звонить в разные города своим родственникам и знакомым - прощаться и давать последние напутствия. Звонил в Сыктывкар, Якутск, Нижний Тагил, в Кандалакшу, Петропавловск-Камчатский, Комсомольск-на-Амуре, его бывшая подруга уехала на Сейшельские острова, так он сто раз позвонил на Сейшелы.
На протяжении нескольких месяцев Елене приходили астрономические счета за междугородние телефонные разговоры.
Полгода назад Кучегоров умер на ее руках.
И снова я слушала рассказы о том, что кто-то видел ее тоскливые глаза, бледные губы и взгляд, исполненный скорби. Она была больна, врачи поставили диагноз - полное и абсолютное нарушение биоритмов.
- Не может человек, - развел руками профессор, крупнейшее ученое светило в этой области, - безнаказанно преодолевать немыслимые пространства, пересекать бессчетное количество геомагнитных зон и всю жизнь бороздить небесные просторы, игнорируя вращение Земли.
