- О, если бы, - он рыдал, - у меня был кто-нибудь, чтобы позаботиться обо мне!..
Миг или два успели пройти, прежде чем молодая дама смогла понять, что происходит: Адольф на свой собственный странный манер занимается с ней любовью. Его руки обвивали её колени, их объятия становились все сильней. С максимальной деликатностью, на которую она была способна, Хелена оттолкнула его в сторону.
- Послушайте, это не поможет, - сказала она своему кавалеру, будто плачущему малышу.
Гитлер шатался, его руки висели как плети, он казался обессиленным, когда вновь сел на софу. Но она вела себя совершенно спокойно. Наверное, больше всего ей хотелось по-женски его утешить, но, как светская дама, она не могла рисковать и должна была отвергнуть его патетическое притязание. Поэтому Хелена сделала вид, будто ничего не произошло, и просто спросила:
- Почему же тогда вы не женитесь? Ведь, конечно...
Он разрыдался, прерывая ее:
- Я никогда не смогу жениться. Моя жизнь посвящена моей стране!
Взрыв эмоций заставил её замолчать. Она вспоминала другие случаи, когда он проявлял к ней необычайное внимание...".
Но в этом семействе была ещё одна дама - сестра Путци, - Эрна, о которой Адольф Гитлер писал:
"Однажды в Хоф-отеле Байрейта собралась толпа женщин: все удивительные, все в бриллиантах; но тут появилась одна дама, красота которой заставила всех остальных поблекнуть в сравнении с ней. На ней не было бриллиантов. Это была Эрна Ханфштенгль".
В тот день, когда Эрна в первый раз ждала к себе в гости нацистского лидера, она приготовила на ланч омлет и салат, которые, как она знала, должны были ему понравиться:
"Мне удалось получить от одного друга из деревни несколько яиц, вспоминала Эрна, - и наскрести достаточно жира, чтобы его приготовить. У нас было так мало всего в те дни. Но я слышала об этом мужчине и хотела произвести на него впечатление, поэтому сделала все, что могла".
В тот день он пришел в её мюнхенские апартаменты, но был сдержан и подозрительно насторожен. Однако после еды Адольф несколько расслабился.
Эрна продолжает:
"Я помню, мы говорили очень много, главным образом о политике, он был чрезвычайно интересен. Гитлер не показывал и тени нетерпения, когда я высказывала ему свои взгляды. И, надо признать, он совершенно не пугал меня, понимаете, я была испорченная девочка, красавица. И я происходила из большого дома, где было четырнадцать слуг, лошади и английская гувернантка. Когда я впервые встретила его, то подумала: "Вот молодой человек, получивший диплом за хорошую учебу, подобно многим другим из простых семей. Только и всего... Я не думаю, что он слушал женщин так, как мужчин. Я узнала также, что он стал ненавидеть евреев, когда жил в Вене. Конечно, в то время венское общество находилось под их господством: их женщины имели лучшие бриллианты, наилучшие меха и духи. Было нетрудно не любить их. Мы же в Германии оказались страшно бедными. Такие, как я, не имели нижнего белья и часто располагали только одним заношенным платьем. А у бедняков вообще не было одежды. Они не могли даже послать своих детей в школу. Никто в Англии никогда не поймет, как мы тогда страдали... Когда я думаю об этом времени после войны, то спрашиваю себя, чем мы тогда действительно жили? Не было ни картошки, ни хлеба, ни яиц, ни жиров в достаточном количестве, ни мяса... Это просто ужасно. И мы думали ещё о миллионах наших брошенных солдат, у которых ничего не было за плечами: ни продуктов, ни работы. Это действительно страшно. И мы очень хорошо понимали, что нам говорил Гитлер. Он предлагал всем тем, кто не имел ничего, шанс получить по меньшей мере корочку хлеба, молоко для детей и, возможно, даже какую-то работу. Таков он был, небольшой забавный человечек, ничего больше. Немного ниже меня ростом и очень худой в то время. Потому что у него тоже не хватало еды. Но он имел смелость предложить нам надежду, и ради этого каждый готов был идти за ним.
И я, конечно, оказалась права, - продолжает вспоминать Эрна, - Гитлер был бедной личностью, с которой плохо обходились. И именно это обеспечивало ему успех у женщин. Когда женщина видит, что мужчина беден и нуждается, она хочет защитить его. Часто она готова дать ему все. Знаете, католички молились, заказывали мессы о спасении души Гитлера, потому что думали, что он находится в руках демона-разрушителя, который заставляет его творить страшные вещи. Они хотели спасти его, потому что были женщинами!
Он не мог заниматься любовью ни с одной женщиной, разве что в извращенной, перверсивной форме. И ее-то разделила с ним Ева Браун, которая была просто маленькой продавщицей. Она стала добровольным партнером его актов садо-мазохизма".
Наблюдательная Эрна, сама не раз присутствовавшая на публичных актах Гитлера, настойчиво подчеркивает:
"Так много женщин оказалось жертвами его политики. Он, как кажется, возбуждал в них странный трепет, граничащий с экстазом. Это состояние легко могло привести к саморазрушению, но оно ощущалось как высшее удовлетворение страсти. Человек, который работал уборщиком в Мюнхене во времена Гитлера, говорил мне, что после речей, произнесенных фюрером, много мест, на которых сидели дамы, нуждались в уборке. Оглушенные бешеным возбуждением, эти женщины не могли больше контролировать свои мочевые пузыри. "Иногда весь фронтальный ряд, где сидели женщины, нужно было досуха вытирать губкой", говорил мне этот человек".
Была ли Эрна любовницей фюрера?
Тонкая и злая наблюдательница, Белла Фромм, корреспондент одной немецкой газеты, писала:
"О Гитлере говорят, будто он осаждает Эрну своими ухаживаниями в то время, когда её штатный любовник-хирург, профессор Фердинанд Зауэрбух, читает лекции в Мюнхенском университете. Но Эрна не захочет давать отставку хирургу - это кажется ей меньшим риском..."
У Эрны Ханфштенгль было много любовных афер с высокопоставленными партнерами, но о её самой блестящей победе говорить не полагалось. Адольф восхищался красавицей Эрной, блондинкой с огромной копной волос. Она одевалась провоцирующе: простая маленькая белая юбка и блузка, но никаких украшений или накрашенных ногтей. В её профиле, светлых, тициановского оттенка волосах, зачесанных на верх от бледного лба, в расположении глаз, изгибе теплого рта и коже, подобной полированной слоновой кости, было нечто такое, что привлекло фюрера.
Через много лет после его гибели Гитлера Эрна говорила:
"Он не был совершенно нормальным. Это правда. Мне всегда казалось, что это его самая большая проблема. Видите ли, его перверсия была просто страшной. Любил ли он Еву Браун? Я сказала бы "нет", определенно - "нет"! Но он был ей благодарен. Потому что оставался одинок. А эта простоватая, без сложностей девица стала для него просто подушкой... Гитлер единственный мужчина в её жизни. Это несомненно. Она была девственницей, пока не встретила его. Он также происходил из простого дома, имея самое поверхностное образование и никакого реального тренинга. Он чувствовал, что находится, и действительно находился, в крайне невыгодной ситуации. Он нуждался в ней так же, как она в нем".
УБИЙСТВО МОЛОДОЙ ЛЮБОВНИЦЫ
Гели Раубаль родилась 4 января 1908 года. Она была вторым ребенком Ангелы Гитлер, сводной сестры Адольфа Гитлера, и Лео Раубаля.
В доме своего дяди, Гитлера, в Мюнхене Гели появилась в сентябре 1929 года. Ее мать служила экономкой у фюрера. 40-летний "дядя Альфи" сам назначил себя попечителем и защитником Гели, поселив в комнате по соседству с собственной спальней.
Гели совсем не отвечала вкусам Гитлера. У неё были жгуче-черные волосы и овальное славянское лицо. Высокая, стройная девушка, говорившая с милым венским акцентом, не казалась ни раздражительной, ни истеричной. Она была на 19 лет моложе своего дяди и примерно в том же возрасте, в котором его мать вышла замуж за его отца - тоже своего дядю. Такие "совпадения" завораживали Гитлера. Он просил Гели называть себя "дядя Альфи", а сам всегда обращался к ней: "моя племянница Гели", подражая собственным родителям, которые звали друг друга "дядя" и "племянница".
Накануне гибели Гели в её апартаментах слышали приглушенный шум и возбужденные голоса. Утром 18 сентября 1931 года, в субботу горничная Адольфа Гитлера Анни Винтер обнаружила, что комната Гели заперта изнутри. На сначала осторожный, а затем все более и более настойчивый стук никто не ответил. Когда муж Анни выбил дверь, они увидели, что Гели Раубаль лежит на полу мертвая. Ее светло-голубая, вышитая алыми розами ночная рубашка пропиталась кровью. Рядом валялся пистолет её дяди - "вальтер" калибра 6,35 мм.
Пуля прошла мимо сердца, и девушка медленно истекла кровью. Для всех, кто её знал, это самоубийство было необъяснимым. Накануне вечером Адольф отправился в очередное пропагандистское турне по Германии. На прощание Гели помахала ему с балкона. Мать должна была приехать к дочери только в понедельник, двадцатого. За ней следила партийная полиция - по личному распоряжению фюрера, безумно ревновавшего свою племянницу.
