- Да, братец, жаль, - сказал, вздохнув и покрутив усы, офицер, - как это ты выпустил из рук такую птичку?.. Ты бы проведал!
- Нельзя, mon cher: честное слово дал! Дядя, опекун: подумай, вышла бы история... повредила бы мне по службе.
- Ты бы мне сказал, - продолжал офицер, - я бы разделался с ним. Я бы показал, что значит обидеть моего приятеля! А ты! вот что значит не военный человек!
- Я, mon cher, и сам намекал ему на пистолеты, даже снял со стены и показал... да он искусно замял речь.
- Подлец! трус! - примолвил офицер, притопывая то той, то другой ногой...
- Какие всё ему достаются: барыни, да еще замужние! - заметил другой.
- И не показал, не познакомил, злодей! - сказал Вася. - Нет, я так в горничных счастлив. Какая у меня теперь... а!!
И он рассказал им какая.
- Славно мы живем! - примолвил один из молодых людей, - право, славно: кутим, жуируем! вот жизнь так жизнь! завтра, послезавтра, всякий день. Вон Губкин: ну что его за жизнь! Утро в департаменте мечется как угорелый, да еще после обеда пишет, книги сочиняет; просто смерть!.. чудак!
Иван Савич опять не знал, куда девать свое время, опять зевал, потягивался, бил собаку, бранил Авдея. Однажды он пришел в комнату Авдея и посмотрел в окно. Вдруг лицо его оживилось.
- Голубчик Авдей! - сказал он, - посмотри-ка, какая хорошенькая девушка там, в окне, и как близко: можно разговаривать!
- Не о чем разговаривать-то, - сказал Авдей.
- Какие глазки! - продолжал Иван Савич, - ротик! только нос нехорош. А беленькая, свеженькая - прелесть! Ты ничего мне и не скажешь! Узнай, чья она.
Авдей доложил, что она служит у знатной барыни.
- И девушка-то знатная! - сказал Иван Савич, - право! а?
- Не могу знать! - отвечал Авдей, - известно: девчонка!
- Послушай, порадей-ка мне у ней: поди скажи, что я и добрый, и...
- Полно вам, батюшка Иван Савич, Бога вы не боитесь... - заговорил он с убедительным жестом, - и я-то с вами сколько греха на душу взял.
- Ну! - сказал Иван Савич, - по-твоему, не пожуируй! Поди, поди, говорят тебе.
- Воля ваша, Иван Савич, гневайтесь не гневайтесь, а я больше не намерен.
- Что ж ты пыль не обтираешь нигде, дурак этакой! - сердито закричал Иван Савич, - это что? это что? а? У меня там везде паутина! Давеча паук на нос сел! Ничего не делаешь! А еще метелку купил! К сапожнику опять забыл сходить? Да ты мне изволь новые чашки на свои деньги купить: я тебе дам бить посуду! Что это за скверный народ такой, ленивый... никуда не годится!
Дня через два Ивану Савичу принесли новое платье. Он примерил и велел спрятать. Вдруг Авдей вышел на средину.
- А что, батюшка Иван Савич, - сказал он, - не будет ли вашей барской милости... то есть теперь у вас три сюртука... один-то уж старенький... Не пожалуете ли мне?
Он низко поклонился.
- Не намерен, - сказал Иван Савич сухо.
Авдей крякнул и пошел в переднюю...
На другой день он надел на себя серебряные часы, повесил бисерный снурок по всей груди и животу, взял в руки картуз с кисточкой и отправился радеть своему барину.
- Говорил, - сказал он через полчаса, вышедши на средину.
- Что ж ты говорил? - спросил Иван Савич.
- Что, мол, барин у меня и добрый, и хорошенький такой...
- Вот, хорошенький! Зачем же ты врешь?
- Что за вру! вы ведь хорошенькие!..
Оба молчали. Иван Савич гладил бакенбарды.
- Что ж ты не в моем сюртуке ходил к ней? оно бы лучше! - сказал Иван Савич.
- Да как я смею барский сюртук надеть?
- Ты возьми его себе совсем, тот, что просил у меня.
Авдей подбежал, согнувшись, и поцеловал у барина ручку.
- Что ж ты ей еще сказал?
- Что барин мой, мол, молодец: где ни завидит женщину, - тотчас влюбится! У него, мол, немало их было...
- Да кто ж тебя просил об этом говорить? Ну пойдет ли она теперь? Есть ли у тебя рассудок? а? Вечно, вечно подгадишь мне! Что ж она сказала?
- Что мне, говорит, до твоего барина за дело? Он, говорит, мне не ровня: что мне с ним знакомиться? Поди, говорит, отваливай.
- Вот еще! - ворчал Иван Савич, - не ровня. Как же бы это устроить? Ах, славно! выдумал! Часто ли она бывает тут у окна?
- Да целое утро всякий день вертится.
- Там она теперь?
- Там-с.
- Дай-ка мне свой серый сюртук.
- На что это вам?
- Дай, дай, я знаю на что. Ну что, впору ли? - спросил Иван Савич, надев сюртук.
- Коротенек. Да что вы хотите делать?
- А вот что: ты скажи ей, что у нас два человека. Ведь она меня не видала?
- Нет-с.
- Ну, я утром буду приходить на полчаса к тебе в комнату, будто убирать что-нибудь. Вот и теперь пойду. Дай мне сапог и щетку.
Иван Савич поместился у самого окна и стал чистить сапог. Авдей спрятался в простенок и прикрыл рот рукой, чтоб не засмеяться вслух, и качал головой.
- Вишь ведь лукавый догадал - чего не выдумает! - бормотал он. - Не так, не так, Иван Савич, на что подошву-то намазали ваксой? И сапога-то не умеет вычистить, а еще барин!
- Здравствуйте! - сказал Иван Савич девушке в окно.
- Здравствуйте! - сказала она и продолжала гладить, не поднимая глаз.
- Какие вы хорошенькие!
- Да не про вас!
- Как не про меня-с? Будто мы уж никуда не годимся? - сказал он. - Чем я хуже моего барина? Он такой худой!
- Всё ж он барин, какой бы ни был! да мне и до него дела нет, отвечала она и посмотрела на него.
Он послал ей поцелуй. Она улыбнулась и показала ему утюг.
- Как же! не хотите ли вот этого? - сказала она, - как раз обожгу.
- Да вы уж и так обожгли меня глазками.
- Этак она догадается, - шептал Авдей, увлекшийся невольно на этот раз интересами своего барина, которым в другое время противился, - вы больно мудрено говорите-то.
- Можно мне к вам в гости прийти? - спросил Иван Савич.
- Зачем? У нас есть свои.
- Да есть ли такие, как я?
Иван Савич указал на бакенбарды.
- Может, и получше есть.
- Ну, вы пожалуйте ко мне.
- Вот еще! С чего вы это взяли? - сказала обиженным тоном девушка. Прощайте: некогда мне с вами из пустого в порожнее переливать. Барыня ждет: она у меня там без юбки сидит!
- А кто ваша барыня?
- Известно, баронесса.
Она схватила юбку и понесла было.
- Да постойте же! куда вы? - сказал Иван Савич.
- Нечего стоять; и вы-то чистите не чистите сапог. Смотрите, выйдет барин: он вас за ушко да на солнышко. Так-то!
- Вы будете завтра тут? - спросил Иван Савич.
- А вам что за дело?
- Так; я бы покуражился с вами.
- Буду так буду, не буду так не буду: сами увидите! - сказала она скороговоркой и, как мышонок, побежала по лестнице, почти не дотрогиваясь до ступеней.
- Милашка! у! - нежно крикнул ей вслед Иван Савич. - Авдей! а?
- Не могу знать!
Авдей тряхнул головой.
- Пожалуйте-ка, добро, сапоги-то, - сказал он, - вишь, всю подошву вымазали, да и окно-то у меня перепачкали. Ну вас тут совсем!
В следующие дни, в условленный час, оба бывали на своих местах. Иван Савич всё мазал подошву сапога, к великому соблазну Авдея, который нарочно для этого давал ему постоянно один старый и худой сапог. Маша тоже гладила долго одну и ту же юбку. Так продолжалось с неделю. Однажды вечером, когда баронесса уехала в театр, а, по словам Ивана Савича, барина его не было дома, Маша тронулась его нежностями и как тень, в платочке a la Fanchon, мелькнула по двору и явилась в комнате Авдея.
- Наконец ты у меня в гостях! - начал Иван Савич свою обычную фразу, с некоторыми вариянтами, - ужели это правда? не во сне ли я вижу?
Она с трудом согласилась пойти в другие комнаты и при малейшем шуме трепетала как лист, опасаясь приезда барина.
- Как я счастлива! как я счастлива! - твердила Маша, - вы такие... такие... вы сами словно как барин! Какой у вас славный жилет! уж не барский ли?
- Да, барин подарил. Авдей! - закричал он, забывшись, - подай чаю!..
- Что вы это? как вы на него кричите! - сказала Маша.
- Авдей Михайлыч, - сказал Иван Савич, спохватившись, - уважь нас: чайку поскорее. Ведь я барский камердинер, - примолвил он, обращаясь к Маше, - ну так Авдей и угождает мне. В другой раз замолвлю за него доброе словцо.
- А! вы камердинер! - значительно сказала Маша, - вот как!
Уже прошло недели три, как Маша частенько прокрадывалась к своему возлюбленному. Иван Савич лежал обыкновенно на барской кушетке, как он говорил Маше, а она сидела подле него в креслах и болтала без умолку или жевала что-нибудь. Горничные вечно что-нибудь жуют или грызут. В карманах их передника всегда найдете орехи, изюм, или половинку сухаря, оставшегося от барынина завтрака, или бисквиту, вафлю, залог нежности какого-нибудь повара. Иван Савич не находил более предмета для разговора с ней. Он уж пересказал ей все анекдоты, которые рассказываются только мужчинами друг другу за бутылкой вина или горничным, и говорить больше было нечего.
- Ну скажи что-нибудь еще, - говорила однажды Маша. - Ты так смешно рассказываешь.
Иван Савич зевнул.
- И нынче конфекты да сливы: я лучше люблю яблоки, - продолжала Маша болтать, доедая сливу. - А это ведь, чай, дорого: неужели тебе барин столько денег дает? Это съешь, словно как ничего - и не попахнет, а после яблоков долго помнишь, что ела. Я могу целый десяток яблоков съесть, право!
