– Делаю это потому, что ее величество была вовлечена вами в обман; вы уверили ее, что кондиции, подписанные ею в Митаве, составлены с согласия чинов государства, но это было сделано без нашего участия и ведома! Ваше величество, – обратился он к императрице. – Благоволите учинить на челобитной свою резолюцию.
Он взял из рук Татищева челобитную и, поднявшись по ступеням трона, коленопреклоненно подал ее императрице.
– Вашему величеству лучше удалиться в кабинет, – раздался спокойный и властный голос Василия Лукича, – и там вместе с Верховным советом спокойно обсудить шляхетскую челобитную.
Анна растерялась. Она боялась ослушаться Верховного совета. Она не решалась взять из рук Черкасского челобитную и не находила слов ответить Василию Лукичу.
– Теперь нечего рассуждать, сестра, – решительно произнесла герцогиня Екатерина, стоявшая за креслом императрицы, – надо подписать!
Она вырвала челобитную из рук Черкасского и положила на колени Анны. В ту же минуту она вынула из кармана маленькую чернильницу в виде флакончика духов и перо.
– Пусть это падет на меня, – добавила она. – Если надо за это заплатить жизнью – я первая приму смерть!
Как в тумане, Анна взяла из рук сестры перо и написала на челобитной: «Учинить по сему».
Василий Лукич кусал губы. Дмитрий Михайлович был сильно взволнован.
– Это что же! – сказал он стоявшему с ним рядом брату – фельдмаршалу. – Они решают, помимо нас? Что же мы?
– Нас, кажется, обыграли, – мрачно ответил фельдмаршал.
Крики и шум возобновились снова. Императрица сошла с трона и удалилась во внутренние покои.
Оживленно переговариваясь, офицеры и шляхетство направились к выходу, но в эту минуту появился Семен Андреевич Салтыков и объявил желание императрицы, чтобы шляхетство немедленно обсудило поданное ей прошение и в тот же день представило бы ей результаты своих совещаний.
Было ясно, чего хотела императрица.
Вместе с тем Салтыков передал членам Верховного совета приглашение императрицы к столу.
– Кажется, мы арестованы, – с горькой усмешкой произнес Дмитрий Михайлович.
Шастунов, Макшеев и Дивинский остались среди офицеров в зале; Шастунов относился ко всему апатично. Издали он видел в толпе знатнейшего шляхетства своего отца, но ничто не шевельнулось в его душе. Дивинский был в большом волнении, Макшеев сосредоточен. Несмотря на свое легкомыслие, он понял, что в эти минуты решается судьба России и его собственная!
Шляхетство удалилось во внутренние залы; в аудиенц – зале осталась толпа гвардейских офицеров. Бог весть откуда приходили все новые и новые.
Среди представителей шляхетства Матюшкин сейчас же горячо стал отстаивать свой проект. Но не успел он докончить своих соображений, как послышались крики, шум. Это в аудиенц – зале кричали и бунтовали преображенцы, семеновцы, возбуждаемые Булгаковым, Бецким, Гурьевым и графом Матвеевым.
– Братцы! – кричал полупьяный Матвеев. – Выкинем за окно верховников, выломаем двери, разгоним шляхетство и провозгласим самодержавие Анны!
– Ура, ура! – раздались крики. – Ура, самодержица всероссийская Анна! Ура! Ура!
– Нечего рассуждать, – воскликнул князь Трубецкой. – Императрица сама знает, как полегчить народу.
– Ей надо вернуть то, что у нее отнято, – ее самодержавие, – сказал Кантемир.
– О, нет, – крикнул Юсупов, – мы не согласны!
– Не согласны! —
– Не согласны! – крикнул Матюшкин и немногие другие.
Но их голоса были покрыты криками остальных:
– Самодержавие! Самодержавие!
Двери распахнулись, и еще громче стали слышны неистовые крики гвардейцев. С обнаженным палашом в руке вбежал в залу заседания шляхетства Матвеев.
– Кончайте совещание! – крикнул он. – Офицеры возмущены! Провозглашайте самодержавие, иначе сами ангелы не спасут вас!
– Мы уже решили, – ответил Черкасский. – Да здравствует самодержица всероссийская!
– Челобитная готова, – произнес Кантемир, вынимая из кармана заготовленную ими челобитную о восстановлении самодержавия. – Подписывайте, господа представители шляхетства!
– Подписывайте, подписывайте, – повторяли Черкасский и Трубецкой.
Челобитная быстро покрывалась подписями.
– Бойсе! Как мы обмануты, – с отчаянием произнес Матюшкиы, обращаясь к Юсупову.
Юсупов весь дрожал, лицо его покрылось красными пятнами.
– Нас заманили в западню! Нас предали! Русь продали! – хрипло ответил он. – Кто же! Толпа преторианцев!
За столом императрицы царило тягостное молчание. Из аудиенц – залы доносились крики офицеров, но вот эти крики стали расти, увеличиваться, сливаться в один яростно – восторженный гул.
Императрица встала; за ней поднялись и другие.
– Надо выйти, – сказала она. – О чем они так кричат?..
Едва императрица вышла в залу, как воцарилась мгновенная тишина. Но не успела она подняться по ступеням трона, как поднялась целая буря голосов.
– Ура! Да здравствует самодержица всероссийская!
– Долой верховников! Мы не хотим, чтобы императрице предписывались законы!
– Finis, – тихо произнес Дмитрий Михайлович.
– Игра сыграна, – отозвался Василий Владимирович.
Обнаженные палаши сверкали в воздухе. Несколько офицеров упали на колени у ступеней трона и, поднимая кверху шпаги, кричали:
– Мы твои рабы! Мы готовы отдать тебе жизнь! Повели, и мы бросим к твоим ногам головы твоих злодеев!
Семен Андреевич Салтыков приблизился к трону и, сделав шпагой на караул, громко воскликнул:
– От лица твоей верной гвардии, всемилостивейшая государыня, приветствую тебя самодержавнейшей императрицей всероссийской, как были твои предки.
Его слова были снова покрыты криками» ура».
В это время в аудиенц – залу входили представители шляхетства во главе с фельдмаршалом Трубецким. Непосредственно за ним шел Кантемир. Настало молчание.
– Дозвольте, ваше величество, – начал Трубецкой, – прочесть единодушно выраженные сейчас желания шляхетства и генералитета.
– Мы ждем, – ответила императрица.
Как приговоренные к смерти, слушали верховники роковые слова:
– «…для того, в знак нашего благодарства, всеподданнейше приносим и всепокорно просим всемилостивейше принять самодержавство таково, каково ваши славные и достохвальные предки имели, а присланные к вашему императорскому величеству от Верховного совета пункты уничтожить…»
Еще когда подписывали челобитную, князь Черкасский распорядился послать за Степановым, чтобы он немедленно приехал во дворец и привез кондиции. Чтение продолжалось, но главное было уже сказано.
Императрица встала и громко произнесла:
– Мое постоянное намерение было управлять моими подданными мирно и справедливо, но так как я подписала известные пункты, то должна знать, согласны ли члены Верховного совета, чтобы я приняла предлагаемое мне моим народом?
Последние слова были явной насмешкой. Она спрашивала согласия нескольких человек на принятие того, что предлагал ей, по ее словам, весь народ!
Верховники молча наклонили головы.
В это время Степанов передал Дмитрию Михайловичу привезенные им кондиции, сказав, что ему, именем императрицы, было приказано посланным от Черкасского доставить их во дворец,
Бережно, с благоговением взял Дмитрий Михайлович в руки этот документ, хранивший все его надежды, и, медленным, торжественным шагом поднявшись на ступени трона, низко опустив голову, подал императрице кондиции.
Анна не могла совладать с собой и резким, хищным движением вырвала из рук князя, как драгоценную добычу, заветный документ.
Зимний день кончался. Но ясный свет зимнего яркого солнца, погасая, заменялся другим – странным, красным, зловещим светом.
В большие окна кремлевского дворца врывался этот свет, сперва нежно – розовый, потом светло – красный и наконец кроваво – пурпуровый.
Обитые красным сукном ступени трона под этим светом блестели, переливались оттенками и казались кровавым водопадом. Золотые орлы на балдахине были словно залиты кровью, золотые ручки кресла, темные от тени балдахина, приобрели цвет запекщейся крови.
Кровавое сияние лежало на полу.
Присутствующие с изумлением глядели в окна. Все небо от запада до севера казалось залитым кровью. На лицах лежал странный оттенок. Солнце зашло, но в аудиенц – зале было светло. Словно вся комната представляла собой красный фонарь.
Темным пятном выделялось траурное платье Анны, но кровавыми огнями играла на ее голове золотая корона.
Анна медленно развернула лист и в глубокой тишине, протянув вперед руки и подняв их, резким движением разорвала кондиции сверху почти донизу, с угла на угол, слева направо.
