позволишь поставить пластинку?
— Ставь!
У него была причудливая мания. Он заявлял, что может размышлять только под оркестр Эллингтона, что он вырос и сформировался в эпоху радио и для максимальной работоспособности его мозг требует музыки. Нарцисс отошел к большому автоматическому радиофонографу слева от двери, зарядил стопку пластинок, закрыл крышку и вернулся, с удовлетворением потирая руки.
— Так можно хотя бы думать о том, что делаешь, — сказал он. — Ну вот. Первое: Эллен жила не затворницей.
— Думаешь, какой-нибудь ревнивый ухажер?..
— Это надо проверить. Похоже, ее личная жизнь была весьма… хм… весьма насыщенной. Она трижды разводилась.
— А может, ее личная жизнь была, наоборот, весьма скудной, — с горечью возразил я.
Нарцисс бросил на меня пронзительный взгляд и налил еще порцию виски.
— Выпей, — предложил он. — Я не смогу ничего тебе сказать, пока ты будешь в таком состоянии. Ты должен перестать думать об Эллен Брейстер, которую ты знал когда-то. Я тебе помогу.
Он пошарил в конверте и достал из него другую фотографию.
— Вот, это она в «Родео» за восемь дней до происшествия.
Типичная фотография в ночном баре, которую делают со вспышкой и через десять минут продают за два доллара. На ней я увидел полную суровую женщину, с бриллиантовым колье и в изрядно, даже, увы, излишне декольтированном платье. Она держала бокал и делано улыбалась своему кавалеру, невзрачному альфонсу с маленькими усиками и копной черных волос. Я долго ее рассматривал.
— Обалдеть можно! Неужели я тоже так изменился?
Нарцисс засмеялся, и кларнет Джимми Гамильтона {36} причудливо подхватил выплеск его веселья.
— Нет, — заверил он. — Ты сохранился лучше. И, исходя из этого, должен понимать, что у твоего переживания нет предмета приложения. Эллен Брейстер, которую ты помнишь, не умерла. Она все еще с тобой, в твоей голове. Ну, в общем, где-то… Там, где все и сохраняется, как объясняют некоторые. Она жива — живее не придумаешь — и никогда не постареет. А нас теперь должны занимать, если это тебя по-прежнему интересует, поиски субъекта. Субъекта, который из этой женщины, — он показал на фотографию в моей руке, — сотворил такой ужас. — Он ткнул в отложенную мной фотографию. — Вне зависимости от любых сентиментальных соображений, я полагаю, что сие заслуживает наказания.
— Согласен. Я — с тобой.
— Прекрасно. Теперь следующее.
Его ловкие пальцы вновь зашарили в конверте с фотографиями. Он протянул мне отпечаток 18×24. Меня передернуло. Затем я всмотрелся. Тем временем Нарцисс наполнил мой стакан в третий раз.
— Нарцисс… Но это уже не она… Что это?
— Переверни фотографию.
Я перевернул и прочел. Беатриция Дрискоул, 7 июля 1950 год. Саус-Форест.
На этот раз я, наверное, позеленел. Мне понадобилось кресло. Оно оказалось как раз за мной. Я схватил стакан, вмиг осушил его и осел. Алкоголь, вызвав приступ кашля, продрал горло, затем обжег желудок и весьма кстати напомнил об истории юного спартанца с лисенком {37}…
— Ну же, Фрэнки, — удивился Нарцисс. — Надеюсь, ты не будешь здесь у нас падать в обморок. Тебе наверняка довелось на это насмотреться в районе севернее тридцать восьмой параллели {38}. Иначе для чего вас туда отправляли? Играть в шары?
— Нарцисс, ты что, издеваешься?! Это правда? Ведь эту Беатрицию Дрискоул я тоже знал. Уже после Эллен. Намного позже. Это была вторая женщина в моей жизни. Понимаешь?
Если у мертвой селедки есть характерный взгляд, то взгляд Нарцисса был именно таким. Он замер, помолчал, а затем обронил слово, которое не входит в изученный словарный запас селедки, даже мертвой.
— Бля…
Убивец вновь обрел водянисто-рыбье выражение лица и устремил взор очень далеко за горизонт, скажем для простоты, куда-то в сторону Токио. И повторил:
— Бля… Хм… И впрямь поразительно.
Да. Иначе и не скажешь.
Беатриция Дрискоул… Беатрис… Бэби… Я познакомился с ней через несколько лет после Эллен. Мне было лет девятнадцать-двадцать, и я начинал подумывать о военной карьере… С футболом я уже накачал все, что было можно… Все парни мечтали пофлиртовать с Бэби. Она была заводилой чирлидеров [3] нашего колледжа, но по широте души не гнушалась гульнуть и с каким-нибудь блуждающим полузащитником. Бэби… Она заводила меня в пустые раздевалки, я робел, но она действовала умело. И сноровисто. Она была самой гибкой гимнасткой Блэк-Ривера.
— Как она умерла? Опять пуля тридцать восьмого калибра?
— Нет. Сильный удар по затылку. Орудие не нашли. Идентичные ожоги. Зрелище не из приятных, да?
Тут мне в голову пришла одна мысль: я подумал об усатом альфонсе, который улыбался Эллен на фотографии. Вопрос я задал с трудом.
— Брось, — ответил Убивец. — В Блэк-Ривере его знают все. Мелкий мошенник, никчемный тип, скорее глупый, чем опасный. Единственная связь между двумя барышнями — это ты.
Маховики в моей голове закрутились с бешеной силой. Колледж остался далеко в прошлом. С тех пор прошло две войны. Но, оказывается, не я один всерьез интересовался Эллен и Беатрис.
— Подожди, Нарцисс. У меня есть подозреваемый получше. Француз с непроизносимой фамилией. Поль Морис Гилен {39}.
— Мне она кажется вполне произносимой…
Нарцисс записал имя и фамилию в блокнот, не сделав ни одной ошибки.
— И какая связь?
— Он ублажал девчонок сентиментальными стишками. И самое противное: это срабатывало почти всегда. Он переспал с Эллен, Беатрис и уймой других… Даже перечислять не хочется.
— Красивый парень?
— Да, ничего. Брюнет с зелеными глазами и загадочным видом. Очень раздражал своим французским акцентом, в подражание Морису Шевалье {40}, и своей мнимой значимостью.
— А с Умой Бронстин он тоже переспал?
— Эммой Бронстин?
— Умой. Это имя тебе ни о чем не говорит?
— Совершенно ни о чем.
На радиофонографе заиграл следующий диск. Нарцисс встал и легко, чуть ли не пританцовывая, направился к высокому стеллажу с выдвигающимися папками, одна из которых, на третьем уровне, оставалась пустой.
Мой взгляд упал на страницу газеты «Курриер». Вскоре «Доджерс» предстояло встретиться с «Янки», и всем не терпелось увидеть, что именно Джеки Робинсон {41} может сделать против ньюйоркцев. Все-таки в матче такого уровня чернокожий играл впервые. На эту дружескую встречу на стадионе «Батон-Руж» все билеты были уже проданы. Кто сказал, что зимой бейсбольные матчи бессмысленны? Для бейсбола необязательно чувствовать запах травы, подставлять плечи под солнечные лучи и пить свежее пиво, выкрикивая имена игроков. Это так, к слову {42}.
Нарцисс достал еще один желтый конверт из крафт-бумаги. Сел напротив меня. Как всегда, плавно. Даже грациозно. И разложил на столе очередную серию снимков.
