в город приходят сотни таких, как она. При ней не найдено ничего ценного. Убийцей мог быть такой же бродяга. Мотивом – месть.
Или вор. Мы его поймаем.
Нас отпустили. Миновав двор, мы подошли к такси. Я помог моим дамам сесть в машину.
– Английские чайные, – сказал я водителю.
Я взглянул на часы. Время было рассчитано правильно. До подхода остальной группы мои учительницы могли спокойно посидеть за чашкой чаю.
Когда мы прибыли на место, я расплатился с шофером, проводил женщин в английскую чайную и усадил за столик в углу.
– А теперь, – сказал я, – вы можете расслабиться.
Единственным ответом на мою дежурную улыбку послужили натянутые кивки.
Я вышел из чайной и направился по виа Кондотти в сторону бара. Мне было необходимо выпить. Перед моими глазами стояли заостренные смертью орлиные черты убитой женщины. Убитой из-за того, что я вложил ей в руку десять тысяч лир.
Теперь я был уверен, что не ошибся. Прошлой ночью она узнала меня и назвала Бео, когда я бежал через улицу. Я не видел ее больше двадцати лет, но это была Марта.
Когда полицейские расспрашивали учительниц, я мог бы заговорить. Мне давали такую возможность. Они спросили, была ли женщина на церковной паперти, когда мы возвращались в отель. Момент был самый подходящий.
– Да, – мог бы сказать я. – Да, я дошел до конца улицы и она была там. Я подошел и вложил ей в руку десятитысячную ассигнацию.
Я представил себе удивление, мелькнувшее в глазах полицейского.
– Десятитысячную ассигнацию?
– Да.
– Который был час?
– Вскоре после полуночи.
– Вас видел кто-нибудь из вашей группы?
– Нет.
– Деньги принадлежали вам или "Саншайн Турз"?
– Я их только что получил. В знак признательности.
– Вы имеете в виду чаевые?
– Да.
– От одного из ваших клиентов?
– Да. Но если вы его спросите, он откажется.
Здесь полицейский попросил бы дам удалиться, и дальнейший допрос продолжался бы в более жестком тоне. Я не только не мог представить свидетеля, видевшего, как одинокий варвар дает мне деньги, но не мог даже привести убедительный в глазах полиции мотив такого подарка. Получалась какая-то бессмыслица.
– Вы говорите, что вспомнили алтарный образ, который напугал вас в детстве?
– Да.
– И поэтому вложили десять тысяч лир в руку незнакомой женщины?
– Это произошло очень быстро. У меня не было времени подумать.
– Полагаю, у вас никогда не было ассигнации достоинством в десять тысяч лир. Вы выдумали всю эту историю, так как считаете, что она обеспечит вам алиби.
– Какое еще алиби?
– Алиби на момент убийства.
Я расплатился за выпивку и вышел на улицу. Начался дождь. Справа и слева от меня, словно грибы, раскрылись зонты. На меня натыкались девушки с забрызганными ногами. Застигнутые врасплох туристы толпились в дверях зданий. Мои учительницы уютно расположились в английской чайной. Погода нарушила все дневные планы, и мистеру Хайрэму Блуму придется собрать свою группу на Форуме и препроводить ее к Беппо и автобусу.
Я поднял воротник пальто, надвинул шляпу на глаза и, петляя по боковым улочкам, направился на виа дель Тритоне в римскую контору "Саншайн Турз".
Было около четырех часов, и, если повезет, я мог застать своего приятеля Джованни за рабочим столом, хоть он и любитель продлить обеденный перерыв.
Мне повезло. Джованни оказался на своем рабочем месте в дальнем углу комнаты и, как всегда, разговаривал по телефону. Увидев меня, он в знак приветствия поднял руку и указал на стул. Контора была почти пуста, если не считать нескольких туристов, которые нетерпеливо напирали на барьер в центре комнаты, требуя переноса заказа, замены номера в отеле и так далее.
Джованни положил телефонную трубку, пожал мне руку и улыбнулся.
– Разве ты не в Неаполе? – спросил он. – Хотя нет, что я говорю.
Неаполь – завтра, к счастью для тебя и твоей маленькой компании. Рим с каждым днем становится все невыносимее. Удачная поездка?
– Так себе. Но жаловаться не приходится. Варвары и говяжьи туши. Народ довольно славный.
– Хорошенькие девушки?
– Кровяное давление не поднимут. Кроме того, где взять время?
Поработай, как я, групповодом.
Он рассмеялся и покачал головой:
– Так чем я могу быть тебе полезен?
– Джованни… Мне нужна твоя помощь. У меня неприятности.
На его лице появилось сочувственное выражение.
– Я хочу, чтобы ты нашел мне замену для поездки в Неаполь.
– Абсолютно невозможно, – взорвался Джованни. – Здесь у меня никого нет. К тому же центральная контора…
– Центральной конторе знать необязательно. Во всяком случае, не сразу.
Джованни, ты уверен, что никого нельзя раскопать? А если бы у меня случился аппендицит?
– У тебя аппендицит?
– Нет, но если это поможет, я могу его придумать.
– Не поможет. Говорю тебе, Армино, я ничего не могу сделать. У нас нет замены, никто в конторе не слоняется без дела только потому, что тебе понадобился отпуск.
– Джованни, послушай. Отпуск мне не нужен. Я хочу, чтобы ты поставил меня на северное направление. Разумеется, временно.
– Ты имеешь в виду Милан?
– Нет… Подойдет любой тур в сторону Адриатики.
– Для Адриатики слишком рано, и тебе это известно. Раньше мая на Адриатику никто не ездит.
– Ну, тогда не обязательно автобус, сойдет индивидуальный клиент, желающий посетить Равенну, Венецию.
– Для Венеции тоже слишком рано.
– Для Венеции никогда не рано. Джованни, прошу тебя.
Он стал рыться в бумагах, которые лежали перед ним на столе.
– Ничего не обещаю. Может, завтра что-нибудь и подвернется, но времени почти не осталось. Завтра в два часа дня ты уезжаешь в Неаполь, и если мне не удастся сделать двойной ход, ничего не выйдет.
– Знаю-знаю, но постарайся.
– Наверняка женщина?
– Конечно, женщина.
– А подождать она не может?
– Скажем так – я не могу ждать.
Он вздохнул и снял телефонную трубку.
– Если будут новости, я сообщу в "Сплендидо", чтобы ты мне позвонил.
Чего не сделаешь для друзей…
Я вышел от Джованни и направился в английскую чайную. Дождь перестал, и запоздалое солнце изливало лучи на головы прохожих. Если Джованни не найдет мне замену, все равно придется что-то предпринять. Я сделал шаг. Но куда?
Этого я не знал. К умиротворению усопшей или к собственной совести? Все же я мог ошибиться и убитая женщина – не Марта. Если это так, то, хоть я и считал себя невольным соучастником убийства из-за того, что вложил ей в руку десять тысяч лир, я неповинен в другом, более тяжком грехе. Если же это Марта, то нет, повинен. Возглас "Бео" делал и меня убийцей, таким же
