и обрываем вишню, под которой идет пир. В 1972 году вишня созрела необычайно рано. Она нам и нужна то не была, но из принципа нарвали целую коробку из-под торта. Через час мы лежали на траве, в прогоне между моим домом и бараком, маясь животами.
Не спешите думать, что праздник на этом заканчивался; ничего подобного. Через час – полтора, толстый и вечно полуголодный «Пряник» поднимался и шел высвистывать Виталика из дома; смывался из-под опеки Лешка, подходили другие ребята и вся компания мчалась в сад подсобного хозяйства. Виталик был нужен для того, чтобы нас не прогнали ненароком. В саду, насобирав клубники, а также из глупости недозрелый «белый налив», возвращались назад, продолжить пиршество, уже в более широкой компании. Но и это еще не конец. Ближе к вечеру сдали пустую посуду в «Кабаре», где нам налили трехлитровый бидончик лимонада…
Наступила эра мопедов и мотоциклов. Нам с братом мототехника не «светила», по скромности доходов семьи, а «Бубновый Король» так и не завел своего мопеда по другой причине. Его отец, Михаил Дмитриевич, считал, что велосипед гораздо более полезное изобретение.
Тогда же мы усовершенствовали самодельные заводные машины и тракторы, изобретенные совместными усилиями годом раньше. Большинство деревенских ребят посмеивались над нами:
– Дураки здоровенные, вам по девкам бегать пора, а вы в машинки играете.
Между тем, у молодого Виталика обнаружился еще один дар – он довел тракторные и автомобильные модели почти до идеала. Его гусеничные и восьмиколесные, с полным приводом агрегаты, преодолевали любые препятствия и превосходили по всем статьям заводские изделия.
То, рекордно жаркое лето навсегда запомнилось огромными спелыми яблоками, ежедневными купаниями, пересохшей речкой и рыбалкой, о которой можно слагать легенды.
Речка распалась на мелкие водоемы, бывшие омутами прежде. Рыбу, в основном огольцов, таскали ведрами. Попадались и караси со щучками, плотва и пескарики. Настырный Виталик неутомимо носил ведерко за ведерком, а так как рыбы стало бессмысленно много, ей кормили уток, кур и голубей. В пруд запустили по весне карпов, но решили их до конца августа не ловить, а мелкая рыбешка, которую у нас называют сигальга, расплодилась несметно. Виталик опускал двуручную корзину под воду, стоя в ней по пояс и крошил хлеб на поверхности. Приплывала огромная стая этой мелюзги. После поднятия корзины, в ней оказывалось от сотни и более рыбешек. Жара стояла такая, что после засолки, эта сигальга высыхала полностью за четыре часа.
Цена картошки на рынке подскочила сразу в пять раз, с десяти до пятидесяти копеек за килограмм. Августовскими ночами Митька Ряжнов водил боевую дружину картофелекрадов из барака на поля птицефабрики, что раскинулись за прудом. Поля интерната старались не трогать, ибо знали – при коммунизме местного разлива (не путать с всеобщим) дадут и так.
Днем постоянно барражировали в небе самолеты и вертолеты, через громкоговорители маловнятно вещающие о недопустимости разведения костров. Дым от повсеместных торфяных и лесных пожаров делал воздух полупрозрачным. Запах гари особо чувствовался по вечерам…
Ближе к осени открылась Мюнхенская олимпиада, которую едва не закрыла организация «Черный сентябрь» своей террористической атакой. Сборная Израиля погибла в полном составе, но игры, после долгих размышлений решили не отменять.
Олимпиада, по своим результатам получилась одной из лучших. Семь золотых медалей завоевал американский пловец Марк Спиц, усатый уроженец Гавайев. В легкой атлетике блеснул Валерий Борзов, который уверенно, с хорошим преимуществом опередил всех в спринте, на дистанциях 100 и 200 метров, а также вывел в эстафете 4х100 метров сборную Советского Союза с пятого на второе место. Виктор Санеев сделал золотой дубль, после Мехико. Отличились многие.
Команда ФРГ готовила своего штангиста тяжеловеса Рудольфа Манга, который и вправду стал показывать выдающиеся результаты, дать бой Василию Алексееву – грозному русскому богатырю. Шумиха в немецкой прессе была велика.
Василий не «подкачал». Рудольф Манг закончил соревнования с прекрасным результатом, который очень бледно смотрелся на фоне достижений Алексеева.
Егорьевск переживал отдельно за своего земляка Славу Лемешева, который также не подвел команду и страну…
За грибами ходили еще в октябре, теплом, после летней жары и грибовар Лука Иванович лениво и уверенно обманывал ребят на приемном пункте, давая не более трети цены от принесенного.
В ноябре забрали в армию Витьку Сионова – известного местного строителя аэросаней, будущего моториста и инженера. С тех пор на заснеженных полях не появлялась эта диковинка.
Как-то на зимние каникулы, Виталик прогуливался по морозной улице. Из дома Васьки Лохмача раздавались громкие, но невнятные вопли. Любопытный сын агронома, три раза прошел мимо, прислушиваясь. Он разобрал лишь «помогите» и еще пяток слов матом.
В борьбе интереса с сомнениями, победил интерес и привел его, преодолевая робость, в жилье Лохмачей.
– Король! Ну что ты такой бестолковый! Я бебя давно увидел и кричу, а ты, как осел ходишь туда-сюда…
– Я не понял, дядя Вася, что ты меня зовешь.
– Видишь, ногу я себе прибил. Это Таракан виноват – сухой березовый брусок подсунул, а в него гвоздь никак5 не забить. Перегородку я делаю, думал под дверь брусок поставить, он, гад такой твердый, что гвоздь загнулся и мне в ногу вошел.
Стандартный брусок 50х100 мм, стоял прибитый только снизу, сквозь ботинок к полу.
Кусок гвоздя «двухсотки» блестел между ботинком и стойкой.
«Бубнового» слегка замутило. Сказалось его свойство теряться в сложных ситуациях.
– А что делать то, дядя Вася?
– Беги домой за отцом, он поможет.
– Отец на работе, дома только мать.
Лохмач, разя перегаром, проворчал:
–Что от тебя, что от твоей матери толку не будет. Слетай-ка ты за моей женой на работу, да пусть бинты с йодом не забудет…
Виталик довольно скоро нашел санитарку тетю Машу и сбивчиво объяснил в чем дело. Та всплеснув руками, спросила:
– Крови много?
– Не знаю, не видел.
Через полчаса она дубасила мужа березовым бруском, правда, бида не со стороны гвоздя.
– Дуралей пьяный, у меня чуть сердце не остановилось, я думала совсем беда, а он ногу деревянную прибил.
Васька лохмач неловко уворачивался, растерянно бормоча:
– То-то я гляжу, не больно совсем…
История эта не выдумана и даже не является зарисовкой, а, скорее фотографией фактического происшествия, вошедшего в уличные анналы. Нет в моем произведении выдуманных лиц и ситуаций; более того, некоторые мои друзья и знакомые упрекают меня в излишнем натурализме. Я же, по простоте душевной, считаю интересный натурализм, гораздо лучше скучного вымысла.
…Коммунизм медленно начал сдавать свои позиции в стране. Нет, риторика не изменилась, изменились люди, а стареющее руководство продолжало гнуть свою линию, но с каждым годом все более робко. Малейшие ростки нужного и нового мгновенно затаптывались, расцвели пышным цветом формализм, карьеризм и кланово-семейный протекционизм.
По лету, строили пристройку к дому Королевых, с южной стороны, ближе к клубничным грядкам. Виталик и я сидели на бревнах и
