- Кто они?
- Молодые женщины, ещё способные рожать здоровых детей. Если поймут, обязательно всё изменится... Однако как-то мало мы о вашем сыне поговорили, а вы ведь именно за этим ко мне на приём пришли.
- Конечно, за этим и приходил.
- Ничего конкретного я вам посоветовать не смогу. Слишком нестандартная ситуация. Может быть, вам какие-нибудь книжки с картинками для него принести в тайгу. По истории, например. Одеться получше. Может быть, я глупость сейчас говорю, но просто хочется, чтобы вы представили ему нашу действительность не слишком жесткой.
- А какой? Припомаженной и приукрашенной?
- Дело не в этом. Вы ведь сами предстанете перед своим сыном представителем нашей действительности и тем самым скомпрометируете себя перед ребёнком.
- А почему это я должен отвечать один за все извращения нашего общества?
- Если вы покажете сыну свою неспособность что- либо изменить в обществе к лучшему, то покажете своё бессилие. Скомпрометируете себя перед сыном. Думаю, он воспитан так, что не понимает существования для человека чего-то невозможного.
- Похоже, вы правы, Александр Сергеевич. Спасибо за дельный совет. Действительно, лучше приукрасить немножко нашу жизнь перед ребёнком. Точно, стоит, а то подумает...
Мы пожали друг другу руки и, как мне показалось, расстались без неприязни.
РАЗГОВОР С СЫНОМ
Проделав самостоятельно весь путь от реки до полянки Анастасии, я подходил к знакомым местам с ощущением, будто домой пришёл. В этот раз меня никто не встречал. И мне даже понравилось самостоятельно, без поводыря, по тайге ходить.
Я не стал кричать, звать Анастасию, может, она своими делами занимается; освободится, почувствует, что я пришёл, и подойдёт сама.
Увидев любимое место на берегу озера, где мы часто сидели с Анастасией, я решил сначала переодеться, прежде чем присесть и отдохнуть после дороги.
Достал из рюкзака темно-серый немнущийся костюм, тонкий белый свитер и новые туфли. Когда я собирался в тайгу, то хотел и рубашку белую с галстуком взять, но потом решил, что рубашка помнется, в тайге её не погладишь. А костюм мне в магазине так упаковали, что он не помялся.
Я решил предстать перед сыном элегантным и торжественным, поэтому так много времени и сил потратил на продумывание внешнего облика.
Я и бритву механическую с собой прихватил, зеркало. Пристроил зеркало к дереву, побрился, причесался. Потом сел на небольшой пригорочек, достал блокнот и ручку, чтобы добавить к плану встречи с сыном обдуманное по дороге.
Моему сыну скоро пять лет исполнится. Конечно, он уже может разговаривать. Последний раз я его видел совсем маленьким, он ещё не говорил, а сейчас уже должен многое осмысливать. Наверное, лопочет целыми днями с Анастасией, с дедушками. Я твёрдо решил: как только увижусь с Анастасией, сразу расскажу ей, как планирую встречу с сыном и что собираюсь ему говорить.
Я пять лет тщательно изучал различные системы воспитания детей и взял, на мой взгляд, из них всё лучшее и понятное. Сделал нужные для себя выводы, общаясь с педагогами и детскими психологами. Теперь, прежде чем встречаться с сыном, мне бы хотелось обсудить разработанный мной план и сделанные выводы с Анастасией. Вместе с ней всё ещё раз детально продумать. Пусть Анастасия посоветует, какие первые слова сказать мне сыну, в какой позе стоять при этом. Поза тоже важна, решил я, отец должен казаться своему ребёнку значимым. Но сначала Анастасия должна представить меня ему.
В моём блокноте первым пунктом было записано: "Представление Анастасией меня сыну".
Пусть она представит меня простыми словами, типа: "Вот, сынок, перед тобой стоит твой родной отец".
Но сказать она должна эти слова очень торжественно, чтобы ребёнок по её тону сразу значимость отца своего почувствовал, прислушивался потом к нему.
Вдруг я почувствовал, что всё вокруг затихло, словно насторожилось. Я не испугался наступившей внезапно тишины. Так всегда происходило перед встречей с Анастасией в тайге. Тайга со всеми обитателями словно замирали, прислушиваясь, настораживаясь и оценивая: не принесёт ли пришелец их хозяйке какую-нибудь неприятность? Потом все успокоится, если почувствуется отсутствие агрессии.
По наступившей тишине я и понял, что тихонько сзади подошла ко мне Анастасия. Её нетрудно было почувствовать ещё и потому, что сзади словно что-то стало обогревать мою спину. А смотреть согревающим взглядом может только Анастасия. Я не повернулся сразу на её взгляд. Некоторое время продолжал сидеть, ощущая приятное и радостное тепло. Потом повернулся и увидел...
Передо мной твёрдо стоял на траве босыми ножками мой маленький сын. Он подрос. Его русые волосы уже ниспадали кудряшками до плеч. Одет он был в короткую, связанную из крапивных волокон рубашку без ворота. Похож на Анастасию, может, на меня чуть-чуть, но сразу этого не разберёшь. Я как повернулся, опершись руками о землю, так и смотрел на него, застыв на четвереньках и обо всём на свете позабыв. И он молча смотрел на меня взглядом Анастасии. Может быть, долго я ничего не мог бы сказать от неожиданности, но он заговорил первым: - Здравствия светлым мыслям твоим, мой папа! - Да? И тебе, конечно, здравствия, - ответил я. - Ты прости меня, папа. - За что простить? - За то, что прервал я размышления твои важные. Сначала подальше от тебя стоял, не мешая, но подойти и рядом побыть захотелось. Позволь мне, папа, рядом посидеть тихонько, пока размышления твои не завершатся.
- Да? Ладно. Конечно, посиди.
Он быстро подошёл, сел в полуметре от меня и замер. Я продолжал в растерянности стоять на четвереньках, но, пока он усаживался, успел подумать: "Надо принять глубокомысленную позу, чтобы, пока, как он считает, завершаются мои важные размышления, определиться, как вести себя дальше".
Я принял достойную позу, и некоторое время мы сидели рядом и молчали. Потом я повернулся к тихо сидевшему рядом своему маленькому сыну и спросил его:
- Ну как дела тут твои идут?
Он радостно встрепенулся, услышав мой голос, повернулся и стал смотреть мне прямо в глаза. По его взгляду чувствовалось: он напрягался, но не знал, как ответить на мой простой вопрос. Потом всё же заговорил:
- Я, папа, не могу ответить на твой вопрос. Я не знаю, как идут дела. Здесь, папа, жизнь идёт. Она хорошая - жизнь.
"Надо как-то продолжать разговор, - подумал я, - нельзя упускать инициативу". И задал ещё один стандартный вопрос:
- Ну а как ты тут? Маму слушаешь? На этот раз он ответил сразу:
- Всегда с радостью слушаю, когда мама говорит. И дедушки когда говорят, мне интересно слушать. Я им тоже говорю, и они меня слушают. А мама Анастасия считает, что я много говорю, надо больше думать, говорит мама Анастасия. Но у меня быстро думается и говорить хочется по-разному.
- Как это, по-разному?
- Как дедушки, слова складывать друг за другом, как мама, как ты, папа.
- А откуда тебе известно, как я слова складываю?
- Мама мне показала. Твоими словами мама, когда начинает говорить, мне очень интересно становится.
- Да? Надо же... Ну а кем ты хочешь быть?
Он снова не понял этого самого обычного вопроса, который не раз задают взрослые детям, и ответил, выдержав небольшую паузу:
- Так я уже есть, папа.
- Понятно, что есть, но я имею в виду, кем ты хочешь стать. Когда повзрослеешь, что делать будешь?
- Я буду тобой, папа, когда вырасту. Доделывать буду то, что ты сейчас делаешь. - Откуда тебе известно, что я делаю? - Мама Анастасия мне рассказала.
- И что же она тебе обо мне рассказывает?
- Многое. Мама Анастасия рассказывает, какой ты... Как это слово... да, вспомнил, какой ты герой, мой папа.
- Герой?
- Да. Тебе трудно. Мама хочет, чтобы легче тебе было. Чтобы отдохнул ты в человеческих условиях, но ты уходишь туда, где очень трудно живётся многим людям. Потому уходишь, чтобы и там было хорошо. Мне очень горестно было узнать, что есть люди, у которых нет своей полянки и их всегда пугают, заставляют жить не так, как они сами хотят. Они не могут сами пишу взять. Им нужно... да, работать, так это называется. Они должны делать не так, как сами хотят, а так, как кто-то им скажет. И за это им дают бумажки - деньги, потом они эти деньги меняют на еду. Они просто немножко забыли, как по-другому можно жить и как можно радоваться жизни. И ты, папа, уходишь туда, где трудно людям, чтобы сделать там хорошее.
- Да? Ухожу вот... Надо чтобы везде было хорошо. Но как ты планируешь доделывать хорошее, как готовишься к этому сейчас? Надо же учиться.
- Я учусь, папа. Мне очень нравится учиться, и я стараюсь.
- Чему же ты учишься, какому предмету?
Он снова не сразу понял вопрос, но потом ответил:
- Всему предмету учусь. Как только разгоню её до скорости, как у мамы Анастасии, сразу пойму весь предмет или все предметы. Да, правильнее будет сказать, все предметы.
- Кого разгонишь до скорости как у мамы?
